Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте» - Эдуард Тополь

И вот от этого чувства вины, что ли, я вдруг двинулась с места и поползла за этой гребаной трубкой. Как ящерица, ага. Но – тихонько, медленно. А люди все равно шипят: «Ты куда, блин? Убьют, дура! Лежи!» По-всякому оскорбляли. Потом эта Света-шахидка рядом остановилась – в одной руке пистолет, в другой граната. Тут я просто замерла, как будто меня убили. Даже не дышу. Но в этот момент, слава Богу, Бараев крикнул со сцены: «Ладно, вставайте! Будете знать, как мы в Чечне живем!» Ну, все зашевелились, задвигались, и эта Света – вижу по ее ботинкам – вперед ушла. Я – цап эту телефонную трубку и назад ползком.

Только трубка оказалась мертвая, в ней тоже батарейка села. Леша от досады чуть ее пополам не переломил.

Галина Делятицкая:

Чтобы дети поменьше слышали разговоры взрослых о расстреле, смерти, я стала рассказывать им всякие смешные истории. Как я была со своим коллективом на гастролях и ночь провела в туалете. Их это очень рассмешило, и после этого пошла цепная реакция – каждый начал рассказывать смешные истории, у них даже наступал момент расслабления, пропадал страх. Они даже говорили: «Смотрите, какие боевики хорошие – шоколадки нам дают, воду». И хотели по-человечески с боевиками поговорить, спрашивали их о чем-то простом…

А по отношению к нам, педагогам, дети вели себя просто удивительно – старались нас накормить, напоить. Говорили: «Галина Амановна, вы наверное, очень устали. Вот, полежите как-нибудь, отдохните». Но были моменты, когда и плакали. Там же страх специально нагнетался. Терпишь, терпишь, а потом… Смотрю: у Кристинки слезки потекли. Я ее руку взяла, стала по головке гладить. А она плакала, но не в голос, не сильно, а вот как щеночек скулит. Я спросила: «Что? У тебя болит что-то? Ты себя плохо чувствуешь?» Она говорит: «Нет, я просто домой хочу…»

Но когда кто-то из заложников сказал Аслану: «Ну как же вы можете детей тут держать? А если действительно будет взрыв?» – тот ответил спокойно: «А как ваши собрали в нашем селе 28 детей и сожгли в школе?»

Зинаида Окунь:

Рядом со мной сидели две девочки-школьницы. Одна была маленькая, худенькая и похожа на Сашу, дочку Светланы Губаревой, которая перед нами сидела. Вторая, правда, была покрепче. Они в первый вечер очень расстроились, спрашивали: «Как вы думаете – они нас к утру отпустят? Ой, а мы на первый урок успеем?» Я говорю: «Девочки, дорогие мои, вы уж на такое не рассчитывайте. Это не будет скоро». И худенькая начала плакать. У нее дома телефона нет, и она маме не могла сообщить. Потом, когда велели иностранцам выйти, они стали говорить: «А вот мы родились в Киеве. Они нас, как вы думаете, за иностранцев сочтут или не сочтут?» Я говорю: «Вы попробуйте, попытка не пытка».

А Губарева и этот Сэнди, американец, – они очень беспокоились о своей девочке, всеми силами старались ее на волю отправить. И мы всеми силами желали этого – настолько она была какая-то худенькая, беззащитная. Помню, они ей все время говорили: «Иди, Саша, на выход с этими детьми» или «Иди с иностранцами». Она шла, но почему-то чеченцы все время назад ее возвращали.

И Сэнди, как мне казалось, очень нервничал, что они попали в такую ситуацию. Помню, он эту Сашу все время к себе прислонял и гладил, гладил. Это было очень трогательно…

Светлана Губарева:

После того, как мне не удалось Сашу выпихнуть из зала, я разревелась. Саша и Сэнди меня обняли, успокоили.

30 июня 2002 г., 12.32

Привет, Персики!

Как поживаете?

Я очень рад, что ты хочешь направить всю свою энергию на Сашу и на меня. Конечно, ты можешь быть только женой и домохозяйкой. Но и работа с недвижимостью не будет тебе в тягость, к тому же в этом бизнесе ты будешь встречать своих земляков. У меня снимает квартиру студентка из Монголии, ей 25 лет, и она немножко говорить по-русски. Два года назад у меня квартировал молодой парень с Украины. А семь месяцев назад я встретил на почте одну леди, мы стояли с ней в очереди, я что-то сказал, а она ответила с русским акцентом. Мы разговорились. Оказалось, что она счастливо замужем за специалистом из нефтяной промышленности и работает в банке.

Я пытаюсь сказать, что ты встретишь русских и в Оклахоме. Когда мы были вмеcте в Москве, я заметил, что тебе нравится, как легко я общаюсь с людьми. Я прав?

