Том 17. Гроб из Гонконга. Предоставьте это мне. Алмазы Эсмальди - Джеймс Чейз

— Здравствуйте! Я не ждала вас сегодня.

Бордингтон, оставив чемодан в холле и освободившись от шляпы и плаща, прошел в гостиную. Мэри закрыла за ним дверь и, прислонившись к ней, с беспокойством следила за неожиданным гостем.

Ей было двадцать пять лет. Она родилась в Праге от матери американки и отца чеха, расстрелянного после неудачного путча в 1948 году. Мать умерла три года назад от сердечной болезни. Мэри неплохо зарабатывала, выступая в ночном клубе "Альгамбра". Ее голос был довольно слабым, но микрофон отлично скрывал этот недостаток. К тому же у Мэри были определенные артистические способности, и она вкладывала в пение много эмоций, что нравилось иностранным туристам. Немного выше среднего роста, с фиолетовыми глазами и волосами цвета воронова крыла, она была очень привлекательна. Тело было ее главным козырем: восхитительная грудь, стройные ноги. Туристы были так увлечены созерцанием ее внешности, что напрочь забывали о вокальных данных певицы.

Два года назад один из агентов Дорна убедил Мэри работать на ЦРУ. Несмотря на то что девушка была достаточно умна, она не отдавала себе отчета в том, какой опасности подвергается, связавшись с американской разведкой. Мэри казалось совершенно естественным, что она вносит посильный вклад в борьбу с ненавистным режимом. Трижды за прошедшие годы, даже не подозревая об этом, она передала в ЦРУ сведения особой важности. Эти успехи были записаны ей в актив. Если бы Мэри знала, что считается одной из лучших женщин-агентов в Чехословакии, она была бы крайне удивлена.

Секретная полиция Праги считала ее вполне добропорядочной гражданкой, в основном благодаря тому факту, что Мэри всю жизнь прожила здесь и вела себя достаточно осмотрительно. Будучи вне всяких подозрений, она являлась идеальным агентом для Дорна.

Неожиданное появление Бордингтона удивило ее. Было одиннадцать часов утра, она только что встала и не успела даже выпить кофе. Кутаясь в халатик, Мэри переводила взгляд с Бордингтона на его объемистый чемодан и ничего не понимала.

— Вы отправляетесь в путешествие?

— Да. — Бордингтон вынул платок и вытер виски. — Садитесь, Мэри, мне нужно с вами поговорить.

— Что-нибудь случилось?

— Мне необходимо остаться у вас на несколько дней, — сказал Бордингтон, когда ошеломленная девушка уселась напротив него. — Я очень огорчен, но не могу поступить иначе.

— Остаться здесь? — Мэри смотрела на него почти с ужасом. — Но это невозможно! Здесь же совсем мало места! Вы… вы не можете остаться здесь!

— У меня нет иного выхода. Обещаю не особенно стеснять вас. Это только на несколько дней, а потом я покину Прагу. Без вашей помощи мне не удастся это сделать.

— Но здесь всего одна постель, — Мэри указала на небольшой диван, скрытый в алькове. — Вы не можете оставаться здесь!

"Как было бы чудесно, если бы она предложила мне разделить с ней это ложе, — подумал Бордингтон с горечью. — Но зачем ей это делать? Ведь она не питает ко мне никаких чувств! Кто я для нее?"

— Я буду спать на полу… Вы можете не сомневаться в моей порядочности. Но мне совершенно необходимо побыть у вас некоторое время.

Сообразив, наконец, что все это достаточно серьезно, Мэри спросила:

— Они раскрыли вас? Идут?

— Да, — коротко ответил он.

Высокий и широкоплечий капитан Тим О’Халлаген, на мясистом лице которого особенно выделялись бледно-голубые глаза и узкий жесткий рог, поудобнее уселся в кресле. Он знал всех агентов ЦРУ и был правой рукой Дорна.

Шеф, сидя за своим внушительным письменным столом и поигрывая пресс-папье, подробно рассказывал ему о своей беседе с Кеном. Тим слушал с непроницаемым лицом, зная, что Дорн уже составил план действий.

— Ситуация в настоящий момент такова, — говорил Дорн. — Если Малих задержит Бордингтона, то Кен и Мэри Рейд неизбежно будут раскрыты. Бордингтона необходимо ликвидировать. Кто может этим заняться?

— Майкл О’Брайен, — не задумываясь, ответил О’Халлаген. — Он вылетит в Прагу вечерним рейсом, имея на руках дипломатический паспорт… Сегодня же ночью или завтра утром он все устроит в наилучшем виде.

Дорн нахмурил брови, немного подумал, потом пожал плечами.

— Очень хорошо, Тим… действуйте, — сказал он, указывая на телефон. Затем, придвинув к себе толстое досье, Дорн занялся его изучением, до тех пор, пока О’Халлаген не положил трубку на рычаги.

