Финита ля комедиа - Ирина Мельникова

Алексей отдернул драпировки, заслонявшие вход в альков, и едва сдержался, чтобы не отшатнуться. Хотя за последние дни ему пришлось Повидать немало крови, увиденное основательно потрясло его. Он выругался сквозь зубы, а Стаканов, который последовал за ним, вскрикнул и, перекрестившись, забормотал за его спиной молитву срывающимся от страха голосом.

Алексей повернулся к нему:

— Немедленно пошлите лакея в сыскную полицию.

Я передам записку Тартищеву.

Стаканов с готовностью выскочил из номера. Вместо него вошел Олябьев, который занимался отправкой Зараева в больницу, и озадаченно покачал головой.

— Опять бойня? И опять актриса?

— Кажется, это уже не просто совпадение, — пробормотал Алексей. — Я отправил за Тартищевым. Думаю, без него здесь не обойтись.

— Правильно сделал, — одобрил его Олябьев, — но дело и впрямь пахнет керосином, и прежде всего для Федора Михайловича. — Он обвел взглядом кровавое побоище и вздохнул. — Приступим к осмотру?

— Приступим, — вздохнул в ответ Алексей.

Он подошел к ночному столику, на котором лежали очки в золотой оправе, золотые часы с массивной цепью и портмоне, и внимательно осмотрел их. Затем перевел взгляд на умывальник. Таз был полон мыльной воды, окрашенной кровью, а на крючке висело еще влажное полотенце, тоже все в кровавых пятнах. На полу валялись залитые кровью пиджак, брюки и теплые кальсоны.

Сам убитый лежал навзничь на простынях, едва прикрытый одеялом. Кроме золотой цепочки с крестиком, на нем больше ничего не было. Это оказался крепкий мужчина с заметным брюшком и жилистыми ногами.

Руки у него были раскинуты в разные стороны, короткие волосатые пальцы сжаты в кулаки. Голова закинута назад, отчего небольшая борода с заметной проседью встала торчком. А на шее виднелась широкая и глубокая рана, нанесенная или острым ножом, или, вернее всего, той самой бритвой, которая лежала неподалеку от Сергея Зараева.

Все лицо у убитого было сильно изрезано, повреждены нос, щеки, губы… Сплошное кровавое месиво, а не лицо. И лишь по обширной лысине, седине в волосах и бороде можно было определить, что убитому около пятидесяти или немного больше.

По другую сторону кровати на полу лежала убитая женщина. Она также была полностью обнажена, но помимо лица у нее были изрезаны грудь и живот, а на шее были нанесены две раны, словно убийца подстраховывал себя. Будто после первой жуткой раны, располосовавшей даже трахею, она могла выжить. Лицо женщины было изуродовано с еще большей жестокостью, чем лицо мужчины. Убийца отрезал ей уши и нос и затолкал их в портмоне, которое лежало на столике.

Поэтому Алексей едва не отбросил от себя кошелек, когда открыл его, чтобы проверить, имеются ли в нем документы или визитные карточки. Но ничего подобного там не оказалось, к тому же не удалось обнаружить ни записной книжки, ни каких-то других бумаг — писем или записок, которые помогли бы установить личность убитого. Правда, на его белье и носовом платке Алексей обнаружил вышитую букву К, а на подкладке пальто — личный знак известного Североеланского портного Васечкина, который обшивал местную знать, в том числе и губернаторскую семью…

У женщины, так же как и у мужчины, не удалось найти никаких документов. Поэтому оставалось верить на слово коридорному, который утверждал, что, она актриса местного театра Раиса Каневская.

Ковер в спальне был сильно затоптан. Видимо, убийца что-то искал в одежде убитых или в самой комнате, потому что и женское, и мужское платье были испачканы в крови.

Итак, еще одна убитая актриса, третья по счету, и впавший в неистовство актер, который, судя по всему, расправился со своей любовницей, застав ее в объятиях другого мужчины. А затем сам выпил яд, решив покончить жизнь самоубийством. Словом, как в дешевом, рассчитанном на непритязательный вкус спектакле.

И как в подобном спектакле, пока все не слишком понятно! Зачем, спрашивается, Зараеву-младшему надо было кромсать тела убитых, резать им, как баранам горло, когда хватило бы двух выстрелов через подушку?

И не слышно, и крови самая малость… И столь ли глубоки были чувства молодого человека к даме на добрый десяток лет его старше, чтобы травиться из-за нее и устраивать кровавую бойню? Или все это он проделал в припадке безумства?

Но на этот вопрос никто не мог ответить, потому что две жертвы любовного треугольника были мертвы, а возможный убийца находился в бессознательном состоянии, и врачи губернской больницы боролись за его жизнь.

