Секс пополудни - Джун Зингер

— Но, значит, я не смогу закончить весь курс обучения, а я всегда полагала, что…

— Что ты полагала?

— Что, окончив «Ле Рози», я смогу продолжить образование.

Хелен рассмеялась, в ее смехе звучала издевка.

— Ты, вероятно, полагала, что будешь заниматься в своей жизни тем, чем захочешь. Но видишь ли, дорогая, не каждому выпадают такие хорошие карты, кому-то приходится и работать.

Андрианна по-настоящему испугалась и даже забыла, что говорит не с тем человеком, от которого можно ожидать сочувствия.

— Но где я буду жить? Что я буду делать? Что я могу делать? Ведь мое нынешнее образование не дало мне никаких практических навыков. А мне лишь шестнадцать лет…

Хелен усмехнулась:

— Да, шестнадцать. Но не унывай. Уже через год тебе исполнится семнадцать, а еще через год — восемнадцать. Ну а насчет занятия — что-нибудь придумаешь. По крайней мере, до июня ты сумеешь продумать, что именно тебе лучше всего подходит. У меня, кстати, уже есть одна идея. — Она окинула Андрианну взглядом и подмигнула ей.

Девушка была в шоке и не могла произнести ни слова. Хелен подошла к секретеру времен королевы Анны, села и выписала чек.

— У тебя на счету около четырехсот фунтов стерлингов. Но чтобы ты знала, что я не какая-то бессердечная ведьма, я округляю сумму до пятисот фунтов. Сумма кругленькая, и на твоем месте я положила бы ее в банк на черный день. Однако лучше всего тебе купить билет в Калифорнию. Твоих денег на это вполне хватит. Да, я думаю, именно этим ты и должна заняться, — решительно сказала Хелен. — Здесь у тебя никого не осталось, а там — там есть люди, которые знали твою мать и, вероятно, будут чувствовать себя обязанными что-то сделать для се дочери.

«Роза… Хелен говорит о Розе», — подумала Андрианна. Но она не общалась с Розой давным-давно. Когда-то она писала ей письма, отчаянные письма, в которых просила забрать ее домой. Но ответа на свои письма она не получила ни разу. Нет! В Калифорнии она будет совершенно чужой… Чужая в чужой стране. Здесь, в Англии, в Европе, она, по крайней мере, знала, что к чему. У нее были знакомые, близкие друзья — Николь, Пенни и Гай.

Хелен, однако, устроило бы, если она вернется в Америку.

Она хочет, чтобы я уехала. С глаз долой. Но почему? Что я ей, если она не собирается иметь со мной ничего общего? Понятно, что отец хотел, чтобы я покинула его страну и не мешала ему здесь. Или Хелен тоже боится, что я буду ей мешать?

Но она не та женщина, которой можно легко помешать. Здесь что-то другое. Что-то в связи с завещанием? Может быть, по закону она является моим опекуном и не имеет права бросить меня на произвол судьбы? Тем более что мне всего лишь шестнадцать лет. Разве официальный опекун не обязан заботиться о своем подопечном до восемнадцати лет?

Конечно, дело было еще и в ее подложном паспорте и свидетельстве о рождении. Хотя официально у нее было свидетельство о рождении и паспорт, выданные в Англии, но в действительности она — Энн Соммер. Если же это ложь, а это — ложь, то не имеет ли к ней отношение и Хелен? Андрианна решила проверить свою догадку, не замечая протянутого ей чека.

— Но тетушка Хелен, мне только шестнадцать лет, а разве опекун не обязан обеспечить ребенку одежду, еду и крышу над головой, пока он не достигнет совершеннолетия?

Хелен вспыхнула:

— Возможно. Но нигде не говорится о том, какой именно одеждой и едой и какого именно качества должна быть крыша над головой. Или ты хочешь знать в подробностях, что именно гласит закон? Думаю, тебе это может чертовски не понравиться!

— Возможно, и не понравится. Но мы сможем узнать, что именно гласит закон о брошенном ребенке, который вынужден жить под чужим именем с фальшивым паспортом и с фальшивым свидетельством о рождении. Что подумают о той женщине, которая виновна в этом?

Хелен рассмеялась:

— Не думаю, что несчастную, обманутую женщину сочтут виновной. В конце концов, ты носишь имя Александера и предполагается, что ты являешься ребенком его брата. Ну а я — всего-навсего обманутая жена. Ты же понимаешь, все это было сделано по указанию Эндрю от имени Александера. Он, а не я достал свидетельство о рождении, дающее тебе британское подданство, он же достал и паспорт. Да и кому можно задать подобные вопросы? Мертвые сраму не имут. Если же у тебя есть сомнения, нанимай адвоката, и — удачи! Адвокаты же, как и все прочие люди, предпочитают сначала убедиться в твоей платежеспособности перед тем, как шевельнуть хотя бы мизинцем.

