Этюд в багровых тонах (сборник) - Артур Дойл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А упустить я их мог в любую минуту. Куда бы они ни направлялись, я всегда следовал за ними. Иногда на кебе, иногда на своих двоих, но на кебе было лучше, потому что так они наверняка бы от меня не ушли. Только очень рано утром или глубокой ночью я мог хоть что-то зарабатывать, поэтому скоро задолжал своему хозяину. Но меня это не слишком волновало, потому что те, кого я искал, были у меня в руках.
Но они тоже оказались очень хитрыми. Наверное, эти псы почуяли неладное, потому что перестали выходить на улицу по одному и в темное время суток. Я две недели наблюдал за ними и ни разу не видел их порознь. Дреббер почти не бывал трезвым, но Стэнджерсон постоянно был начеку. День и ночь я следил за ними, но удобного случая все не выпадало. Я не отчаивался, потому что чувствовал, что время почти настало. Я боялся только того, что эта штука у меня в груди не выдержит, лопнет раньше времени, и моя работа останется невыполненной.
И вот, как-то раз вечером, я ездил туда-сюда по Торкитеррас, это улица, на которой они жили, так называлась, и увидел, как к двери их дома подкатил кеб. Сначала его загрузили багажом, потом вышли Дреббер со Стэнджерсоном, сели в него и уехали. Я поехал за ними, стараясь держаться подальше, чтобы меня не заметили. Я тогда очень разволновался, потому что подумал, что они собираются переезжать. Они доехали до Юстонского вокзала и сошли. Я оставил со своим кебом какого-то мальчишку и пошел за ними на платформу. Мне удалось услышать, как они спрашивали насчет поезда до Ливерпуля. Дежурный ответил им, что ливерпульский поезд только что ушел, а следующий будет лишь через несколько часов. Стэнджерсон, похоже, разозлился, а Дреббер наоборот, даже обрадовался. В вокзальной толкучке мне удалось приблизиться к ним настолько, что я слышал буквально каждое их слово. Дреббер сказал, что он должен кое-куда съездить, закончить одно дельце. Но его дружок стал протестовать, начал напоминать ему, что они договорились все время держаться вместе. Дреббер сказал, что дело у него личное и он должен ехать один. Что на это ответил Стэнджерсон, я не расслышал, но после его слов Дреббер пришел в ярость. Он закричал Стэнджерсону, что тот всего лишь его слуга и работает на него, за что и деньги получает, и чтобы он не забывался и не указывал ему, что делать. Секретарь видимо решил, что переубеждать Дреббера бесполезно, и сказал, что будет ждать его в гостинице «Холидей», если он опоздает на последний поезд. На это Дреббер ответил, что вернется на вокзал до одиннадцати, и пошел к выходу.
Наконец настал миг, которого я так долго ждал. Мои враги были у меня в руках. Вместе они могли противостоять мне, но когда они разошлись, – все! Оба были в моей власти! Но я не стал пороть горячку. Я уже давно все спланировал, к тому же месть не приносит удовлетворения, если обидчик не успевает понять, кто и за что нанес ему удар. Я продумал, как сделать так, чтобы тот, кому я мщу, узнал, за какой свой старый грех он расплачивается. Мне помогла случайность. За несколько дней до этого один джентльмен, которого я возил на Брикстон-роуд выбирать дом, обронил у меня в экипаже ключ. Тем же вечером он нашел меня, и я вернул ему ключ, но успел предварительно сделать слепок и изготовить дубликат. Таким образом у меня появилось единственное место в этом большом городе, где никто бы меня не потревожил в самый неподходящий момент. Но как заманить туда Дреббера? Этим вопросом я и занялся.
С вокзала он пошел пешком, заглянул в пару рюмочных, в последней просидел почти полчаса. Когда он оттуда вышел, походка у него была шатающаяся, в общем, было видно, что он порядком набрался. Прямо передо мной стоял экипаж, Дреббер в него влез, и они поехали. Я от них не отставал, нос моей лошади всю дорогу был буквально в каком-то ярде от его извозчика. Мы проехали через мост Ватерлоо, потом долго петляли по улицам и наконец, чему я очень удивился, снова оказались на Террас, с которой он уезжал. Я никак не мог понять, зачем это ему понадобилось туда возвращаться, но не стал отставать. Я остановил свой кеб ярдах в ста от дома. Дреббер вошел в дом, а его экипаж укатил своей дорогой. Будьте добры, дайте мне стакан воды. От рассказа у меня пересохло в горле.
Я налил ему воды, и Хоуп выпил стакан до дна.
