Чрезвычайные происшествия на советском флоте - Николай Черкашин

Когда дали команду выйти наверх, я схватил свой транзистор (мне его флагманский на день рождения в море подарил). Китель забрал, брюки. Вылез на мостик, вижу — плыть придётся. Всё оставил и прыгнул в воду с рубки. Вынырнул, обернулся — глазам своим не поверил — корабль тонет.

Поплыл к плотику, волны в лицо. Воды нахлебался, потерял плот из виду. «Ну ладно, — думаю, — чёрт с ним!.. Чего зря мучиться». Хотел руки сложить — и вниз. Вспомнил про семью… Рассказ Джека Лондона вспомнил — «Любовь к жизни». Его герой полз по тундре, боролся с волками. Я тогда думаю: «Нет уж, надо жить…» И многие так боролись. У нас на плоту один уже не мог руками держаться, отнимались от холода. Так он зубами за чью-то шинель схватился.

Очень жить хотелось! Вот сейчас телевизор смотрю, там бастуют, там кого-то режут. Но ведь вы же живёте! Чего вам ещё надо!

Когда вдруг открылся второй, пустой плотик, хотел плыть к нему, догнать. Но чувствую, ноги уже замерзают. Сбросил ботинки, стал растирать.

Капитан-лейтенант Юрий Парамонов:

— А я всё-таки решился. Прыгнул в воду и поплыл. Потом думаю: что это я в ватнике плыву; сбросил его, шапку сбросил… Плыть пришлось против волны. Гребни всё время плот заслоняли. Я-то его видел с высоты нашего борта. Словом, потерял из виду и вернулся к своему.

Капитан-лейтенант Грегулев:

— А ведь некоторые плавать не умели вовсе. Вот матрос Михалёв, трюмный. Хороший моряк, добросовестный. И вот он тихо так, молча ушёл. Нас в училище — я Каспийское кончал — первые два года здорово гоняли: и бегать, и плавать. Двойки ставили, отпусков лишали, но зато все к пятому курсу нормально плавали. Иначе бы я сейчас ничего не рассказывал… Я как борт шлюпки увидел, так и отключился. Очнулся уже на плавбазе. Лежу и думаю: «Чего это я голый?»

Никто из нас не заболел, потому что на «Хлобыстове» врачи сразу же нами занялись. У них там и терапевт, и хирург, и стоматолог, рентгенолог, и три медсестры… Врачи не виноваты, что Молчанов, Нежутин и Грундуль погибли. Ведь хорошо себя чувствовали. Вышли после ужина покурить — и на тебе. Потом выяснилось, что у них в организме начался необратимый процесс и этот почти незаметный для здорового человека «никотиновый удар» от одной сигареты для них оказался роковым.

Морякам «Хлобыстова» мы все своим вторым рождением обязаны. Когда они получили радиограмму «лодка горит», так они чуть ли не швартовы рубили. Из машин выжимали всё, что можно было. Даже пожарную команду в трюм спустили ~ до того они раскалились…

7. «Где мы были?»

«Не забуду слов матери погибшего подводника, — пишет в газету моряк Владимир Плескач. — Выйдя из Дома офицеров, заставленного гробами и портретами погибших, она увидела многотысячную толпу отдающих последний долг и тихо сказала: „Как много людей собралось. А где все были, когда ОНИ погибали?“»

Где мы были?

В тот день, когда подводники замерзали на плотике, в продажу поступил апрельский номер журнала «Морской флот». На его обложке два моряка демонстрировали новейшую модель гидротеплоизоляционного спасательного костюма для арктических вод. Они улыбались, лёжа в воде, и показывали оттопыренные большие пальцы: «Во как хорошо!»

То была издёвка фортуны…

Узнав о гибели «Комсомольца» и смерти Таланта Буркулакова, наш общий сослуживец капитан 2-го ранга Владимир Стефановский написал в редакцию «Правды» горькое и честное письмо о том, как обстоят дела на подводном флоте и почему они так скверно обстоят. Поминался там и тот злополучный аварийно-сигнальный буй, который сорвало штормом на буркулаковской лодке.

«Для обозначения затонувшей подводной лодки, — пишет бывший флагманский механик нашей бригады, — предусмотрены два всплывающих аварийно-сигнальных буя для связи подводников с внешним миром. Один из них — носовой с радиосигнальным устройством. Нельзя сказать, чтобы они конструктивно были достаточно продуманны и совершенны. Крепление их к корпусу ненадёжно. Очень часто подводная лодка, уходя в море, возвращается в базу с зияющей пустой „корзиной“ — буй в сильное волнение срывается со своего штатного места и „уходит в самостоятельное плавание“. Тут вполне справедливо можно упрекнуть создателя такой конструкции. Но, с другой стороны, кому поможет этот буй, если, например, рабочая глубина погружения подводной лодки 300 м, длина кабель-троса буя соответственно 350 м, а под килем — километры? И всё же буй не раз выручал подводников.

