Не просто букашки - Михаил Козлов

Химических веществ, предназначенных для борьбы со всеми видами животных и растений, приносящими вред человеку и его хозяйству, в настоящее время известно несколько десятков тысяч. Убедитесь сами: только в Северной Америке их было изобретено в 1960 году 7851, а в 1962 году—9444, а ведь в Европе, Азии и других регионах тоже не сидели сложа руки. Их общее всемирное название звучит на всех языках одинаково — пестициды.

Нельзя сказать, что изобретение пестицидов происходит легко, идет гладко как по маслу. Нет, это дело адски трудное и не всем по карману. Создание нового пестицида продолжается от 6 до 20 лет и обходится, например, в Северной Америке от 10 до 50 миллионов долларов, при этом просматривается и изучается от 1000 до 10 000 химических веществ, а вероятность достижения хороших результатов составляет один случай из 20 000. Недаром стоимости ядохимикатов достигает 20 процентов себестоимости продукции сельского хозяйства.

Рекламные журналы, зависящие от крупных химических объединении типа Дюпон де Немур в США, «Байер» в ФРГ, «Глиги-Баль» в Швейцарии, из кожи вон лезут, чтобы показать в розовых тонах пагубное действие новых ядов якобы для насекомых, а на самом деле…

Не будем забегать вперед. Сначала окинем взором масштабы мощи истребительной химии. В настоящее время в мире ежегодно применяется 3 миллиона тонн активных ядовитых веществ. В объеме мировой торговли они выражались в долларах: в 1970 году—10 миллиардов, а в 1986 году — уже 18 миллиардов.

Мы с вами наши трудовые рубли выкладываем за пестициды химическим магнатам Запада вот в каких размерах: в 1985 году—170 миллионов, в 1986 году — 300 миллионов, в 1987 году — 500 миллионов рублей в валюте.

Если в мире в 1986 году на одного человека приходилось около 0,4 килограмма пестицидов, то в нашей стране этот показатель составил 1,4 килограмма, а к 1990 году он должен был увеличиться вдвое. Склады ломятся от ядов. Их вносят в почву, рассеивают через опрыскиватели. Пестицидный дождь сеют с самолетов, пестицидный туман стелется над землей.

А каковы же результаты? Может быть, наш стол ломится от изобилия продуктов? Может быть, насекомые-нахлебники отступились от нашего общего котла благополучия? Посмотрим правде в глаза. Потери от вредителей с 40-х до 80-х годов нынешнего столетия возросли, например, в США, где считать умеют, с 7,1 до 13 процентов, а общие потери урожая — с 31,4 до 37 процентов. И все это произошло несмотря на более чем 10-кратный рост применения химических средств защиты урожая. Можно, конечно, отмахнуться, сказав, что такое происходит только у них при их «загнивающем» строе. Но вот ведь конфуз: то же самое наблюдается и в других странах, в том числе и у нас.

Вывод: затрачиваются огромные трудовые и финансовые ресурсы на создание и применение пестицидов против насекомых, а потери урожая от вредителей не сводятся к нулю, а наоборот, склонны к увеличению. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

Что же это такое? Отчего так происходит? Почему же с пестицидами наделала синица славы, а моря не зажгла? Попробуем разобраться. Начнем с того, что ядохимикаты в большинстве случаев бросают на ветер в буквальном смысле слова. Из них примерно 90 (а часто и больше) процентов не достигают тех, на кого они рассчитаны. Плюс к этому 35–50 процентов пестицидов распыляются и разбрызгиваются без реальной необходимости, просто так, на авось или на всякий случай. Известно, за плохой урожай по головке не гладят.

Разумеется, злые яды действуют на насекомых. Вот капустное поле, где орудует банда из 50 видов насекомых — любителей этой овощной культуры. На головы вредителей капусты выливается масса яда, без учета, что 50 видами — потребителями капусты — питаются около 500 видов хищных и паразитических насекомых, не дающих вредителям плодиться до опасных пределов. Яд с одинаковой силой губит как вредных, так и полезных членистоногих. Переходя к общей обстановке, следует сказать, что в любых возделываемых землях подавляемые организмы, или, как говорят, мишени (вредные членистоногие, сорняки, грибки и другие) составляют до двух процентов от общего числа видов, тогда как число полезных нам видов достигает 60–70 процентов.

Яды-пули, выпущенные в цель, попутно поражают все другие живые организмы, но они не гарантируют поля от повторных вспышек размножения вредителей. Обычно после их применения происходит возрождение вредных членистоногих. Здесь дело в том, что, благодаря или наследственной устойчивости, или случайному избеганию яда, сохраняется небольшая часть насекомых-вегетарианцев, которая, бешено размножаясь, восстанавливает прежний уровень численности населения, возрождаясь, словно Феникс из пепла. И уж тогда ущерб от них из-за отсутствия их естественных врагов, сдерживавших рост их численности, возрастает во много раз. Вот пример из практики. В 50-х годах XX века хотели вырастить побольше лимона. Мешали вредители-червецы. И ничтоже сумняшеся пустили в ход яд против главного врага лимонного деревца — лимонного червеца. А червец, вот стервец, после того, как ДДТ смело его хищников и паразитов, сам съел запланированный урожай. Таким образом, насекомое, против которого была развязана химическая война, на первое время исчезает, но оно не проваливается сквозь землю, а со временем появляется в еще больших количествах, чем было до применения пестицидов.