— Можете считать, что дело в шляпе, — сказал капитан.

Дорн отодвинул досье и принялся рассматривать О’Халлагена сквозь очки с двойными стеклами.

— Теперь нужно подыскать замену Бордингтону, — сказал он.

— По моему мнению, Латимер подойдет для такой работы как нельзя лучше.

— Кен полагает, что Латимер погорит раньше, чем приступит к работе.

— Латимер — именно тот человек, который нам нужен. Что, если я поговорю с Кеном?

— Я с ним достаточно долго говорил на эту тему. Кен из тех людей, которые всегда дают дельные советы. — Дорн сцепил пальцы. — В настоящее время в Праге находится Мал их. Вы помните его?

— Как можно забыть этого громилу! — О’Халлаген выпрямился в кресле.

— Действительно, это превосходный агент… Итак… — Дорн, недовольно хмурясь, изучал свои ногти. — Нужно устроить дело так, чтобы Латимер без помех устроился в Праге.

Зная, что Дорн уже составил план действий, О’Халлаген молча ждал продолжения.

— Нужно поставить дымовую завесу, — продолжал Дорн. — Мы отправим в Прагу достаточно известного агента, и пока Малих будет за ним гоняться, Латимер найдет себе надежное прикрытие.

О’Халлаген поскреб свою тяжелую челюсть.

— Это хороший трюк. Но ведь агент, вовлеченный в нашу игру, неминуемо пропадет.

— Да, безусловно, он будет принесен в жертву… — Дорн мрачно усмехнулся. — Вы осведомлены, что Гирланд вернулся в Париж?

— Да. Он прибыл сегодня утром из Гонконга.

— Он должен мне кучу денег, и теперь настало время их отработать, — Дорн вертел в руках ножик для разрезания бумаги. — Именно Гирланд послужит нам дымовой завесой в Праге. Едва Малих узнает, что Гирланд появился там, он немедленно кинется по его следу. Это позволит Латимеру без помех начать свою работу. Что вы думаете о таком плане?

О’Халлаген размышлял. Он ценил Гирланд а как одного из лучших агентов Дорна.

— А что позволяет вам думать, что Гирланд согласится поехать в Прагу? — спросил капитан. — Теперь он свободный художник и не работает на нас. К тому же он далеко не дурак. Не представляю, чем его можно заманить за "железный занавес".

— У Гирланда имеются две слабости: женщины и деньга, — сказал Дорн. — Он поедет, это я вам гарантирую.

— В таком случае, мы его потеряем. Вы этого добиваетесь?

— Гирланд думает только о деньгах, — тонкие губы Дорна скривились. — Ему удалось вытянуть из меня крупный куш, пусть теперь повкалывает. А если он и провалится… это будет небольшой потерей для нас.

— Если вы сумеете загнать Марка в Прагу, мне совершенно безразлично, что с ним случится там. Но я все же не могу понять, какие причины вынудят его поехать туда.

— Если приманка достаточно притягательна, рыба всегда хватает ее, — ответил Дорн. — А у меня есть приманка чрезвычайно притягательная для Гирланда. Он поедет в Прагу, это я вам гарантирую.

Бордингтон вышел из крошечной ванной, вытирая лицо полотенцем. Он сбрил усы, и теперь его худое и длинное лицо казалось еще более унылым.

— Я чувствую себя не в своей тарелке, — сказал он. — Четверть века я носил усы, и теперь у меня ощущение, что я пропаду без них. — Затем он достал очки в металлической оправе и водрузил на нос. — В таком виде, надеюсь, меня трудно будет узнать.

Мэри с отчаянием смотрела на него. Голая губа и очки несколько изменили облик Бордингтона, но этого было слишком мало, чтобы спастись от агентов контрразведки.

— Я также намерен перекрасить себе волосы, — продолжал Бордингтон, рассматривая свое отражение в зеркале. — У меня имеется краска для волос, но я не особенно представляю, как ею можно воспользоваться. Вы не сможете мне в этом помочь?

— Нет, я не стану вам помогать! — сказала Мэри как можно более решительно. Ее душил ужас. Она знала, что если Бордингтона поймают, он немедленно выдаст их всех. Он не был способен на мужественный поступок. Едва только его начнут допрашивать, как он тут же выложит все, что знает. Мысль о том, что она может оказаться в лапах службы безопасности, вывела Мэри из себя.

— Уходите отсюда! Прошу вас, умоляю, уходите!..

— Это несерьезно, — Бордингтон с упреком смотрел на нее. — Что, если я приготовлю вам чашку чая? Чай лучше, чем алкоголь. Где вы держите посуду?

Мэри вцепилась в подлокотники кресла.

— Я же сказала, чтобы вы уходили! Я не стану вам помогать! Уходите, немедленно уходите!..