Олябьев присел за столик и стал заполнять протокол первичного осмотра тел убитых, а Алексей подошел к широкому зеркальному шкафу, стоявшему у стены спальни, и сразу же заметил на полу свежую дугообразную царапину, словно шкаф отодвигали и вновь поставили на место. Он нагнулся, отковырнул ногтем от половицы несколько застывших капель стеарина и вернулся в третий номер. И тут же обнаружил на полу спальни подобную же царапину и подобные капли. Только в пятом номере шкаф был придвинут к стене вплотную, а здесь оставался небольшой, ладони на две шириной, зазор между ним и стеной. Видно, у убийцы не хватило сил подтянуть его вплотную.

Но это однозначно подтверждало, что шкафы передвигали. И передвигали совсем недавно! А то, что этим нелегким делом занимался убийца, свидетельствовали небрежно затертые мазки крови на дверцах и зеркалах того и другого шкафа. Так что помимо Тартищева требовалось вызывать еще и Колупаева, чтобы снять отпечатки пальцев.

Глава 13

Пока Алексей вместе с Колупаевым занимался осмотром номеров, Тартищев опрашивал коридорных и лакеев.

— Кто проживает в первом и седьмом номерах? — поинтересовался он в первую очередь соседями.

— В первом нумере вот уже полгода проживает английский консул сэр Ванкувер, — сообщил рыжеволосый и веснушчатый дежурный по этажу. — Но оне уже недели две, как в отъезде. Кажись, в Нарымском крае.

А седьмой нумер на сутки взял молодой, лет тридцати, господин, но съехал до срока. Я слыхал, что он кровать даже не смял, «значит, спать совсем не ложился в ту ночь.

— От кого слыхал?

— От горничной, что номер его убирала. Мусору всего-ничего оставил, окурок в пепельнице, да пол слегка потоптал. Уборки мало было…

— Отчего горничная тебе это рассказала? И как ее зовут?

— А мы из одной деревни. Зовут ее Агафья Михалева. По жене она мне дальняя свойственница, но мы роднимся, потому как вокруг все чужие… — Дежурный оглянулся на дверь, полез во внутренний карман форменного сюртука и достал из него завернутый в бумажную салфетку окурок — вернее, едва начатую папиросу «Мемфис», и смущенно произнес:

— Агаша посмотрела, что папироска почти целая, и мне отдала. Возьмите, может, сгодится, чтобы убивца найти!

— Спасибо, брат! — Тартищев внимательно осмотрел папиросу, отложил ее в сторону. — Часто тебе такие подарки от Агафьи перепадают?

Дежурный неопределенно пожал плечами и посмотрел в потолок. И Тартищев принялся расспрашивать его дальше:

— Ты помнишь, когда он снял номер? И сам ли его попросил или ты предложил?

Коридорный слегка замялся, пожал плечами:

— Нумер он еще накануне заказал. Говорит, чтобы непременно седьмой был, а вот когда он появился в нем, каюсь, просмотрел. А может, и вовсе после моего дежурства поселился. У нас бывает, что за несколько дней заказывают, а то закажут, оплатят, а сами не появятся.

Видно, не сладилось свидание…

— Ты запомнил, как он выглядел? — перебил дежурного Тартищев.

Коридорный опять пожал плечами и виновато ухмыльнулся.

— Нет, ваше высокоблагородие, не запомнил. Пальто, шляпа, борода… Все как обычно. В тот вечер лесники на свою ассамблею заехали. Шуму много было. Они весь четвертый этаж заняли…

— В книге регистрации он значится под фамилией Бугаев. Ты его по паспорту записал?

— Ей-богу, не помню! — взмолился дежурный. — Народу прорва была. А в нашем заведении, сами знаете, если господин солидный, слову доверяем…

— Оттого все мошенники да жулики в вашем «Эдеме» и селятся, — вздохнул Тартищев, понимая, что большего от дежурного не добиться, и принялся расспрашивать его уже конкретно:

— Кто нанял пятый номер? — спросил он. — По книге регистрации это было как раз в твою смену.

— Точно в мою, — согласился дежурный. — В пять или в шесть вечера пришла барышня под вуалькой.

— Что значит барышня?

— То есть девица. Мы их завсегда отличим от какой-либо барыни.

— Барышня из благородных была? Или…

— Да нешто мы благородных не узнаем? Из этих самых… — дежурный многозначительно посмотрел на Тартищева и покрутил пальцами. — Велела нумер приготовить, непременно пятый, осмотрела его, оставила бутылку вина и сказала, что в девять будет с господином. Но после меня сменил Григорий Токарев, так что дальнейшее пояснить не могу.

— Как эта девица выглядела?