Послушай мое сердце - Бьянка Питцорно

— Ну как? Нравится тебе эта плутовка Ундина? — оживилась Олимпия.

Плутовка? Неужели они говорят об одном и том же человеке? Эта женщина, такая мудрая, такая уравновешенная, которая двигается с таким гармоничным и спокойным изяществом, и вдруг плутовка? Удивление Приски было таким заметным, что Олимпия рассмеялась.

— Я ведь знаю ее с рождения, и она для меня все еще ребенок. Мы с Мундула дальние родственники, и ее мама — моя лучшая подруга с самого детства. Маленькая Ундина была страшная хулиганка и всегда играла в мальчишеские игры. Настоящий ураган! Она вечно бегала с мячом и затевала драки со всеми уличными мальчишками, которые, конечно, страшно ее колотили. А какая дерзкая была! Ее маме так и не удалось научить ее, что ребенок должен беспрекословно слушаться взрослых и, если на него кричат, должен молчать… Просто чума, говорю тебе! Кто бы мог подумать, что она станет такой прилежной, выиграет все эти стипендии и поступит в Университет.

Приска слушала как завороженная. До сих пор она никогда не задумывалась о том, что ее богиня тоже когда-то была маленькой девочкой, как она сама. Ей всегда с трудом удавалось представить, что взрослые раньше были детьми. Маленькая Ундина… как бы ей хотелось с ней познакомиться! Они бы наверняка подружились!

— У тебя нет ее детской фотографии? — спросила она.

— Должна быть где-то. Принеси-ка мне альбом из шкафа. Он на первой полке справа… Или нет. Погоди. Он у меня тут на тумбочке. Вчера заходил доктор и тоже захотел посмотреть его.

Приска была так взволнована, ей так не терпелось посмотреть, какое лицо было у Ундины в детстве, что она не обратила внимание на этого «доктора».

Олимпия бережно перелистывала картонные страницы, обклеенные фотографиями…

— Вот! Она должна быть тут. У нее была конфирмация в один день с моей племянницей Адой.

Кудрявая темноволосая Ада с длинной белой лентой на лбу, на которой держалась вуаль, улыбалась. Но вместо фотографии Ундины на листе остались только четыре липких треугольника по углам более светлого прямоугольника.

— Она оторвалась! Эти ушки ни к чему не годны, — сказала Олимпия. — Поищи-ка на полу. Она должна была упасть куда-то сюда.

Приска встала на четвереньки и стала искать под кроватью, под креслом Олимпии, под тумбочкой. Она даже приподняла края истертого пыльного ковра. Но фотографии и след простыл.

— Она, наверное, еще раньше отклеилась, — сказала Олимпия. — Знала бы ты, сколько всего находит моя сестра на дне под ящиками, когда делает генеральную уборку! Столько вещей там прячется!

Приска хотела было сразу поискать в шкафу, но Олимпия сказала:

— Да брось: ящики тяжелые, ты одна не справишься. Я покажу ее тебе в следующий раз.

И в утешение она рассказала Приске историю, которая случилась много лет назад, когда кум синьора Мундулы, который был пастухом в Озуни, подарил ему к Пасхе ягненка.

Он привел его в Вербное воскресенье, чтобы девочка могла поиграть с ним до того, как его зарежут и съедят. Он был такой маленький, что еще не умел щипать траву, и им приходилось поить его молоком из бутылочки. Кормила его Ундина, и ягненок считал, что она его мама, и бегал за ней по всему дому, тыкаясь лбом в ноги, чтобы показать, как он ее любит. Она помыла его в ушате, чтобы он стал белым-пребелым, и повязала ему на шею голубую ленточку с прошлогоднего пасхального яйца. Когда она выходила гулять на улицу, она брала ягненка на руки, потому что он не умел спускаться по лестнице. Поводок ему был не нужен, потому что он не убегал, а ходил за ней по пятам, и если она делала вид, что уходит, он бросался за ней, жалобно блея. Ундина не поняла еще, что ягненку суждено оказаться в духовке к пасхальному ужину. Но вечером в Великую пятницу, когда они мыли посуду после ужина, мама сказала ей:

— А из шкуры ягненка мы сделаем тебе симпатичный коврик, будет лежать перед твоей кроватью.

Тогда она все поняла. Но промолчала. Ночью она дождалась, когда папа с мамой заснут, взяла ягненка на плечи, как Иисус Христос, и в ночной рубашке босиком вышла на улицу. Можешь себе представить, как испугалась мама, когда утром не обнаружила ее в постели. Она закричала, перебудила всех соседей, папа пошел в полицию. О ягненке никто и не вспомнил. Считали, что ее украли цыгане, потому что она была по-настоящему красивой и утонченной девочкой, как будто из знатной семьи. В девять утра Ундина вернулась, все ноги у нее были в земле, и она никому не говорила, где была. Я думаю, она ушла за старые городские стены и бродила по полям, пока не нашла пастуха со стадом. Вот ему она и отдала ягненка. Правда, это уже я придумала потом. Она так ничего и не захотела рассказывать, и отец ее хорошенько отколотил, во-первых, за то, что она всех заставила поволноваться, а во-вторых, потому что в субботу мясные лавки были закрыты, и в тот год на Пасху семья Мундула осталась без ягненка на столе.

Приска слушала, восхищаясь маленькой Ундиной. Идти одной ночью по темному городу, потом по полям, где с ней могло случиться все что угодно… Ее переполняли сочувствие и жалость к Ундине за все эти оплеухи, которые выпали не ее долю, как назло, в день любви и согласия.

«А может, она тоже вела журнал учета незаслуженных подзатыльников? Интересно, помнит ли она еще о них…» — думала Приска.

Но в следующую среду Приска, придя на урок, не решилась спросить Ундину об этом и даже не рассказала, что разговаривала о ней с Олимпией. Она только смотрела на нее, пытаясь представить с ягненком на плечах, как Иисуса Христа, но не могла.

Глава вторая,

в которой учительница получает цветы

На Пасху было все еще холодно и шел дождь. Но через пару дней наступила хорошая погода, пришло тепло, а вместе с ним необходимость убирать зимние вещи. Девочки ходили с голыми ногами, а это значило, что наступила весна.

В саду синьоры Лукреции все цвело, и Элиза, как и в прошлом году, каждый день по дороге из школы собирала там букетик цветов для бабушки Мариуччи, которая отвозила его на кладбище.

Сама бабушка Лукреция на кладбище никогда не ходила, но не имела ничего против того, чтобы ее розы, барвинки, ирисы и ноготки оказывались на могиле Изабеллы.

Однажды Анджела Кокко пришла в школу с большим букетом анемонов и тюльпанов, под которые ее отец отвел кусочек на своем огороде. Она робко подошла к учительскому столу и положила его рядом с журналом.

— Это вам, синьора, — сказала она учительнице, не глядя на нее, и чуть ли не бегом бросилась к парте.

— Спасибо, Анджела. Очень мило с твоей стороны, — сказала синьора Сфорца. Она окунула лицо в цветы, чтобы насладиться их ароматом, потом отправила Розальбу к сторожу за вазой.

«Анджела ведь самый настоящий Кролик, — думала Приска. — Что это на нее нашло? Я понимаю, если бы это сделал кто-то из Подлиз. Но Анджела? Она же даже не будет прыгать через класс, и со следующего года у нее будет новая учительница…»

Но Анджела с гордым видом восседала за своей партой. Она знала, что одноклассницы ей завидуют. Как они сами не догадались воспользоваться весной, чтобы завоевать расположение учительницы!

Она еще больше задрала нос, когда синьора Сфорца прервала на пятнадцать минут диктовку билетов и стала объяснять классу разницу между тюльпанами и анемонами, рассказала о Голландии и ветряных мельницах, хотя на экзамене это не спрашивали.

Когда прозвенел звонок, учительница вынула цветы из вазы, вытерла стебли газетой и так, с букетом в руках, пошла со строем учениц во двор.

«Теперь все остальные дети, все учителя и родители увидят цветы, — подумала Анджела. — А потом учительница принесет их домой, поставит в красивую вазу и уж неделю-то точно будет думать обо мне всякий раз, как на них посмотрит».

В первый раз с начала учебного года она гордилась профессией своего папы.

Класс прекрасно выполнил большие маневры, спел песню, наклонил на прощание головы, а Анджела все любовалась этим красивым разноцветным пятном в руках учительницы. Потом строй рассыпался, и девочки хлынули к выходу. Синьора Сфорца тоже вышла через главный вход.

На крыльце, нежась на весеннем солнышке, ждала синьора Мандас, мама Алессандры, в своем элегантном синем костюме в белый горошек.

Завидев ее, учительница засияла:

— Вот так сюрприз, синьора Мандас! Как приятно вас видеть! Как поживаете? И как поживает профессор?

— Хорошо, спасибо. А вы, синьора Сфорца? Надеюсь, Алессандра вам не очень досаждает…

— Нет-нет, что вы! Ваша девочка — настоящее сокровище! Такая умная и добрая…

— Я очень рада. Ну, Алессандра, попрощайся с учительницей, мы идем домой. До свиданья, синьора.

Учительница любезно улыбнулась. Потом в порыве подобострастия протянула букет цветов.

— Синьора Мандас, примите этот дар. Цветы в доме приносят радость…