«Док» - Олег Борисов

Я посмотрел на командира и вздрогнул. Единственно боеспособные части отправить «давить» пустоголовую молодежь, в университетские кампусы элитных учебных заведений… Боги, мы же умеем только одно — убивать! Увидев мою реакцию, Кокрелл повторил:

— Твой шанс, док. Можно отсидеться здесь… Я же предупреждал, что этим и закончится. Нас сунут затыкать чужие дыры и кровью решать политические проблемы. Потом польют сверху дерьмом для запаха и сдадут. Все как обычно.

Высунувшийся из-за спин Тибур кратко подвел итог политинформации:

— Зашибись! Давно мечтал яйцеголовым шею свернуть. А то в этом Аппике ни одного с нищих кварталов с фонарем не найдешь, сплошь богатенькие п…сы. Дадим прокашляться уродам.

Я нашарил в кармане ментоловую конфетку, сунул в рот и вымученно улыбнулся:

— Выделяй бойцов, кэп. Я на склад, за боксами с перевязочными материалами. Печенкой чую, что штопать мне придется толпу народа.

— Как знаешь, — не стал спорить капитан, жестом подзывая одного из взводных. — Две тройки тебе дам, набирайте по максимуму. Сдвоенный боезапас уже в бронемашинах. Выдвигаемся через час, не опоздайте…

Мы сели в аэропорту Аппика под истеричные вопли диспетчеров. Гражданские специалисты «закрыли» зону, но наши транспорты внаглую притерлись на посадочную полосу, прекратив любое воздушное сообщение. Пока группа захвата вламывалась в «аквариум» и брала под контроль системы связи, колонны бронетехники двинулись в сторону города, чадя солярным выхлопом посреди причесанных лужаек неприлично богатого пригорода. Университетский комплекс располагался почти в центре, который нам и надлежало блокировать. Прежде чем пьяная бунтующая молодежь осознала, кто пожаловал к ним в гости, войска уже окружили зону волнений редкой цепью, воткнув на основных перекрестках по бронетранспортеру, и сунув минометные батареи в ближайших парках.

По радиоканалам сплошным потоком шла «накачка»:

— Внимание, солдаты! Не забывайте, перед вами — враг! Законопослушные студенты уже неделю как покинули зону проведения спецоперации, остались лишь профессиональные провокаторы. Ваша задача: закрепиться на первоначальных позициях, затем согнать противника на центральную площадь, где провести аресты. Любой задержанный в городке — должен быть доставлен в фильтрационный лагерь. Любое сопротивление — подавлять силой. Разрешено применять оружие без ограничения. Любой…

— Совсем охе…ли, — приглушил звук Кокрелл. — Молодым парням, кто до армии жрал через сутки на двое, показать облизанных властями ублюдков, чьи джинсы стоят больше, чем мое месячное жалование. И сказать: «стреляйте, все можно»… Стоит кому-то с той стороны неосторожно хлопнуть мешком для попкорна, как их в фарш перемешают.

— Может, лучше остаться на позициях? — попытался высунуться я, закончив пересчет выгруженных ящиков с медикаментами. — Поорут придурки день-два, жратва закончится — и угомонятся.

— Вряд ли. У них задача — спровоцировать нас на применение силы. Задача кукловодов с этой стороны — лишить нас выбора, подвинув максимально близко к стрельбе на поражение. Не удивлюсь, если в городке уже раздают оружие пьяным идиотам, которое привезли с «разграбленных» магазинов.

— Но ведь мы не полиция. Вон, артиллерию подтянули. Ладно, провокаторы. Но ведь у студентов башка должна быть. Если начнется реальная заваруха, от города останется пепелище. Что, никто не соображает?

— Эти-то? Док, окстись. Здесь собрали «элиту». Местные пупсики считают, что им все должны, на любой чих нищеброды обязаны построиться и нагнуться, чтобы доставить «правителям мира» удовольствие. Ты можешь расстрелять показательно любой кампус, остальные лишь скажут, что уродов с чужого курса надо было наказать, а вот они — действительно незаменимые, и сейчас все-все наладится… У меня племянник одно время по гранту учился в похожем месте. Редкостный гадюшник, набитый доверху отборной мразью. И теперь представь, что будет, когда с этим отребьем столкнутся наши ребята. У них и так пальцы на курках чешутся. А свести лицом к лицу…

Я посмотрел на жарившее солнце, отер пот и зло пнул ни в чем не повинную пирамиду из ящиков. Потом полюбовался на широкие окна ближайшего супермаркета и повернулся к ротному:

— Кому-как, но для меня эти студенты — всего лишь мальчишки и девчонки. Пусть безмозглые, но почти дети. И если я не могу остановить это, то хоть постараюсь спасти, кого можно… Выделяй парней, кэп. Вскрываем магазин, разгребаем зал, будем складировать раненных там.

