Влюбленный Дед Мороз - Ольга Арсентьева

Потрясающего качества изображение подсвечивалось мощным софитом, которым руководил молодой человек в кожаной жилетке, больших темных очках и клетчатой бандане. Присмотревшись, Лилия узнала в нем одного из стажеров, сменившего красную шапку Деда Мороза на классический прикид профессионального фотографа.

— Дверь закройте! — не оборачиваясь, сердито крикнул молодой человек.

Лилия, секунду поколебавшись, вступила в комнату и закрыла дверь у себя за спиной.

Молодой человек продолжал колдовать с софитом. На экране наступил то ли закат, то ли, наоборот, рассвет. Во всяком случае, деревья, река и заяц окрасились нежным золотисто-розовым светом.

— Теперь хорошо, — одобрил молодой человек. — Мария, вы готовы?

Из-за белой ширмы, помещавшейся в углу, где раньше жил ящик с песком, выступила Маришка в костюме Снегурочки.

Точнее, как и молодые Деды Морозы, в облегченном варианте праздничного костюма. То есть на ней была голубая шапочка с пришитыми к ней льняными косами. А остальную одежду заменяло обшитое белым мехом голубое бикини и высокие, до колена, голубые ботфорты на десятисантиметровых «шпильках». Надо признать, выглядела Маришка потрясающе.

У ног Лилии Бенедиктовны послышался нетерпеливый вздох. Лилия, вздрогнув, посмотрела на пол и только теперь заметила сидящую на разбросанных по ковру турецких подушках Ирочку. Ирочка также была очень хороша в лиловом с золотом прозрачном газе и золотой диадеме на вороном парике с длинными распущенными волосами — видимо, ей предстояло исполнять роль восточной танцовщицы. Лилия ободряюще кивнула ей и прижала палец к губам.

Как только Снегурочка на экране кончила обниматься с зайцем, а молодой человек отошел от фотоаппарата и мановением руки сменил зимний лес на южную ночь с фонтаном, розами и золотым полумесяцем на прозрачно-зеленом небе, Лилия нашарила дверную ручку и осторожно вышла.

В коридоре было тихо и пусто, лишь под самым потолком крутилась, сыпля золотыми и серебряными искрами, заблудившаяся шутиха.

Покачав головой, Лилия отправилась в приемную. Перед тем как зайти, осторожно приоткрыла дверь и заглянула одним глазком.

Приемная была как приемная. По крайней мере, на первый взгляд. И располагалась она там, где должна была быть. Лилия вздохнула с облегчением и вошла.

Часть приемной до стола секретарши точно была прежней. А вот дальше…

…В ослепительно-белый под рыжими пальмами берег плескалась волна. В воздухе пахло солью и водорослями. Кричали невидимые чайки. Темно-голубая гладь тропического моря на горизонте совершенно сливалась с небом.

Это остров, подумала Лилия. Тихий. Пустынный. Необитаемый. Только море, пальмы и небо.

Днем +30, ночью + 25. Кокосы в качестве еды и питья. Чайки в качестве собеседников.

Лилия расстегнула шубку и вытерла со лба выступивший бисеринами пот.

Она должна быть где-то здесь. Ну да, конечно, вон она — лежит прямо на песке в пальмовой тени. Отсюда не рассмотреть, но, кажется, на ней даже нет купальника. А впрочем, зачем ей купальник — на необитаемом-то острове?

Лилия в нерешительности переступила с ноги на ногу, раздумывая сойти ли ей с темного паркета приемной на белый песок неведомого берега или нет.

Лежащая в отдалении фигура лениво приподняла руку, разжала ладонь — песок, сверкая солнечными искрами, так же лениво заструился вниз.

Лилия смущенно, словно ее застали за подглядыванием какого-то интимного момента, отвела глаза. Потом решительно повернулась к двери.

Отдыхай, Лиза, подумала она, очень осторожно закрывая за собой дверь. За десять лет работы в обычной районной больнице ты заслужила несколько минут абсолютного покоя и тишины. Отдыхай и не думай о том, что, как и почему.

Я тоже не буду об этом думать.

«Поскольку происходящее мне не мерещится (да-да, я в этом уверена, потому что уже дважды больно ущипнула себя за руку и несколько раз крепко зажмурилась, давая галлюцинациям возможность мирно и самостоятельно покинуть помещение), я ничего крепкого пока не пила и, вообще, нахожусь в здравом уме и твердой памяти, остается лишь признать, что все это происходит на самом деле».

Не надо пытаться понять и объяснить. Надо просто признать и поверить. В конце концов, вот-вот наступит новогодняя полночь, а в это время и не такое бывает… наверное.

Лилия посмотрела на свои золотые наручные часики и без особого удивления убедилась, что стрелки по-прежнему показывают одиннадцать часов. Праздничную полночь приятно немного и задержать, вспомнила она слова классика.

Куда, в самом деле, спешить-то?

Тем не менее в своем кабинете Лилия надеялась застать именно кабинет, а не фотостудию, берег моря или борт космического корабля. Ну да, кто-то же из них говорил, что самым тайным и сокровенным желанием было и осталось — слетать в космос…

В кабинете, к счастью, все было как должно. Свет выключен, шторы на окнах опущены. На письменном столе горит успокоительным светом экран компьютера с привычной картинкой — веткой розовой сакуры на фоне голубой горы Фудзи.

«Большое спасибо, — с чувством поблагодарила Лилия. — Тут я могу немного отдохнуть, расслабиться, перевести дух. А главное — я могу наконец снять эту шубу; хоть она и легкая, и красивая и очень мне идет, а все же шуба».

В Клубе сейчас было, как никогда, тепло и даже пахло тропическими растениями.

Да и к чему ей Снегуркина шуба, если все гости уже съехались?

Все, кроме Александра Васильевича и Кати. Но Александр Васильевич прибудет, когда сам сочтет нужным; да и не гость он сегодня в Клубе, а, скорее, хозяин. Что же до Кати, то она, скорее всего, не придет. Должно быть, у нее получилось с этим ее математиком, и они решили встречать Новый год вдвоем.

Лилия улыбнулась и мысленно пожелала Кате удачи.

Потом машинально, по привычке, тронула компьютерную «мышку».

Ветка сакуры на экране исчезла. Вместо нее возникла внутренность небольшого, но явно очень богатого театра, с золоченой лепниной, с расписным, в музах и амурах, потолком, с которого свешивалась люстра, похожая на перевернутый вниз хрустальный фонтан, с обитыми зеленым плюшем креслами.

Лилия мгновенно ощутила себя сидящей в партере, среди разодетой публики, безмолвно, с выражением полнейшего внимания и восторга следившей за происходящим на сцене.

А на сцене давали «Трех мушкетеров». Присмотревшись, Лилия узнала в королеве Анне Австрийской свою последнюю подопечную, Олесю. Узнала не сразу, потому что грим, пышный белокурый парик и расшитое золотом, алое бархатное платье сделали из тусклой, тощей и бледной Олеси практически красавицу.