Вселенная Ехо. Том 2 - Макс Фрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он кивнул и с любопытством прислушался к моему шепоту.
– Ну и имена у этих тварей! И как ты только их выговариваешь, Один? Между прочим, пока ты бормотал эту чушь, мне было очень щекотно, – заявил он, застегивая куртку. – Думаю, именно в этом и состоял твой злодейский замысел: ты собирался защекотать меня до смерти. Я раскусил этого одноглазого! – вскричал он, обращаясь к Олимпийцам. – Не поддавайтесь на его уговоры. Он царапается и щекочется, а еще шляпу надел… Впрочем, все это вполне можно пережить, имейте в виду.
– Отлично, – кивнула Афина. – Рисуй свой знак и на моей груди, Один. Какого черта! Если еще и тебя бояться, жизнь станет совсем невыносимой.
– Спасибо за доверие, Паллада, – поклонился я.
– Надеюсь, мне не обязательно расставаться с этим обликом? – осведомилась она. – Твоя руна не исчезнет, когда я решу, что мне надоело выглядеть таким образом?
– Не исчезнет. Это же магия, а не вечерний макияж.
– «Макияж»? И где ты только успел нахвататься таких словечек? – удивилась она.
Я не стал втолковывать ей, что мне ведомо любое слово, хоть раз сорвавшееся с человеческого языка. Не до похвальбы сейчас.
Пример Афины вселил решимость в сердца ее родичей. Арес решительно разорвал свое платье – что было совсем не обязательно, с таким-то глубоким вырезом! – кокетливо осведомился у окружающих, нравится ли им его новый шикарный бюст, а потом с неподдельным интересом наблюдал за моими действиями.
– Ни хрена он меня не заколдовал, – сообщил он Олимпийцам. – Я бы почувствовал, если что не так!
– Ну да, теперь ты у нас такой чувствительный, дальше некуда! – насмешливо отозвалась Артемида. Она уже расстегивала драгоценные пуговицы на своей шелковой одежде, но недоверие в ее глазах не угасло.
– Если не хочешь – не нужно, – мягко сказал я. – Надеюсь, у тебя еще будет время подумать.
– У меня нет времени. Его нет ни у кого из нас, – она испытующе посмотрела на меня. – А ты не предчувствуешь недоброе, Один? Я думала, у тебя чуткое сердце.
– А ты чуешь беду, Диана? – встревожилась Афина.
– Геката где-то рядом. А где Геката, там и беда… Кстати, можешь шепнуть своим рунам и ее имя, Один. Не помешает.
– А кто она, эта Геката? – спросил я. – Впервые слышу от вас ее имя.
– Да, мы не слишком любим о ней вспоминать. Когда-то она была одной из нас, – принялась объяснять Артемида. – Было время, когда люди даже считали ее моей тенью, и в их словах была доля правды, поскольку в те времена мы обе с радостью подчинялись велениям Луны, да и охотились в одних угодьях, только я днем, а она – ночью. Но мы уже давно враждуем. Очень давно.
– И что, она искусная охотница? – с интересом спросил я. – А вы не могли бы забыть старые ссоры до лучших времен? Было бы неплохо разжиться могущественным союзником.
– Да, пожалуй, – неуверенно согласилась Артемида. – Она действительно искусная, как ты выражаешься. И очень могущественная. Геката много старше нас, Один. И она совсем другая. Мы никогда не понимали ее, как не могли понять ее родичей, титанов. Но насколько я помню, сам Зевс не слишком любил ей перечить в те времена, когда она навещала нас на Олимпе.
От меня не укрылось, что Зевс недовольно насупил брови, но возражать не стал.
– Я не думаю, что Геката захочет стать нашим союзником, – продолжила Артемида. – Она и в лучшие времена предпочитала действовать в одиночку. А если бы она и захотела найти себе компанию… Знаешь, мне легче представить ее в стане наших врагов, чем рядом с нами! Если хочешь, я могу рассказать тебе о ней, но позже. А сейчас делай свое дело. Ночь уже почти наступила.
Я кивнул и взялся за нож. Артемида была права, темнота сгущалась, а до сих пор неведомые враги приходили за нашими головами именно под покровом ночи. На их месте я бы непременно постарался застать Олимпийцев врасплох, где-нибудь на свежем воздухе, если уж двери их домов были теперь надежно заперты для незваных гостей.
Вообще-то я не слишком опасался внезапного нападения, поскольку велел валькириям охранять подступы к месту нашей встречи – а с такой охраной можно не бояться неожиданностей. Но по мере того, как темнота вокруг нас сгущалась, мое сердце все чаще вздрагивало от смутного беспокойства. Дурость какая – до сих пор я всегда считал ночь временем моей силы.