И, еще раз посмотрев в сумасшедшие глаза командира, добавил:

— Все же скажи нашим, пусть не крушат все вокруг. Одно дело, если найдут действительных зачинщиков, тех не жалко. А пьяных болванов лучше связать и в парке оставить до утра, трезветь.

Но ротный уже не слушал, раздавая команды. Выделив мне полвзвода, остальных раскидали по округе. И пока я вышибал дверь в супермаркете и спешно разворачивал будущий госпиталь, сослуживцы «оседлали» ближайшие улицы, загнав перепуганных обывателей по домам. Теперь между орущими студентами и нами осталась лишь тонкая «нейтральная полоса», которую ни те, ни другие не спешили пересекать. Броня и пулеметы против пьяных криков и дымовых шашек. Хрупкое равновесие несуществующего мира, давным-давно разорванного на клочки социальным расслоением и политической демагогией. Последний миг на чужой шахматной доске, где невидимый нам кукловод расставлял последние фигурки кровавого карнавала.

Капитан был прав. Он всегда был прав, битый жизнью старый волк. Одуревшие от безнаказанности, накачанные спиртным так, что из ушей лилось, «золотые» мальчики и девочки бегали перед развернутыми в их сторону стволами, снимали штаны и демонстрировали покрытые ровным загаром задницы «казарменным болванам». Где-то в нашу сторону кидали палки и пустые бутылки, где-то подпалили от усердия парк и суматошно метались, не зная, как потушить набирающий силу пожар.

Но стоило только бригаде двинуть вперед технику и начать отжимать взбудораженную толпу на центральную площадь, как из-за пьяных спин зазвучали лихорадочные выстрелы. С одного угла хлопали пистолеты, ближе к стилизованным под старину общежитиям гремели помповые ружья.

— Гаси уродов, гаси! Долой хунту! — заорала толпа, упиваясь своей эфемерной силой.

— Шарах! — громыхнул ответный залп, и вслед за ним заворчали пулеметы. И радостные крики тут же сменил страшный вой истерзанных пулями тел. Тех, кто еще был жив и мог орать, размазывая кровь и сопли по искореженным лицам. А пулеметы продолжали свою страшную песню. Бригада выполняла приказ: «пленных не брать».

Следующие сутки для меня превратились в монохромную картинку. Там, где перепуганные бывшие «повелители мира» не успели бросить оружие и забиться в ближайшую щель, свинцовый ливень выкашивал все живое. Где бежали, ползли, искали спасения — властвовала смерть. Встреченные стрельбой спецназовцы действовали так, как их учили и натаскивали в чужих джунглях — ловили в прицел любой живой силуэт и давили на курок. Если медленно идущая вперед цепь солдат находила живых, на бедолаг надевали пластиковые наручники и стаскивали в общие кучи. Оттуда после краткой сортировки тяжелораненых тащили ко мне, остальным лишь накладывали грубые повязки и оставляли лежать на залитой кровью мостовой. Если кто-то пытался качать права или просто не вовремя открывал рот — сначала прикладом вдалбливали «последнее предупреждение», а при повторной попытке — стреляли в голову. Бывшие жители нищих кварталов мстили «небожителям», которые попались им на пути. Мстили за голод, холод, пережитые унижения и обиды. Натасканных на уничтожение себе подобных парней спустили с цепи, разрешив убивать без оглядки. И они убивали…

— Мамочка, мамочка, я умираю! — надрывалась молоденькая девчушка, получившая две крупнокалиберные пули в левый бок. Я успел воткнуть ей обезболивающее, потом пробежался диагностом по краям раны и оценил шансы на выживание. Селезенка — в труху, плюс пара ребер в мелкую крошку. Кишечник зацепило второй пулей, но крупные сосуды целы. Два широких разреза, убираем размозженные ткани, останавливаем кровотечение и накладываем скобы на вены и артерии. Микроблок поддержки тяжелораненых — на грудь, пластырь на рану и тело — на отложенную сортировку. Если через шесть часов бедолагу успеют положить на операционный стол ближайшего госпиталя — мама и папа не получат похоронку. Не успеют — украшенная модные татуировками и фиолетовым ирокезом девушка отправится в морг. Я больше ничем ей помочь не могу. Меня ждут следующие раненные, чьи вопли метались под ярко освещенным потолком супермаркета. Я лишь мог провести первичную оценку ранений, оказать первую помощь и стабилизировать общее состояние пострадавших. Я лишь кромсал, накладывал зажимы, ставил блокады и гнал вал тел мимо себя.