В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора - Александр Косарев

18 ноября штабс-капитан Байков, командир 3-го батальона лейб-гвардии Финляндского полка был послан из города Красного в Петербург для доклада Государю императору. Прибыв в Петербург, Байков доложил Александру I об отбитии у французов большого креста с колокольни Ивана Великого!!!

Вот такой неожиданный поворот сюжета! Ну не мог обычный штабс-капитан нагло врать императору Александру в глаза. Ложь на таком высоком уровне, да еще в военное время, просто недопустима. Даже если предположить, что сам капитан креста не видел и говорил с чужих слов. Но ведь сведения для доклада высшему лицу государства утверждались на самом высоком армейском уровне, то есть самим Кутузовым. А тот непроверенные слухи и домыслы вряд ли стал бы докладывать в Петербург.

А тем временем донельзя заинтригованный Александр сам пишет Кутузову:

"Князь Михайло Ларионович! Присланный от вас курьер, будучи мне лично представлен, между прочим, объявил, что будто бы похищенный в Москве с колокольни Ивана Великого крест отбит нами у неприятеля, изъясняя, что он основывает сие донесение на изустном Вашем в том приказании…" (Александр I тоже знает связанную с крестом легенду и именно поэтому беспокоится о нем.)

Кутузов, естественно, незамедлительно отвечает на запрос:

"В армии распространился слух об отобранном у французов кресте с колокольни Ивана Великого. Я всеподданнейше доношу, что об отобранном у французов кресте действительно носился слух и в предводительствуемой мною армии, но известию сему я не могу поверить оттого, что после всех донесений, какие сделаны ко мне от частных начальников об отбитых ими вещах, никто из них не упоминает об обозначенном кресте. Неприятель принужден был его или потопить, или зарыть в землю, как обыкновенно делал сие он и со всеми другими вещами".

Знаменательная фраза Кутузова, крайне для нас важная! "Потопить или зарыть в землю". Значит, уже не раз наши военные встречались с практикой массового сокрытия вывозимых из Москвы ценностей. Ведь брали много пленных, среди которых наверняка встречались и те, кто сам либо закапывал что-то, либо топил. Другое дело, что за военными заботами некогда было заниматься поисками, и это дело оставили "на потом". И это "потом", как мы видим, растянулось до наших дней, почти на два столетия.

Но давайте все же вернемся к основному предмету нашего обсуждения. Косвенным образом представленная переписка подтверждает нашу версию о том, что знаменитый крест пропал именно при сражении на реке Лосминке. Ведь в руки наших войск попало несколько десятков пленных. А пленные, как мы теперь знаем, были захвачены именно среди тех возниц, кто занимался проводкой обозных повозок. И весьма вероятно, что именно они стали источником тех слухов, которые "носились" в армии Кутузова, поскольку являлись непосредственными свидетелями произошедшей на озерке трагедии. Вот только, как это часто бывает, слух о том, что крест утонул в реке, трансформировался в сообщение о том, что он якобы найден. Да он и в самом деле был рядом, можно сказать в двух шагах, от русских войск, вот только, кроме давно отправленных в тыл пленных, никто не знал где именно. Судя по письму Кутузова, он сам об этом даже не догадывался.

Дополним дневником де Кастеллана рассказы о тех событиях, что происходили на этом небольшом отрезке длинного пути, проделанного наполеоновской армией.

"Дорога от Смоленска до Красного 12 и 13 ноября была свободная, на ней не было ни русских, ни французских войск.

12 ноября в сторону Красного из Смоленска были отправлены вестфальцы под командованием Жюно. С этим отрядом в 700 человек был отправлен большой артиллерийский парк и 500 человек безлошадных кавалеристов. В этот же день выступил к Могилеву, южнее Краснинской дороги, польский отряд в количестве 800 человек (не считая безоружных) но, прибыв в деревню Червонное (существует и поныне) и, встретив там казачьи разъезды, двинулся по проселочной дороге к селу Волково (ныне не существует) и далее на Краснинскую дорогу в город Красный".

В тот же день в Красный из Смоленска прибыл большой транспорт в количестве примерно 200 подвод и под охраной в 400 человек гренадеров и егерей "старой" гвардии. Этот обоз шел, опережая армию на 2–3 дня пути, и состоял из части императорского обоза. Он вез так называемые "московские трофеи".

Этот большой транспорт был отправлен из Боровска по приказу императора. Отдохнув и пополнив запасы продовольствия, он на другой день, утром 13 ноября, отправился далее в сторону Орши.