Как бы то ни было, темнота подгоняла меня. Я успел начертить руны на груди Артемиды и Аполлона, который забыл о сомнениях, увидев снисходительную улыбку на губах сестры. Потом я принялся колдовать над Гелиосом. Гефест тоже покинул свое место и неохотно подошел ко мне нелепой походкой маленького печального человечка, который смешил людей чуть ли не сотню лет назад.
Аид равнодушно сидел в стороне. Бедняга по-прежнему почти не осознавал происходящее. Кажется, ему было совершенно все равно, подставлять свою грудь под мой спасительный нож или под губительный клинок одного из убийц.
Зевс тоже медлил. Ему очень не хотелось окончательно признавать мое превосходство. На его месте я бы и сам терзался, выбирая между воплями гордыни и шепотом разума. И в конце концов я – если не нынешний, то по крайней мере, тот Один, который совсем недавно величественно восседал в золотых чертогах Вальгаллы, – наверняка предпочел бы уступить гордыне.
Я медленно учился мудрости, куда медленнее, чем следовало, и теперь мог посочувствовать Зевсу: мы с ним были одного поля ягоды.
– Приятно видеть, что вы наконец-то приобщились к древним мистериям, голубчики!
Насмешливый женский голос раздался из-за моей спины. Я не мог обернуться, поскольку как раз вплотную занялся руной на груди Гелиоса.
«Ничего, – думал я, – если уж мои валькирии ее сюда пропустили, значит, она не враг. А даже если и враг, Олимпийцы с ней и сами справятся. Она одна, их много. Не дети же беспомощные».
Но драки так и не вышло. Пока я возился с руной, все остальные переминались с ноги на ногу и сверлили яростными взглядами таинственную незнакомку, которая не отказала себе в удовольствии язвительно прокомментировать перемены в их внешности. Уж не знаю, почему Олимпийцы не выцарапали ей глаза. Даже мой побратим и старый недруг Локи мог бы позавидовать ее злому языку.
Завершив обряд, я с любопытством огляделся. Олимпийцы были похожи на стаю диких кошек, которые не могут решить: впиться противнику в горло или убежать подобру-поздорову, но уже угрожающе замерли на месте, приготовившись к прыжку, – в любом случае пригодится.
За моей спиной, скрестив руки на груди, стояла прекрасная великанша. Думаю, даже моя макушка доставала ей только до плеча, а ведь мой рост всегда соответствовал моим – и не только моим – представлениям о величии. От нее исходило упоительное благоухание, свежий аромат летней ночи. Он кружил голову даже такому старику, как я, давным-давно переставшему обращать внимание на пустяки вроде сладкого запаха мокрой акации.
Мгновением позже я увидел, что у великанши три лица, одно другого прекраснее, а волосы развеваются так, словно ей в спину дует сильный ветер. Спустя еще одно мгновение я понял, что ее волосы были настоящими живыми гадюками, разъяренными и голодными.
– Кто ты? – спросил я. – Уж не та ли Геката, о которой мне столько понарассказали?
– Я самая. А что, обо мне здесь сплетничали? – она укоризненно покачала головой. – Тебе следовало раньше познакомиться со мной, сын Бора. Твои грозные красотки с радостью повиновались моему голосу, а это значит, что мы с тобой очень похожи. Как братец с сестричкой, хотя наши родители не потрудились как следует пропотеть в объятиях друг друга. Ну вот, встретились – лучше поздно, чем никогда.
– Зачем ты сюда пришла? Решила, что некому, кроме нас, слушать твои хулительные речи? И то правда, у существ, населяющих ночную тьму, совсем другие заботы. Если хочешь предложить союз, так и скажи. Сейчас я рад принять любую помощь. А если нет – что ж, тогда тебе нечего здесь делать.
– Помощь? От меня? – расхохоталась она. – Ну уж нет! Считай, что я пришла поразвлечься, познакомиться с тобой и заодно немного потрепать нервы твоим новым приятелям. И каким дурным ветром тебя занесло в эту компанию, хотела бы я знать? Я ничего не имею против тебя, брат Вили и Ве, но твое присутствие среди этих неудачников кажется мне нелепым. Сидел бы ты лучше дома, вот что я тебе скажу.
– Тебя забыл спросить.
Я посмотрел на нее так, что она прикусила свой болтливый язык.
Одно было плохо – я не мог заставить себя разгневаться по-настоящему. Во-первых, эта трехликая действительно была похожа на меня самого. Можно было подумать, что я наконец-то встретил собственную тень, «второго себя», о котором жарким таинственным шепотом однажды рассказал мне Фрейр, – тогда я ни слова не понял из его смутных объяснений и предпочел думать, что бедняга Фрейр просто перебрал браги. Кроме того, я чувствовал, что за напускной бравадой Гекаты нет настоящей враждебности. Оставалось только понять, зачем мы ей понадобились.