Последняя зима - Алексей Федоров

- А теперь, товарищи, приведу некоторые разведданные о противнике, сказал он, придвинув к себе записи. - В Люблине, Бялой Подляске, Демблине находятся формировочные пункты резервных частей вермахта, в Люблине и Хельме - учебные армейские пункты, в Замостье - крупная летно-техническая школа... В трех километрах восточнее Демблина - аэродром бомбардировочной авиации... В шестнадцати километрах восточнее Демблина, по дороге на Котск, запасной аэродром превращен недавно в действующий, базируются там двухмоторные бомбардировщики... На западной окраине города Радома, справа от железной дороги, расположен оружейный завод, выпускающий винтовки и пулеметы... В трехстах метрах северо-западнее станции Радом - большой склад горюче-смазочных материалов. Суточный запас достигает трех-четырех эшелонов. Подъездные пути к раздаточным колонкам имеют подковообразную форму и могут служить хорошим ориентиром...

Радайкин еще долго перечислял объекты, представляющие немалый интерес для советской авиации. Присутствующие отлично понимали, какого труда стоило их разведать. Я взглянул на начальника узла связи майора Маслакова, он кивнул, улыбнувшись. Да, хватит ночью работы для шифровальщиков и радистов!

Доклад закончился. Радайкин ответил на множество вопросов, затем я поблагодарил его за проделанную работу. Мы так насиделись, так накурились, что всех потянуло прогуляться.

Зимний вечер давно окутал лагерь темной пеленой. Воздух свежий, морозный... Выйдя из штаба, мы направились к просеке - главной улице нашего Лесограда, потом повернули на запад, в ту сторону, где лежал скованный сейчас льдом Буг. И мысли наши были там, за Бугом.

Медленно шагая вдоль просеки, мы вдруг услышали песенку, доносившуюся из землянки разведчиков. Остановились... Кто-то пел по-польски.

- О, да это Сашка-автоматчик, что с нами ходил! Успел у поляков песням научиться! - объяснил Радайкин.

Под аккомпанемент гармони голос Сашки старательно выводил:

Дисей в Варшаве

Весэла новина

Тысёнца бумбовцев

Пушла до Берлина!

Стоявший рядом Шелест начал переводить:

- Сегодня в Варшаве веселая новость...

- Не надо, Станислав Павлович! Все понятно! - сказал я. - Тем более что когда тысяча бомбардировщиков идет на Берлин, этому одинаково рады и мы, и поляки.

- Так есть! - кивнул Шелест.

ПАРТИЗАНСКАЯ ФАМИЛИЯ

С подлетевших к штабу саней соскочил запорошенный снегом Петр Федорович Солоид, мой заместитель по разведке, и начал отряхивать прежде всего не полушубок, не шапку, а свои роскошные буденновские усы. Увидев меня, Петр Федорович доложил, что в 11-м батальоне, откуда он вернулся, все в полном порядке.

- Дорога плохая? - спросил я.

- Совсем ее нет... Замело!.. Но ведь дядя Максим без дорог и до Берлина в лучшем виде доставит! - ответил Солоид, кивнув на стоящего у саней ездового.

Да, ездовой у Солоида был отличный. Я поинтересовался у Максима Глазка, повидал ли он в 11-м сына.

- Видались. Как раз с операции Михаил пришел, всё мины ставит... Совсем повзрослел парень! Теперь бы в седьмой наведаться.

В 7-м батальоне находилась дочь ездового, санитарка Поля.

С первых же месяцев войны многие советские люди шли в партизаны целыми семьями. Колхозник Хижной прибыл к нам в отряд вместе с женой, дочерью и сыном. Народный судья Кирилл Романенко после расстрела фашистами его жены вступил в отряд сам и привел с собой двух сыновей. Секретарь Добрянского райкома комсомола Маруся Скрипка пришла к партизанам вместе с матерью и двумя младшими сестрами. Хорошо знали у нас и трех сестер-комсомолок Анастасию, Прасковью и Александру Товстоног.

Директор завода в Холмах, Черниговской области, Михаил Демидович Олейник стал партизаном вместе с женой, сыном и дочерью. Мне и дата запомнилась - 26 августа 1941 года. В тот день я обедал у Олейников. Когда мы встали из-за стола, хозяева быстро собрались и ушли вместе со мной в отряд.

Старый колхозник Иван Жук и его жена были партизанами еще в гражданскую войну. Теперь дед Иван снова в партизанских рядах, а с ним и дочь его Вера. Несмотря на преклонные годы, дед участвовал во многих боях, в операции под Соловьевкой его ранило в руку.

А куда, как не в партизаны, было идти двум оставшимся в живых членам семьи колхозника Зибницкого? Всю жизнь Дмитрий Зибницкий трудился, его большие крестьянские руки привыкли всегда что-то делать, держать: грубые, почерневшие пальцы были полусогнуты, не распрямлялись. Оккупанты, узнав, что этого рядового труженика выбирали до войны в сельский Совет, нагрянули к нему в хату. Зибницкий работал в сарае. Сквозь щель он увидел, как жену, дочь и сына эсэсовцы вывели на улицу и поставили под дула автоматов. Прежде чем раздались выстрелы, сын успел метнуться к темнеющему поблизости лесу. Жену и дочь эсэсовцы расстреляли.

Ночью Зибницкий сам поджег свою хату. Он ушел в лес, сначала на поиски сына, а потом, уже вместе, они отыскали партизанский отряд.

Конечно, не только на Черниговщине, но и всюду, где хозяйничали оккупанты, партизанами часто становились люди с одной фамилией: братья и сестры, отцы и дети, жены и мужья. Вскоре после прихода на Волынь я узнал, что в Камень-Каширском районе еще в самом начале войны первыми подняли оружие против оккупантов семь родных братьев по фамилии Нерода. Их звали: Никита, Александр, Максим, Владимир, Иван, Борис и Григорий. Семеро молодых, сильных мужчин - это уже сам по себе маленький партизанский отряд.

Ездовой моего заместителя по разведке Максим Титович Глазок был главой одной из самых славных партизанских семей. До войны он работал колхозным бригадиром и жил со своими домочадцами в селе Клюсы, на севере Черниговской области, у самых ее границ с Белоруссией и РСФСР. Петухи в Клюсах поют сразу на три республики.

В день начала войны не было дома у Глазков лишь одного из пяти сыновей - Ивана, кадрового офицера. Лейтенант Иван Глазок первым оказался в боевом строю. Через неделю-другую пошел на призывной пункт и сам Максим Титович со вторым сыном - Николаем. С матерью остались дочери Зинаида и Полина, старший сын инвалид Семен, тринадцатилетний Миша и совсем маленький Сашок.

Гитлеровцы продвигались быстро. В сентябре фашистский сапог уже топтал древнюю черниговскую землю. Но прежде чем оккупанты захватили Клюсы, пришла туда скорбная весть: в бою за Родину пал смертью храбрых красноармеец Глазок Николай Максимович... Совсем недавно провожали его на фронт. И вот уже нет Коли! Война успела выхватить из семьи Глазков первую свою жертву.

Какова судьба Максима Титовича, жив ли, здоров Иван - родные не знали. По слухам, Максим Титович, которому уже перевалило за пятьдесят, не попал на фронт, его будто бы взяли на строительство оборонительных сооружений. Ну, а Иван, думали, сражается в рядах своей части...