– Спасибо, – он вернул мне стакан. – Так вот, я ждал его минут пятнадцать или около того, но потом из дома донесся такой шум, будто там началась драка. В следующую секунду дверь распахнулась и на пороге появились двое, один из них был Дреббер, второй – какой-то молодой парень, которого я никогда раньше не видел. Этот парень держал Дреббера за воротник, и когда они оказались у лестницы, так наподдал ему коленом под зад, что тот вылетел носом на улицу. «Пес шелудивый! – закричал ему вдогонку парень и даже тростью своей пригрозил. – Я тебя научу, как честную девушку оскорблять!» Парень так разошелся, что я подумал, что он сейчас проломит Дребберу голову своей дубинкой. Но этот трус со всех ног бросился наутек, как заяц. Он добежал до самого угла, но тут увидел мой кеб и заскочил в него. «Вези в гостиницу «Холидей»», – велел он мне.
Как только Дреббер оказался у меня в кебе, у меня от радости так заколотилось сердце, что я испугался, что оно не выдержит. Я ехал медленно, соображая, как лучше поступить. Я мог вывезти Дреббера за город и там, на какой-нибудь проселочной дороге поговорить с ним последний раз по душам. Я уже почти настроился так и сделать, когда он сам помог мне. Ему вдруг страшно захотелось выпить, поэтому он велел мне ехать к какому-нибудь кабаку. Когда я остановился, он сказал, чтобы я ждал, а сам вошел внутрь. Пробыл он там до закрытия, а когда вышел, еле на ногах держался, так что я понял, что партия уже выиграна.
Только не думайте, что я собирался спокойно порешить его. Дреббер того заслуживал, но я не мог заставить себя так поступить. Я давно решил, что предоставлю ему шанс остаться в живых, если он, конечно, захочет им воспользоваться. За время долгих скитаний по Америке мне однажды довелось поработать сторожем и уборщиком в лаборатории колледжа в Йорке. Один раз профессор читал там лекцию про яды и показывал студентам один, как он это назвал, алкалоид; ондобыл его из какого-то яда для стрел, которым пользуются индейцы в Южной Америке, и яд этот такой сильный, что его мельчайшее зернышко вызывает мгновенную смерть. Я заметил пузырек, в котором хранился этот препарат, и, когда все разошлись, отлил немного себе. Фармацевт из меня никудышный, поэтому я просто пропитал этим веществом несколько маленьких легкорастворимых таблеток и каждую положил в отдельную коробочку с такой же таблеткой, только без яда. Я решил, что, когда настанет мой час, мои господа вынут из коробочек по таблетке, а я проглочу оставшиеся. Это будет так же опасно, как и стреляться через платок, только не так шумно. С того дня я не расставался с этими коробочками, и вот настало время воспользоваться ими.
Был уже почти час ночи, погода ужасно испортилась, поднялся сильный ветер, лило как из ведра. Но на душе у меня прямо-таки сияло солнце и пели птички. Я так радовался, что готов был кричать от счастья. Если бы кому-то из вас, джентльмены, пришлось, как мне, в один прекрасный день понять, что сейчас осуществится то, о чем ты мечтал долгие двадцать лет, вы бы меня поняли. Я закурил сигару, чтобы успокоить нервы, но руки у меня все равно дрожали, и в висках от возбуждения стучало, как молотком. Пока я ехал, мне казалось, что я вижу, как мне из темноты улыбаются старый Джон Ферье и красавица Люси. И я видел их лица так же отчетливо, как вас сейчас, джентльмены. Всю дорогу, пока я ехал до дома на Брикстон-роуд, они стояли у меня перед глазами по обе стороны лошади.
Вокруг не было ни души, и тишина стояла полная, только слышно было, как дождь капает. Я посмотрел в окошко на Дреббера. Его так развезло, что он заснул прямо у меня в кебе. Я подергал его за плечо. «Пора выходить», – сказал я. «Хорошо, хорошо», – проворчал он.
Думаю, Дреббер решил, что мы приехали к гостинице, которую он называл, потому что он кое-как выбрался из кеба и молча пошел следом за мной по тропинке, ведущей через сад к дому. Мне пришлось поддерживать его, чтобы он не свалился, потому что его все еще качало. Мы подошли к дому, я открыл дверь и пропустил его вперед. Клянусь вам, джентльмены, всю дорогу перед нами шли и отец с дочерью!
«Темно тут, как в аду», – сказал Дреббер, заходя в гостиную. «Сейчас станет светлее, – сказал я и зажег спичкой восковую свечу, которую захватил с собой. – Итак, Енох Дреббер, – я повернулся к нему и поднес свечу к лицу, чтобы ему было лучше видно. – Узнаешь меня?»
Несколько секунд он всматривался в меня пьяными глазами, но потом они округлились от ужаса, и он весь затрясся, так что я понял, что мормон меня узнал. Он побагровел и отступил на шаг. Я заметил, что на лбу у Дреббера выступил пот, было даже слышно, как у него застучали зубы. Тут я привалился спиной к двери и рассмеялся, громко, от души. Я всегда подозревал, что месть будет сладкой, но не думал, что испытаю при этом такую радость.