Каникула (Дело о тайном обществе) - Артур Крупенин

– Если Господь дает нам нечто, то делает это неспроста. Значит, так надо. Так склоним же головы наши перед Промыслом Божьим. И вспомним слова Саула, из Книги Царств, что были обращены к ясновидице: «И сказал ей царь: не бойся; что ты видишь?»

После этого импровизированного благословения разговор снова вернулся к таинственным знакам на калитке.

– Падре, что вы думаете об изображении? Оно вам знакомо? Вам доводилось видеть что-то подобное в Толедо? – спросила Вероника.

– Нет, похожей калитки я не встречал, но если это и в самом деле иероглифы, то я знаю того, кто может нам помочь. Как вы смотрите на то, чтобы прокатиться в Мадрид?

Отложив очки, Командор принялся тереть веки. Ну что за странный человек был этот Дуарте! Все люди как люди, уже давно пользуются принтерами или на худой конец пишущими машинками, а этот чудак до самой смерти все писал от руки. И теперь приходится страница за страницей до рези в глазах всматриваться в его каракули – вдруг встретится хоть какое-то упоминание о том, где могут быть спрятаны святыни.

Этот хитрый черт Хави в общих чертах рассказал, как выглядит карта, но так и не признался, где он ее прячет. Когда люди Командора проникли в квартиру ученого и по его приказу завладели рукописью, казалось, что цель уже совсем близко, но не тут-то было. Никакой карты или иной информации о кладе в книге не оказалось и в помине – сплошные фантазии о том, что тамплиеры де владели тайными знаниями египетских жрецов. Кому это интересно?

Оставалась надежда на то, что карта отыщется в России, но и она не оправдалась. Вспомнив о том, что случилось в Москве, Командор сложил ладони у груди и, склонив голову, принялся молиться, убаюкивая свою совесть цитатой из святого Бернара о том, что если тамплиер убивает злочинца, то становится не человекоубийцей, а уничтожителем зла.

Несмотря на то что записки Дуарте уже были зачитаны им до дыр, Командор в какой-то маниакальной надежде на чудо день за днем снова и снова пересматривал рукопись. Может, он упустил какой-то потаенный смысл? Или не уловил скрытый намек на то, где спрятана эта проклятая карта?

Глава 24

Папиролог

Поезд уже подходил к Мадриду, а отец Бальбоа все еще сомневался в том, что поступает правильно, прибегая к помощи не совсем обычных способностей сеньора Стольцева. На ум священнику пришли строчки из Левита: «И если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы блудно ходить вслед их, то Я обращу лице Мое на ту душу и истреблю ее…»

Громкоговоритель объявил о прибытии в столицу. Священник решительно отбросил прочь сомнения – отступать было уже поздно.

Выйдя из здания вокзала, они взяли такси. По дороге Бальбоа объяснил, что Диего Медина, специалист, к которому им предстоит обратиться за помощью, не относится к числу классических египтологов, каким был покойный Дуарте, а занимается папирологией. Тем не менее он способен читать иероглифы и любезно согласился дать консультацию по этой части.

Священник, сидевший на переднем сиденье, направил прохладную струю кондиционированного воздуха себе в лицо и со смешанным выражением любопытства и брезгливости принялся разглядывать бесконечную толчею на раскаленных зноем улицах столицы.

Диего Медина оказался низкорослым и круглым как шар. Его жилище не оставляло ровным счетом никаких сомнений насчет профессиональной принадлежности хозяина и смахивало на музей папируса. Аккуратно расставленные вдоль стен стеллажи и любовно обрамленные в багет стеклянные витрины пестрели бесчисленными свитками. Для пущего сходства с запасниками Прадо не хватало только пояснительных табличек и бдительного вахтера. Впрочем, с ролью последнего сеньор Медина прекрасно справился и сам, с порога строго наказав гостям ни к чему не прикасаться.

Заложив ладони за спину от греха подальше, Бальбоа, Вероника и Глеб с интересом осмотрели экспозицию, после чего устроились за колченогим столом, столь ветхим, что он, судя по виду, вполне мог оказаться ровесником экспонатов.

– Какая потрясающая коллекция! – с искренним восхищением сказал Глеб. – Особенно свитки в центральной витрине. Это ведь Papyri Graecae Magicae[29], если не ошибаюсь?

Взгляд хозяина из скучающего тут же стал внимательным.

– Да, вы совершенно правы. Это действительно ритуальные тексты древнегреческих колонистов, найденные в Египте. Датируются третьим веком нашей эры. А вы, стало быть, тоже занимаетесь папирологией?

– Сеньор Стольцев – историк, археолог, – пояснил Бальбоа. – Специалист по Античности. И весьма именитый.

