Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е - Дарья Журкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во-вторых, этот выпуск «Музыкального ринга» запечатлел телевизионный дебют группы, которая впоследствии действительно завоюет широкую популярность и будет удерживать ее достаточно долго. Особую интригу создает появление еще неоперившейся Жанны Агузаровой, ее живая и трогательная сценическая органика.
В-третьих, судя по дискуссии, возникшей во время программы, и особенностям прозвучавших песен, это была очередная попытка предложить молодежи новую, всех устраивающую эстрадную музыку. Показательно, что попытка была предпринята сверху и стремилась быть управляемой. Музыка группы «Браво» понималась и выдвигалась в качестве приемлемой альтернативы взрывоопасному андеграундному року. Но обо всем по порядку.
По большому счету, в рассматриваемом выпуске «Музыкального ринга» действовало три главных героя: Алла Пугачева, Жанна Агузарова и зрители в студии. Манера поведения примадонны была весьма вызывающей. С одной стороны, она называла себя «старой больной женщиной», которая готовит себе смену в лице выступающей на сцене группы. С другой, резко осекла намек, что Агузарова может стать ее преемницей: «как она может стать второй, если я одна-единственная». В то же время она как могла защищала растерявшуюся солистку от неудобных вопросов, взяв дискуссию на себя.
Роль Пугачевой в драматургии программы была крайне важна, и неслучайно зрители в студии спрашивали о непростых взаимоотношениях действующей примадонны с восходящей звездой. Было очевидно, что как по вокальным данным, так и по складу темперамента Агузарова во многом схожа с Пугачевой и вполне может добиться столь же феноменального успеха. В случае с «Музыкальным рингом» ставки оказались очень высоки: Пугачева становится для начинающей группы проводником в мир большой эстрады.
Публика в студии, осознанно или нет, чувствовала всю драматичность момента и во многом была ее источником. Среди заданных вопросов были провокационные («Нет ли в выборе названия группы претенциозности, самоуверенности и заведомой уверенности в успехе?»); вопросы, пытающиеся выяснить личностные взаимоотношения между Пугачевой и Агузаровой, а также уточняющие, что такого особенного, помимо вокала, первая певица страны разглядела в Жанне Агузаровой. В какой-то момент прозвучал вопрос о том, не отнимает ли Пугачева шанс пробиться у других групп, оказывая столь мощную поддержку всего одному конкретному коллективу? Словом, публика безошибочно уловила главную интригу передачи, в какой-то момент переключившись с обсуждения музыки и представляемой группы на фигуру примадонны и ее покровительственную миссию. На тот момент (конец 1980‐х годов) подобная коллизия не имела аналогов на ТВ, была непредсказуема и увлекательна. В этом союзе и одновременно противостоянии Пугачевой и Агузаровой чувствовался особый нерв, который впоследствии будет поставлен на конвейер в системе «фабрикованных» звезд.
Несмотря на взрывоопасный авторитет Аллы Пугачевой, самым интересным героем программы, особенно при просмотре сегодня, оставалась Жанна Агузарова. Она вышла на сцену в длинной мешковатой юбке, перетянутой широким красным поясом. Худощавая, с ахматовским профилем – с виду несуразная, но удивительно притягательная. Как только начинала звучать музыка, она мгновенно преображалась – становилось сразу ясно, что музыка – это ее стихия. В быстрых композициях она двигалась очень необычно, как Петрушка, с полусогнутой спиной, болтая руками-«веревками» в разные стороны. В более лирических композициях она продолжала покачиваться из стороны в сторону, так и не разгибая спины. Вокальные данные певицы были поразительными233.
Однако бешеная, зажигательная энергетика солистки исчезала, как только наступал момент дискуссии. Из напористого дьяволенка Агузарова вдруг превращалась в не выучившую урок школьницу. В музыке певица раскрывалась, не стеснялась быть дерзкой и озорной, а в общении со зрителями сразу зажималась, ощущая свою беспомощность. Музыка позволяла Агузаровой хотя бы отчасти выплеснуть свой темперамент, ее зашкаливающая энергетика была оправдана целью воздействия на публику. Но ее личности было явно тесно в режиме словесной беседы, где требуется самообладание и выдержка. Присутствие публики Агузарову, с одной стороны, заводило, а с другой стороны – ограничивало, напоминало о нормах приличия.
В своем поведении певица воплощала сразу два противоположных типажа: решительного, активного, склонного к приключениям и вечно сомневающегося героя и человека, неуверенного в себе. По большому счету, Агузарова выглядела своеобразным enfant terrible – взрослым ребенком, со строптивым нравом, доставляющим всем массу хлопот, но в то же время притягивающим своим неординарным дарованием. Спустя годы певица так и не смогла по-настоящему перерасти этот образ. Да, за ней закрепился негласный титул королевы эпатажа, но королева оказалась без королевства, заняв свое место в рядах многочисленных фриков девяностых годов.
Практически все песни, которые прозвучали в первом телевизионном эфире группы «Браво», впоследствии стали хитами. Аудитория в студии сразу прочувствовала их корни – танцевальные жанры 60‐х годов, прежде всего твист и рок-н-ролл. Старшее поколение с удивлением услышало давно забытые ритмы, а молодое стало благодарить группу за свежую струю в современной эстрадной музыке. Вместе с этим старшими зрителями группе был предъявлен счет по поводу нехватки духовно-нравственного смысла в текстах песен234. В частности, это вылилось в жаркую кулуарную дискуссию – может ли музыка для молодежи быть исключительно развлекательной, не отягощенной высокими идеями? На что Алла Пугачева ответила, что да, может, если она сделана и исполнена профессионально.
Здесь мы наблюдаем принципиальную смену парадигм: переход от музыки, условно говоря, эстрадной к популярной; переход, во многом заданный социальным контекстом. Если для всей предыдущей советской эстрады было важно, чтобы помимо развлечения в песне присутствовало определенное идейно-нравственное содержание, то в новых реалиях расслабление и удовольствие становятся самодостаточными категориями.
Тексты таких песен, как «Кошки», «Голубоглазый мальчик», «Марсианка», сложно воспринимать отдельно от музыки, как некое самодостаточное поэтическое высказывание. Они замысловаты и бессмысленны одновременно; символичны, но несерьезны; схватывают некую эмоцию, но не претендуют на глубину. В сущности, тексты песен «Браво», впрочем, как и их музыка, попадают в нишу между традиционной советской эстрадой и запрещаемым на тот момент роком. Слова этих песен, с одной стороны, метафоричны и иносказательны (что приветствуется в роке), но, в отличие от протестного рока, они беззаботно-безобидны. То же самое касается и музыки. В ней есть задиристость, бравада и терпкость звучания, но все отсылки происходят по отношению к хорошо знакомым жанрам.
Тот факт, что подобную конформистскую и одновременно яркую, имеющую собственный стиль группу выводит на советскую эстраду ее примадонна, свидетельствует о проведении определенной политики. Следуя принципу «Если процесс нельзя остановить,