Но это цветочки. Оказывается, погубив одних вредителей, пестициды «взращивают» других, новых наших врагов из числа безвредных видов. Так, до применения химических средств многие паутинные клещики не высовывались, словно жили по заповеди «не вреди». Ныне, в эпоху пестицидомании, они не только не зашевелились, но и показали, что в природе свято место пусто не бывает. Клещики — прежние тихони и тайные сосуны соков растений — настолько активизировались, что стали опасными вредителями. Значит, оружие, используемое против одних недугов, неожиданно порождает других: безобидные в прошлом членистоногие становятся новым бичом растений.

Но беда, как всегда, никогда не приходит одна. Пестициды уничтожают опылителей представителей зеленого мира — пчел, шмелей, ос, мух-журчалок и других шестиногих тружеников. А это страшно, ибо приблизительно 80 процентов всех цветковых растений опыляется насекомыми, в свою очередь более 20 процентов всех видов шестиногих сами являются опылителями. Если нет опылителей, не происходит нормального возобновления цветковых растений, не завязываются плоды и семена, что в итоге обрекает на голодное существование или смерть те живые существа, которые питаются урожаем этих растений.

Между прочим, химическая война против вредителей сказывается и на нашем с вами благополучии. В нашей стране потери в сельском хозяйстве от отравления пчел, шмелей и других естественных опылителей ежегодно составляют около двух миллиардов рублей. Для сравнения: в США этот показатель колеблется от 0,5 до 4 миллиардов долларов в год.

Между тем нежелательные для нас насекомые продолжают вызывать на себя ядовитый шквал еще тем, что они становятся менее чувствительными или устойчивыми к ядам. Покажем сказанное на примерах. Сначала от ДДТ комнатные мухи подыхали поголовно, но в 1946 году они начали проявлять признаки невосприимчивости к этому яду. Теперь же их чувствительность к нему снизилась более чем в 10 раз, а некоторые особи дожили до того, что дозы, в 200 раз превышающие обычную, ранее для них смертельную, не причиняют им никакого вреда. Если к 1968 году устойчивость к пестицидам выработалась примерно у 120 видов членистоногих — вредителей сельскохозяйственных растений и переносчиков болезней, то к 1985 году способностью принимать яды без ущерба для их здоровья обладали уже 450 видов вредных членистоногих. Думают, что при сохранении современных темпов возникновения устойчивости к пестицидам все 2000 главных, наиболее опасных шестиногих вредителей выработают защитные реакции и станут не восприимчивыми к ядовитым веществам через 70–75 лет. Если же предусмотренная нагрузка ядов на вредных членистоногих увеличится вдвое к 2000 году, то всеобщая устойчивость вредителей к ядохимикатам может наступить к 2010–2015 годам. Перспективы, прямо скажем, удручающие.

В таких ситуациях, когда идет привыкание насекомых к ядам, чтобы держать вредителей в узде, приходится увеличивать количество применяемых ядовитых веществ или заменять старые пестициды новыми, к которым у насекомых в первое время нет устойчивости. Это приводит почти что к катастрофе, как, например, в США в хлопководстве, когда низкая эффективность и высокая стоимость применения ядохимикатов делают выращивание хлопка убыточным, и производители отказываются от дальнейшего их выращивания. Таким образом, возникает новый парадокс: химическое оружие, направленное против врага, делает его менее уязвимым или не восприимчивым к нему.

Если вредные членистоногие, привыкая, легко приспосабливаются к пестицидам, то живая природа под прессом химии терпит настоящее бедствие, о чем теперь не молчит и пресса. Возьмем почву — тончайший верхний слой Земли глубиной всего 30–50 сантиметров при диаметре земного шара свыше 12 тысяч километров и посмотрим, что творится там. Прежде всего отметим, что она на глазах нынешнего поколения людей превращается в склад ядохимикатов. Так, если в одной Молдавии почвы ныне содержат около 1000 тонн ДДТ, то сколько же этого яда на территории всей нашей страны? Если земли небольшого государства Швеции приютили около 3300 тонн ДДТ, то сколько же складировано его на планете Земля? Кстати, сейчас ни для кого не секрет, что ДДТ — довольно опасный яд для всего живого. А между тем он будет сохраняться в природе 30 и даже более лет, притом известных средств для его нейтрализации или ликвидации нет. Значит, в обозримом будущем все мы будем находиться под дамокловым мечом ДДТ.