– Вот как? Мне очень приятно. И чем же папирусный червь вроде меня может помочь коллеге?

Глеб вытащил из кармана лист бумаги и развернул его на столе.

– Вы можете сказать, что здесь изображено?

Медина склонился над рисунком.

– Позвольте полюбопытствовать, а как это к вам попало?

– Зарисовал по памяти, как мог. Не судите строго, я, знаете ли, не Мурильо, – ответил Глеб.

Медина усмехнулся:

– Это я вижу.

– Так что это за пиктограммы? Один мой знакомый предположил, что речь идет об иероглифах.

Папиролог оторвал взгляд от рисунка:

– Знакомый вас не обманул. Так египтяне обозначали самую главную звезду небосвода.

– Солнце? – спросила Вероника.

– Нет, Сириус.

– Сириус? – почти одновременно переспросила троица и дружно переглянулась.

Медина обвел гостей настороженно-сочувственным взглядом – так смотрят на престарелых родственников, когда у тех начинают проявляться первые симптомы старческого маразма.

– Ну да, Сириус. А что вас, собственно, так удивляет?

– Э-э… так, пустяки, – на всякий случай солгала Вероника. – Всего лишь некоторые совпадения. А вы бы не могли рассказать об этих знаках подробнее?

– С удовольствием. Хочу только напомнить о том, что египетские иероглифы одновременно выполняют сразу несколько функций: они могут обозначать как отдельные звуки, так и целые слова, а также играть роль служебных слов.

– Думаю, нас в первую очередь интересует смысл. Давайте начнем со звезды.

– Да, вы абсолютно правы, это пятиконечная фигура уже сама по себе означает звезду вообще и Сириус в частности.

– Вот как? А для чего тогда служат остальные символы?

– Полагаю, для того, чтобы у читающего не возникло никаких сомнений по поводу того, какая именно звезда имелась в виду.

– Ну а вот эта фигура, похожая на заостренную пирамиду?

– Вот таким вытянутым треугольником во времена фараонов исконно обозначали шипы, колючки и любые другие острые предметы. Впрочем, мне доводилось сталкиваться и с куда более современными трактовками, не имеющими ровным счетом никакого отношения к Древнему Египту. Насколько я помню, в эзотерической литературе такую пиктограмму иногда называют обелиском, а наиболее впечатлительные оккультисты даже склонны видеть в ней фаллос и напрямую связывают с Осирисом.

– А сами египтяне такой аналогии не проводили? – уточнил Глеб.

– Насколько я знаю, нет.

– Хорошо. С этим ясно. А что означает полусфера?

Папиролог усмехнулся:

– А вы приглядитесь повнимательнее. Ничего не напоминает?

Гости с готовностью включились в игру и принялись рассуждать.

– Мне видится шляпа, – предположила Вероника.

– А мне – крыша, – возразил Глеб.

Бальбоа прищурился и, почесав подбородок, выдал собственную версию:

– Крыша? Пожалуй. Но не дома, а мира. Полагаю, речь идет о небе. Не так ли, сеньор Медина?

– Да будет вам! – едва сдерживая смех, сказал папиро-лог. – Неужели вы не видите, что это вылитая буханка хлеба?

Священник снова всмотрелся в иероглифы.

– По правде говоря, нет.

– И тем не менее, представьте, по большей части эту пиктограмму использовали именно для обозначения хлеба.

– А еще для чего?

– А еще, например, в качестве краткой формы слова «отец».

Бальбоа оживился:

– Ну вот, видите? Значит, я не зря упомянул про небо. Может, это «отец небесный»?

Медина покачал головой:

– Боюсь, сами египтяне были бы нимало удивлены, услышь они такой перевод.

– А вы в курсе, какова эзотерическая трактовка этого знака? – спросил Глеб.

– Да, то, что вам представлялось шляпкой или крышей, тайные доктрины традиционно связывают с Изидой и ее… э-э… лоном.

– Любопытно. Вы можете сказать об этом иероглифе что-нибудь еще?

– Строго говоря, правильнее трактовать не разрозненные элементы, а всю надпись целиком. Таким образом, речь идет о Сотис – так называли самую яркую звезду небосвода сами египтяне и традиционно ассоциировали ее с Изидой.

Глеб на мгновение задумался.

– Сеньор Медина, вам ведь не хуже меня известно, что греки и римляне частенько заимствовали чужеземных богов? И что храмы, посвященные Изиде, были не только в Афинах и в Риме, но по всему Средиземноморью. В этой связи мне вспомнился один пассаж из Плутарха, где сказано, что греки называют душу Изиды «собакой», то есть kvcqv. Но ведь именно так они называли и Сириус. А существует ли, в свою очередь, какая-то связь между Изидой и собакой?