Одним из основных элементов электрической сигнальной схемы буя является герметичная семиконтактная муфта. С некоторых пор она стала дефицитом. Трудно сказать, почему. Отчасти потому, что буй часто затекает по той причине, что подводник не всегда умело зажимает на нём колпак, эта муфта в морской воде быстро выходит из строя и уже ремонту не поддаётся.

Промышленностью почему-то в достаточном количестве они не выпускаются. Заводы выпускают то, что им планируют. А тот, кто планирует, не знает, что нужно.

Получается так, что подводная лодка, закончив, скажем, ремонт на заводе, не может выйти на ходовые испытания, так как аварийно-сигнальный буй не в строю — отсутствует семиконтактная муфта. Судоремонтный завод её изготовить не в состоянии. Да ему за это и не заплатят, потому что это комплектующее изделие и его должен обеспечить заказчик. А чтобы оплатили заводу, приходится искать незаконный обходной манёвр, прибегать к двойной-тройной запутанной и опасной бухгалтерии. То есть, чтобы сделать жизненно необходимую деталь, нужно идти на нарушение закона и изворачиваться. А потому чаще всего этот ажиотаж вокруг семиконтактной муфты заканчивается тем, что муфта эта вдруг появляется. Воспитанные в суровых условиях дефицита судоремонтники ничему не удивляются и вопросов, откуда муфта взялась, не задают.

Через несколько дней „танец с саблями“ вокруг этого скромного изделия возобновляется с ещё большей силой: на соседней подводной лодке пропала семиконтактная муфта! Но это ещё не всё. При подготовке подводной лодки к автономно-атлантическому плаванию представитель аварийно-спасательной службы флота не уйдёт с корабля до тех пор, пока буи вместе с этой семиконтактной муфтой не будут проверены на комплектность и в работе по прямому назначению. С большим трудом добываются по всему соединению и флоту все недостающие элементы схемы.

Наконец всё укомплектовано, всё работает. Представитель спасательной службы горд тем, что добился приведения в исправность спасательных средств, механик зол, что… зря потратил время. Через несколько дней (перед самым выходом в плавание) он даст указание матросу приварить этот буй к корпусу лодки намертво, по причинам, изложенным выше. На глубине Атлантического океана он никому не нужен. Не утонем — не будем биться в судорогах при его списании. Такой вот анекдот. К сожалению, на флоте таких анекдотов не перечесть».

В критические минуты, когда авария подводной лодки стала реальностью, судьбу подводника может решить индивидуальный спасательный аппарат ИДА.

Это довольно сложное устройство, позволяющее подводнику дышать по замкнутому циклу (аппарат—лёгкие) в любой, в том числе и отравленной, атмосфере, и даже под водой (хотя и не бесконечно и не на любой глубине). Этот умный и не требующий никаких дополнительных операций после включения на дыхание по замкнутому циклу аппарат спас немало жизней подводников.

Авторы некоторых публикаций в связи с катастрофой «Комсомольца» немало упрёков адресуют создателям аппарата ИДА, и справедливых, и попросту несерьёзных.

Существующий на вооружении флота аппарат ИДА создан в 1959 году. Соответственно его условное обозначение — ИДА-59. Он является составной частью индивидуального снаряжения подводника — ИСП-60. Поступил он на вооружение флота, конечно, значительно позже.

От опытного образца, а тем более от идеи до серийного производства новой, или даже не новой, а модернизированной машины или аппарата у нас проходит не один и не два года. Это наша беда. В нашем случае — это беда подводника и вина промышленности, за которой стояли «слуги народа» — министры, председатели, секретари и другие аппаратчики, создавшие такой уродливо-неповоротливый хозяйственный механизм.

Конечно, бросается, и даже резко, в глаза тот факт, что оружие уничтожения, самое что ни есть современное, идёт в ногу со временем, а средства спасения человека отстали на тридцать лет.

Гласом вопиющего в канцелярской пустыне прозвучал крик души бывшего командира атомной ракетной подводной лодки стратегического назначения капитана 1-го ранга запаса А. Горбачёва:

«На следующий день после катастрофы хорошо знакомый мне дворник недоумевал, почему это подводники гибнут от переохлаждения, когда в московских спортивных магазинах продаются костюмы с подогревом, с какими-то поплавками, сигнальными лампочками… Что можно ответить на это? В стране, и тем более в мире, действительно есть костюмы с отличным утеплением и даже с подогревом, с поплавком для длительного удержания на воде, с сигнализацией для ночного обнаружения и даже с герметичной микрорадиостанцией. В таком костюме можно держаться в ледяной воде часы, а то и сутки. Почему же их нет у наших подводников? Нет средств? Да ведь одна затонувшая подводная лодка стоит столько таких костюмов, что их хватило бы для всех моряков мира!