Д.В. Давыдов пишет в своих записках следующее:

"Взяв направление на деревни Червонное и Манчино, где еще не было неприятеля, я мог быть у Красного 13 ноября, в тот самый день, как дивизия Клапареда, прикрывавшая транспорт трофеев, казну и обозы главной квартиры Наполеона, выступила из Смоленска по сему направлению. Правда, это известие о том дошло до меня весьма поздно. Как ни слаба была дивизия сия, но она превышала мою партию. Дивизия была пехотная, а моя партия конная".

Надо думать, Денис Давыдов, неожиданно для себя наткнувшись в районе Червонной на тысячу поляков, попросту решил не рисковать. Пытаться перерезать основную дорогу, имея у себя в тылу столь мощную группировку, было бы для него самоубийством. Тяжелого вооружения наши кавалеристы не имели и по большей части промышляли нападением на слабо защищенные обозы. А профессиональная пехота, да еще и с артиллерией, это совсем другое дело!

Точно так же поступил и командир польского отряда. Не имея понятия о том, какие на самом деле ему противостоят силы, он тоже решил лишний раз перестраховаться. Ведь он-то намеревался по-тихому прошмыгнуть по рокадной дороге до Монастырщины и уже оттуда через Досугово и Палкино выйти к городу Красному, где вскоре должны были сосредоточиться основные силы отступающей армии. А тут — казаки! Поляки так же, как и полковник Давыдов, решили не рисковать, а торопливо вернулись на торную дорогу.

Весьма вероятно, что именно это небольшое по военным меркам происшествие значительно изменило и расстановку сил и предопределило весь дальнейший ход сражения у города Красный. Отступающая от Смоленска группировка, причем самая ответственная ее часть — авангард, — была усилена крупным кавалерийским отрядом в самый неподходящий момент. Если бы вестфальцы (практически все безлошадные) не получили помощь польской кавалерии, то весьма вероятно, что вся армия Наполеона, и так вынужденно растянувшаяся почти на 50 километров, была бы успешно разрезана русскими войсками на две части. В том случае, если бы они смогли надежно заблокировать переправу на Лосминке, то последствия были бы куда серьезнее, нежели потеря нескольких повозок и какого-то количества пленных.

Давайте вернемся несколько назад и рассмотрим данную ситуацию более подробно. Как следует из приведенных выше выдержек из воспоминаний участников тех событий, основная масса вывозимых из страны ценностей распределялась между двумя основными обозами. Первый обоз уже покинул Красный и двигался к Орше. Второй, составной обоз, охраняемый "молодой" гвардией, шел из Корытни. Взять первый обоз было в общем-то нетрудно. Войска, его охранявшие, были хотя и отборны, но малочисленны. Но нападать на него было просто некому, поскольку все боеспособные части Кутузова, Платова, Давыдова, Орлова-Денисова были нацелены на основную армейскую группировку французов, в которой находился и сам император, и второй обоз с трофеями. И, конечно, для них было гораздо важнее остановить и столкнуть с дороги именно эту самую многочисленную и боеспособную часть наполеоновского войска. Ведь в случае успеха появлялась реальная возможность заставить армию захватчиков свернуть вправо, в сторону Маньково, а затем прижать к Днепру, причем в том месте, где не было мостов, и принудить к сдаче. "Первый золотой" обоз, вестфальцев, польскую дивизию и еще кое-какие части можно было догнать и добить впоследствии.

Но… военное счастье переменчиво, и совсем небольшое запоздание русских войск не позволило осуществить сей план в полном объеме. Вот как об этом пишет сержант Бургонь, непосредственный участник сражения:

"В тот день (14 ноября) император ночевал в Корытне, а мы ("молодая" гвардия) немного позади в лесу. На другой день мы выступили раненько (понимали, что надо торопиться), направляясь в Красное, но, прежде чем войти в город, голова императорской колонны была остановлена двадцатью пятью тысячами русских, заграждавших путь. Но гренадеры и егеря сгруппировались тесными колоннами и русские отступили. Два часа спустя после стычки с русскими в Красное прибыл император с первыми полками гвардии, нашим полком и фузелерами-егерями".

Такому успеху французов способствовало то, что город Красный был недавно ими занят. Там был польский гарнизон, подходили вестфальцы с артиллерией, прибыла и польская кавалерия. Вымотанные длительным переходом, не выстроившиеся толком в боевой порядок русские силы были хотя и многочисленны, но мало боеспособны. Свидетельства о количестве наших войск сильно разнятся, но, разумеется, численность их была невелика. О 25 тысячах, упомянутых Бургонем, речь, разумеется, не шла.