Мне тоже нравится, как ты умеешь рассмешить людей, и на меня произвели впечатление многие строки твоих писем. С твоим чувством юмора ты очень быстро обзаведешься здесь друзьями. Поэтому не переживай, расслабься, все будет хорошо. Мы будем очень счастливы.

Я люблю тебя,

Сэнди.

30 июня 2002 г., 20.42

Дорогой Сэнди!

Мы обязательно будем счастливы, если каждый из нас будет терпелив и мы будем стараться понять друг друга. Но эту мысль мы обсудим позже. А сейчас я волнуюсь о медосмотре. Вдруг врачи скажут, что я слишком старая и больная женщина для Сэнди???

Мы с Сашей планировали отдых на природе, но помешала плохая погода, и мы сидим дома. Скоро Саша уедет погостить к моей сестре, и я буду всю неделю скучать без нее.

Как ты? Много ли у тебя проблем с твоими роботами на «Дженерал моторс»? И когда ты сделаешь фотографию нашего Ковчега?

Я скучаю без тебя очень очень очень очень…

Персик.

1 июля 2002 г., 21.15

Мой Персик!

Не беспокойся насчет медосмотра. Врачи, я уверен, скажут, что ты годишься для Сэнди, что Сэнди нужна такая женщина и что ты – просто то, что доктор прописал!

Извини, что не написал тебе вчера вечером. Я работал до ночи в доме, который реконструирую с апреля. Не думаю, что ты представляешь, в чем состоит мой бизнес. Но ты поймешь со временем. В Америке «недвижимость» – это большая отрасль промышленности, и есть масса возможностей делать в ней деньги. Я задешево покупаю ветхие дома, ремонтирую их, а затем продаю или сдаю в аренду. Например, ветхий дом стоит в среднем 30 тысяч долларов. Стоимость моего ремонта пять тысяч долларов. Итого тридцать пять тысяч, которые я беру у банка в долг и помесячно выплачиваю ему триста пятьдесят долларов. А сдаю этот дом в аренду за пятьсот долларов в месяц. Таким образом, мой доход – сто пятьдесят ежемесячно до конца моей жизни! И если у тебя таких домов несколько, а со временем эти арендные платы погашают банковский заем, то дома становятся полностью твоими!

И все счастливы! Банк имеет проценты с займа. Я ежемесячно имею неплохой доход. И жильцы имеют недорогое жилье и хорошего хозяина, который содержит дома в отличном состоянии. У меня хорошая репутация, и люди доверяют моему слову.

Кроме того, через 3-5 лет я могу продать этот дом за сорок пять тысяч долларов и полететь в Казахстан на поиски персика моей мечты.

Сегодня утром у нас дождь и холодно. Это хорошо. Я спал 8,5 часа.

Мне нравятся Сашины письма, и пусть она пишет почаще. Я уверен, что мы с ней будем хорошими друзьями.

Поскольку идет дождь, я останусь дома и приберу его наконец, чтобы сделать фотографии и послать тебе.

Твой американский друг, обожатель, любовник и воздыхатель,

Сэнди.

Оперативный штаб

Участники событий

Второй офицер «Альфы»:

От нас, специалистов, ждали реальных предложений: как освободить заложников и уничтожить террористов. Но решения не было. Его не было не только у нас, но, боюсь, его вообще не существовало.

Тем временем в «Меридиане» тренировки «Альфы» шли на случай «лобового» штурма при форс-мажорных обстоятельствах – а вдруг террористы начнут расстреливать заложников? Это помещение – аналог Театрального центра на Дубровке. И мы «отрабатывали» это здание – что где находится, входы, выходы, коридоры, подвалы… Нужно было «освоить» эти помещения, вжиться в них, запомнить каждый закоулок. Ибо при штурме некогда гадать, куда ведут те или иные двери, лестницы и коридоры. Все должно быть доведено до автоматизма.

При этом мы понимали, что «лобовой» штурм неприемлем. Но другого варианта просто не было. Да, у нас есть хорошие, эффективные спецсредства. Скажем, можно забросать зал слезоточивыми гранатами, но ведь до зала надо дойти…

Кремль (со слов анонимного источника):

А теперь выбросите из головы все, что я вам говорил о происках Семьи, об одиночестве президента в Кремле, его молитвах в Благовещенском соборе и прочее. Еще раз повторяю: это только слухи.

А на самом деле все было иначе.

В кабинете президента был установлен японский видеомагнитофон «Тошиба» с экраном 2x3 метра. На этом экране президенту демонстрировали пленку, только что отснятую в ДК на Дубровке британским журналистом Марком Франкетти, которую сотрудники ФСБ у него изъяли, едва он вышел из Театрального центра.

Демонстрировали пленку генералы ФСБ, они же давали пояснения: