Мировой кризис - Уинстон Черчилль

Условия Брест-Литовского мира делали совершенно ясным, что блокада центральных держав, осуществлявшаяся с помощью столь огромных морских сил, в значительной степени была прорвана. Россия очутилась в распоряжении немцев. Мы видели, что отныне германские армии, столь усилившиеся на западном фронте, и стоявшее за ними гражданское население неприятельских стран смогут пользоваться житницами Украины и Сибири, нефтью Каспийского побережья и всеми вообще ресурсами огромной страны. В первые месяцы 1918 г. Германия в сущности достигла больше того, чем сколько она могла выиграть два года тому назад, до того как Фалькенгайн не обломал столь неосторожно своих зубов о Верденские твердыни. В какой степени и насколько быстро дадут себя чувствовать все эти последствия, сказать было трудно; но из дополнительных соглашений Германии с Украиной было ясно, что немцы намереваются оккупировать эту страну и извлечь из нее максимальное количество запасов. В это время никто не ждал быстрого окончания войны, и по-видимому нельзя было сомневаться в том, что немцы и австрийцы располагают достаточным временем и силами, чтобы неопределенно долго существовать за счет склонившейся перед ними гигантской империи. Немцы уже перевозили с русского фронта на западный 70 дивизий, составлявших более одного миллиона человек, 3 тысячи орудий и соответствующее военное снаряжение. Австрийцы также подкрепили свой итальянский фронт и непрерывным потоком посылали новые подкрепления на запад. Французская армия едва оправилась от мятежей 1917 г., а британская армия, стараясь облегчить положение французов и дать им передышку, истекала кровью после бесконечных наступлений по всему фронту от Арраса до Пашенделе. Таково было положение после краха в России. Вскоре начались величайшие битвы всей кампании, и ситуация стала еще более грозной. Даже в конце 1917 года, для того чтобы выиграть войну, союзникам было чрезвычайно важно снова создать восточный фронт против Германии и не пропустить русские припасы в центральные державы. Поэтому 23 декабря военные представители Верховного союзного совета постановили, что все национальные войска в России, решившие продолжать войну, должны поддерживаться всеми средствами, какие только имеются в нашем распоряжении. В Сибири один из союзников мог действовать, преимущественно перед всеми прочими, чрезвычайно быстро и энергично. Япония была расположена поблизости, располагала сильными и свежими силами, была вполне готова к выступлению и непосредственно заинтересована в нем. Но против ее выступления выдвигались веские аргументы. Если бы Япония выступила против России, то большевики, при поддержке русского народа, могли бы заключить прямой союз с Германией против союзников. Японцы были не прочь выступить и обнаруживали готовность взять под свой контроль значительную часть сибирской магистрали, но говорили, что участие в этой экспедиции американцев будет встречено в Японии недоброжелательно. 31 декабря британское правительство вступило в переговоры по этому вопросу с президентом Вильсоном. Соединенные Штаты высказались как против индивидуальной интервенции Японии, так и против совместной интервенции Америки и Японии. Японцев оскорбило такое отношение, которое на первых порах чувствовало себя обязанным разделять британское правительство. Японцы считали, что им нужно поручить все решительно интервенционистские выступления во Владивостоке, на которые изъявят согласие союзные державы, ибо укрепление враждебного германского влияния на берегах Тихого океана было бы непосредственной угрозой Японии. В конце января британское правительство, при поддержке французского, решило предложить Японии действовать в качестве уполномоченного союзных держав. Президент Вильсон по-прежнему противился всякой интервенции и в особенности индивидуальному выступлению Японии. С другой стороны, японцы требовали, чтобы в том случае, если Япония будет уполномочена на выступление державами, она получала от Америки помощь деньгами и военным снаряжением.

Брест-Литовский мир, последовавший вслед за натиском Людендорфа на западном фронте, и критическое положение, создавшееся в связи с этим, заставили обоих смертельно борющихся союзников усилить свои просьбы. Но президент Вильсон оказался непреклонным. В течение четырех драгоценных месяцев Япония и Америка продолжали спорить, и либо та, либо другая по очереди возражали против всякого варианта, выдвигаемого французами и англичанами. Тем не менее страшная борьба во Франции и Бельгии и все усиливавшаяся эксплуатация России Германией являлись аргументами, против которых ничего нельзя было возразить. Вскоре союзники получили поддержку оттуда, откуда они менее всего ее ожидали. С поразительной энергией создавалась Красная армия для защиты революции в России. 26 марта Троцкий сообщил Локкарту, нашему представителю в Москве, что он не возражает против вступления в Россию японских сил для противодействия германскому натиску, если только в этом выступлении будут участвовать другие союзники и дадут со своей стороны некоторые гарантии. Он просил, чтобы Великобритания назначила британскую морскую комиссию для реорганизации русского черноморского флота и выделила британского офицера для контроля над русскими железными дорогами. Как говорили, даже Ленин не возражал против иностранного вмешательства, имеющего целью борьбу с немцами, если союзники дадут гарантии, что они не будут вмешиваться во внутренние дела России. Англичане приложили все усилия, чтобы получить формальное приглашение от большевистских вождей. Оно было особенно важно потому, что таким путем удалось бы преодолеть нерасположение к интервенции со стороны США. По всей вероятности, большевики только маневрировали, чтобы до некоторой степени получить для своего режима санкцию иностранных держав и одурачить и внутренне расколоть патриотов, подымавших оружие против них. Чтобы окончательно разрешить вопрос и привести пять главнейших союзников к практическому соглашению, требовалось нечто иное. Этот новый фактор вскоре явился.

В России вдруг обозначилась иностранная сила, единственная в своем роде по характеру и происхождению. После объявления войны многие чехо-словаки, проживавшие в России, поступили добровольцами в русскую армию. Отряд чехо-словацких военнопленных записался в сербскую добровольческую дивизию на Добрудже. Кроме того чехо-словаки в больших количествах дезертировали из австрийской армии и присоединялись к своим соплеменникам, сражавшимся в рядах русской армии, еще в первые месяцы войны и в особенности после победы Брусилова на реке Стырь в 1916 г. Люди эти находились под руководством почтенного профессора Масарика, который бежал из Австрии и в 1914, 1915 и 1916 гг. проживал в Лондоне на положении беженца. Проф. Масарик не только поддерживал идею чешской национальности, но и стремился к созданию значительного чехо-словацкого государства. Узы между ним и чешскими добровольцами покоились исключительно на разуме и чувстве, но благодаря своей высокой моральной выдержке люди эти превозмогли все страдания этого исключительного времени. Чешские солдаты, отрезанные от своей родины и семейств огромными расстояниями, войной, бесконечным хаосом и, наконец, преступлениями, формально совершенными ими против австрийского правительства, прекрасно понимали свои национальные интересы и все значение союзнической борьбы и ни в какой степени не поддавались влиянию местных русских элементов. Царское правительство включило чехо-словаков в русскую армию и дало им самостоятельную военную организацию, но не совсем доверяло лояльности этих иностранцев, отвергших власть своего законного повелителя. Как только началась русская революция, проф. Масарик отправился в Россию, добился объединения всех чехо-словацких боевых единиц в один отряд и дал им национальное красно-белое чешское знамя. Благодаря его хлопотам в Париже, отряд был признан частью союзной армии. С момента заключения Брест-Литовского мира отряды эти, полностью сохранившие свое вооружение, предоставили себя в распоряжение союзников для дальнейшего ведения войны. Отличаясь конечно гораздо большей численностью и некоторыми своеобразными особенностями, они походили на шотландских стрелков Людовика XI, ирландскую Сарсфильдскую бригаду и швейцарскую гвардию Людовика XVI. Подобно всем этим войскам, они жили совершенно самостоятельной жизнью, отрезанные от родины и родного им быта, окруженные чужим народом, чувства которого их не трогали и привычки которого их не привлекали. Но, в противоположность своим предшественникам, они были связаны с великим мировым делом, от которого они ни на йоту не отклонялись. Они совместно изучали ход военных операций, постоянно занимались гимнастическими упражнениями и отличались ярким сознанием интересов своей группы. Это помогло им выдержать все невзгоды и среди развалин русской империи остаться