Андрианна кусала губы и понимала, что в конце концов будет именно так, как сказала Хелен — жизнь, и от нее никуда не денешься: нет денег — нет власти.

Но тут девушка заметила, что Хелен о чем-то судорожно размышляет — веки ее даже подрагивали от напряжения.

Что именно она думает? Что хотя Энн всего лишь маленькая мушка на стене в ее комнате и укус ее безвреден, но она может доставить мелкие неприятности и нарушить плавное течение жизни.

Да, вероятно, об этом думает ее «тетка»! Сколько же может стоить эта малозначительная, но такая навязчивая мушка? Еще пятьсот фунтов стерлингов? Тысячу? Больше? Она может потребовать и больше!

— Да, тетушка Элен, вы, как всегда, правы, — вздохнула Андрианна. — Я на самом деле мало чего смогу добиться. И вы правы — мне нужно возвращаться в Калифорнию. Там мои корни, и я, в конце концов, не буду мешать вам. Конечно, это немного, но кое-что. Вопрос в том, как же я поеду в Калифорнию, имея фунт стерлингов на своем счету? Пятьсот фунтов — вы сами сказали — хватит лишь на то, чтобы купить билет до Америки.

Хелен оборвала ее:

— Сколько ты хочешь?

— Пять тысяч.

Хелен рассмеялась:

— Ты о себе высокого мнения. Ты не стоишь и половины даже со всеми теми хлопотами, которые можешь вызвать. Но так уж и быть. Три тысячи, включая ту сумму, которую я уже выписала. Бери — или убирайся вон.

— Я возьму.

— Хорошо.

Хелен разорвала старый чек и выписала новый.

— Напоследок небольшой тебе совет: когда ты на коне, не становись жадной. И запомни: больше ты от меня не получишь ни гроша!

Хелен протянула Андрианне чек, и та, выхватив его, радостно сообщила:

— Теперь я иду в банк. Вы не будете так любезны позвонить им, чтобы приготовили мои деньги?

Хелен ее слова позабавили:

— Ты мне не доверяешь? Думаешь, я тебя обману?

— Тетушка, разве не вы научили меня не доверять никому, кроме себя самой, и не надеяться ни на кого, кроме себя?

Перед уходом Андрианна решила задать еще один вопрос, который ее мучил:

— Я хотела бы узнать одну вещь…

— Задавай свой вопрос, чтобы, наконец, покончить со всем раз и навсегда.

— Когда я училась в Хаксли, со мной училась девочка из Сан-Франциско. Она рассказывала, что ее мама была с вами знакома, когда вы там жили. Она рассказывала, что у вас была интрига с моим отцом… еще до моей мамы… Это правда?

— Да, это правда. Это все, что ты хотела узнать?

— Вы любили его? Любили его, на самом деле, как и моя мама?

Хелен опять рассмеялась:

— Это забавное приключение. Только дураки смешивают забавные вещи с серьезными.

— Например, с деньгами?

— Да, с деньгами.

«Хелен, какой бы она ни была — дурой не была никогда, — подумала Андрианна. — А вот Елена была дурой — доверчивой, милой дурой».

Андрианна уже выходила из гостиной, когда Хелен бросила ей вдогонку:

— Кстати, как ты провела каникулы в Порт Эрколе? Это очень разумно, что ты позволила красавчику Форенци пригласить себя. И чем вы там занимались? Я слышала, что Джино очень привлекательный мужчина, очень мужественный. Ну, а между нами, девочками, я всегда предпочитаю мужчин постарше. Конечно, мальчишки полны энергии и силы, у них всегда готов встать, — но мужчины постарше обладают «савуар фэр» — умением и опытом. Ты понимаешь?

Смысл слов Хелен был понятен Андрианне, и щеки ее вспыхнули. «Нет, Хелен не была дурой, — подумала она вновь. — И уж конечно, знала о деньгах все, что необходимо знать. Она знала, как их доставать и как их тратить. Но были вещи, ей неведомые. Любовь, например…»

Поэтому в ответ на колкость Хелен Андрианна лишь с сожалением улыбнулась ей.

Как только Андрианна вернулась в школу, она сразу побежала к Гаю и обрушила на него все свои новости. Но узнала, что и у Гая были свои новости, не менее обескураживающие. В его комнате нашли несколько килограммов гашиша, его выгоняют из школы, хотя в июне он должен был заканчивать весь курс. Угрожают даже выдать его швейцарским властям.

— Гай, ты же обещал мне, что не будешь больше… И твой отец? Он не может тебе ничем помочь?

— Он мог бы, если бы захотел, но он не хочет. На этот раз, сказал он мне, я сам должен выбираться из дерьма. Он умывает руки.

— Но, может быть, он все же поможет тебе? Не позволит же он тебе оказаться в тюрьме?