Мари-Бланш - Джим Фергюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаете, я не знаю ваших уловок, Габриель? — спросила графиня. — Всякий раз, когда предстоит столкнуться с последствиями, вы сбегаете. В следующий раз я приду к вам с префектом полиции и французским консулом. И если вы не предъявите документов о разводе, я заберу у вас девочку.
Армант, Египет
Январь 1914 г
1
Рене предпочла бы подольше остаться в Каире. После относительной прохлады и волнующей атмосферы праздничного города трудно было вернуться в зной Верхнего Египта и скучную рутину плантаций. Что ни говори, она была всего лишь юная девушка, вдобавок веселая, любила танцевать, любила вечерами бывать в обществе, и светский вихрь Каира вполне ее устраивал. Но после угрозы матери она тоже поняла, что им необходимо опять скрыться из города. Знала, что графиня под любым предлогом упечет ее в монастырь.
Габриель снова дважды в неделю объезжал верхом свои владения, проверяя работы на всех этапах, и, как раньше, непременно брал с собой свою подопечную. С носорожьей плеткой в руке виконт заставлял лошадь идти ровной утомительной рысью по нильским заливным лугам, воняющим илом и навозом; для Рене это был запах тлена и самой смерти. Хотя она щедро натиралась нардовым маслом, ее терзали кровожадные москиты, вечное солнце сушило кожу, словно неотступно преследовало ее среди плоского безликого пейзажа. Но она старалась не слишком жаловаться на эти неудобства, чтобы не раздражать дядю, ведь постоянно жила теперь под страхом ссылки в монастырь.
Во время одной такой поездки у Рене целый день нещадно болел живот, а когда они вечером подъехали к бамбуковой хижине, где их ждал ночлег, и спешились, она, глянув вниз, заметила на своих бриджах кровь.
— Габриель, пожалуйста, помогите мне, — испуганно вскрикнула она. — Я умираю.
— Ну что там опять? — недовольно спросил виконт. — Я устал от твоего постоянного нытья.
— Посмотри! — воскликнула Рене. — Посмотри на мои бриджи! Я истекаю кровью и умру!
— Господи! — сказал Габриель, увидев пятна. По-арабски кликнул закутанную в чадру гречанку, которая прислуживала в хижине и тотчас прибежала на зов хозяина. Габриель бережно подхватил Рене на руки и занес внутрь.
— Положите ее на тахту, виконт, — сказала женщина.
— У нее кровотечение, — сказал Габриель. — Нужен врач.
— Успокойтесь, господин виконт. Вряд ли это кровотечение. Просто у нее то, что бывает у всех женщин. И без сомнения, впервые. Вы плохо себя чувствуете, мадемуазель Рене?
— У меня весь день болел живот, — ответила Рене.
— Почему же ты не сказала? — спросил Габриель. — Почему не сказала мне, что плохо себя чувствуешь?
— Потому что когда я жалуюсь, вы сердитесь. Мне страшно, Габриель. Вдруг я умру?
— Поверьте, дитя, вы вовсе не умираете, — сказала служанка.
— Мисс Хейз предупреждала меня. Но кровь так и будет течь, мадам? Смотрите, я же вся в крови.
— Прилягте, — сказала гречанка. — Я сейчас вернусь.
— Я съезжу за доктором Лиманом, — сказал Габриель, — на всякий случай.
— Нет, не оставляйте меня! — Рене схватила дядю за руку.
Служанка быстро вернулась с тазиком теплой воды и полотенцем. Сделала виконту знак покинуть помещение, но Рене отказалась выпускать его руку.
— Тогда хотя бы отвернитесь, господин виконт, — сказала гречанка. — Это женское дело.
Действуя быстро и уверенно, она сняла с Рене сапоги, бриджи и нижнее белье, насквозь промокшие от менструальной крови. Потом намочила тряпицу в теплой воде, обмыла девушку и вытерла полотенцем, проложив ей между ног свернутый хлопковый лоскут. И укрыла чистой белой простыней.
— Ты поспи, — сказал Габриель, — а я все-таки привезу доктора Лимана, чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке. Не беспокойся, любовь моя, я скоро вернусь.
Измученная, Рене почти тотчас уснула. Позднее, как бы во сне, она услышала в комнате тихие бормочущие голоса.
— Она спит, доктор, — сказал Габриель. — Может быть, вам не стоит ее осматривать. Под простыней она совершенно раздета.
— Ну что вы, виконт, это не имеет никакого значения, — ответил доктор Лиман. — Я врач и, уверяю вас, видел много обнаженных пациентов. В конце концов в одежде их осмотреть невозможно. — Он поднял простыню и присел на корточки подле Рене. Пальцами осторожно нажал ей на живот. — Вы говорите, ей четырнадцать? Начало созревания. Все совершенно нормально.
— Ей ничто не угрожает? — спросил Габриель.
— Никоим образом, — ответил доктор, продолжая пальпировать ее. Все еще в полудреме, Рене представила себе маленькие волосатые руки доктора как мохнатых зверьков, двигающихся по ее телу. — Все в норме. В самом деле, совершенный образец. Превосходные мускулы повсюду.
— Она прирожденная наездница, — сказал виконт.
— По сравнению с местными жительницами, — сказал доктор, — большей частью слабенькими, болезненными, нередко уже в восьмилетием возрасте подвергнутыми насилию, эта девушка — сущая отрада для глаз. Прелестный цветок. Если б кто из местных пашей увидел ее вот так, он бы отдал столько золота, сколько она весит.
— Благодарю вас, доктор, — сухо сказал Габриель, накидывая на племянницу простыню, — она не продается. Если вы считаете, что ей необходимы те или иные лекарства, будьте добры, оставьте рецепт Аслану в Арманте; он пошлет дахабийе в Каир. А теперь я провожу вас.
Рене услышала, как за ними закрылась дверь, услышала тихие слова прощания. Спустя несколько минут дверь опять отворилась. Не открывая глаз, она почуяла знакомый и ободряющий запах Габриелева одеколона и его загорелой кожи, когда он сел на край тахты. Ощутила легкие прикосновения его руки на животе, на груди. Он наклонился и легонько поцеловал ее в губы.
Рене крепко проспала всю ночь, а наутро гречанка принесла ее одежду, выстиранную и отутюженную. После завтрака возле хижины уже стояли оседланные лошади, и они снова отправились в путь, словом не обмолвившись о происшедшем. Но по глазам виконта она видела, что между ними кое-что изменилось, и сердце ее билось тревожно. Она больше не ребенок, не его игрушка, теперь больше не найти невинных предлогов, чтобы она спала в его постели и целовала его, чувствуя бедром ту твердую штуку.
2
Через несколько дней, когда граф, виконт и Рене сидели после ужина в гостиной, Габриель сказал:
— Морис, наш сосед, паша Али эль-Бандерах, сегодня во второй половине дня заходил ко мне в контору.
— О-о? И чего же он хотел? — спросил граф.
— У паши есть сын от бывшей жены-шотландки, — сказал виконт, — весьма красивый юноша по имени Бадр. Двадцати лет, воспитан в Англии, учился в Итоне, а теперь в Оксфорде. Возможно, вы видели, как он
