Ньюгейтская невеста - Джон Карр

– Право же, – томно протянула леди Джерси, бросая через обитый плюшем барьер ложи очередную порцию кожуры, – администрация должна тщательнее контролировать распределение билетов. О чем я говорила?

– О Кэролайн! – прошептала леди Каслри.

– В конце концов, дорогая, если она пыталась наставить мужу рога в первую же ночь, когда им следовало быть вместе…

– Когда? – возбужденно прошептала леди Каслри, позвякивая бриллиантами. – Где? С кем?

– Здесь, – спокойно ответила леди Джерси. – И там. – Она указала на ложу партера с левой стороны. – Кэролайн вела себя едва ли не нескромно. А мужчиной был лорд Элванли.

– Лорд Элванли! – почти вскрикнула леди Каслри.

Все три женщины повернули головы к двери в ложу, где возникла узкая вертикальная полоса света, в которой появилась круглая добродушная физиономия Элванли.

– Ваш покорный слуга, – отозвался он. – Ваш единственный сторожевой пес.

Он имел все основания сделать подобное заявление, ибо ни одну из троих леди не сопровождал супруг.

– У меня небольшое затруднение, – улыбнулся лорд Элванли, намекая, что затруднение более чем маленькое. – Я сразу вернусь.

Дверь ложи закрылась.

В коридоре позади лож было не так душно. Элванли мог слышать у себя над головой топот и шарканье ног опоздавших, которые занимали ложи четвертого яруса. Еще выше находилась маленькая галерея для слуг и итальянцев, поселившихся в Хеймаркете, поближе к их любимой опере.

Улыбка увяла на лице Элванли, но оно сохраняло комичное выражение благодаря носу-пуговичке, в котором едва ли удержалась бы даже маленькая понюшка табака.

– Это невозможно, – пробормотал он. – Но раз надо, так надо.

Стянув белые перчатки, Элванли вложил их в левую руку и засунул между жилетом и накрахмаленной манишкой. Почти праздным жестом он извлек из золотых ножен придворную шпагу, изготовленную по образцу прошлого столетия – с клинком не более дюйма шириной, с тупыми гранями и заостренным кончиком, абсолютно бесполезную в чьей бы то ни было руке, за исключением учителя фехтования, – и, поморщившись, вернул ее в ножны.

В коридоре раздался зычный голос:

– Уилл!

Поскольку коридор за ложами образовывал полукруг, а передняя стена театра была абсолютно прямой, находящийся в коридоре сначала слышал приближающегося к нему человека, а уже потом видел его. Окна, возле которых были укреплены «безопасные» лампы, отбрасывали белесый свет на грязный пол.

– Уилл! – снова послышался голос.

– Нед? – отозвался Элванли, спешно прихорашиваясь и доставая табакерку.

Достопочтенный Эдуард Файрбрейс, племянник майора Шарпа и бывший корнет 10-го гусарского полка, направлялся к Элванли ленивым шагом в пурпурной длинной накидке с высоким черным воротником, застегнутым на шее. Его щетинистые бакенбарды имели песочный оттенок, более светлый, чем у его дяди, а напомаженные волосы завивались вдоль аккуратного пробора. Ростом он был в шесть футов и три дюйма, а длинные руки походили на лапы африканской обезьяны, демонстрируемой месье Сомаре в Пантеоне[109].

– Вы, должно быть, замаскировались, – усмехнулся Файрбрейс, показывая ряд широко расставленных зубов. – Я не мог вас найти, пока не заглянул в ложу леди Джерси.

– Вот как? – Элванли постукивал указательным пальцем по крышке табакерки. – А по какой причине вы хотели меня видеть?

Файрбрейс вновь осклабился:

– Сегодня утром или днем вы передали лорду Даруэнту вызов моего дяди, согласившись быть его секундантом.

– Согласно правилам, я не мог ответить отказом, хотя мне очень этого хотелось.

– Ну и что произошло?

– Лорд Даруэнт вежливо отказался и объяснил причины, одна из которых состоит в том, что сначала он должен свести счеты со своим смертельным врагом. Я счел эти причины вескими и передал их вашему дяде, который согласился со мной и отменил вызов.

– Отменил?

Файрбрейс стиснул под накидкой рукоятку хлыста. Сквозь тонкие перегородки было слышно, что увертюра подходит к концу.

– Мой дядя стареет, – сухо обронил Файрбрейс, – а старики склонны к трусости. Я пойду в ложу, Уилл, и дам Даруэнту испробовать вот это. – Он ударил хлыстом по полу. – Если он стерпит такое перед всем театром, тем хуже для него, а если вызовет меня… ну, вы видели, как я владею саблей. В любом случае, Уилл, моя фамильная честь должна быть удовлетворена.

– Ваша фамильная честь… – В голосе Элванли послышались странные нотки. – В колоде карт, Нед, – он попытался вложить понюшку в свой микроскопический нос и рассыпал большую ее часть по лицу, – обычно существует только один козырной туз…

Хлыст зловеще щелкнул.

– Но когда ваш полковник обнаружил два туза – один на столе, а другой у вас в рукаве, – он очень легко согласился на вашу отставку. Очевидно, если бы вы убили Даруэнта или даже унизили его публично, кое-кто, облеченный немалой властью, вернул бы вам офицерский патент, а?

Файрбрейс сделал резкое движение рукой, но маленький пэр не обратил на это внимания, спокойно смахивая с лица крупинки табака кружевным носовым платком.

– Послушайте моего совета, Нед. Не трогайте Даруэнта. Если вы не согласитесь по хорошей причине, то можете согласиться по плохой. – Тон Элванли внезапно изменился. – Вы сегодня смотрели в партер?

Файрбрейс шагнул вперед и остановился.

– В партер? Нет. А что?

– Он полон боксеров-профессионалов, – объяснил Элванли, сдувая пыль с галстука. – Вы, кажется, говорили о маскировке. Так вот, я насчитал две дюжины коротко остриженных голов под париками. Вы забыли о беспорядках в «Ковент-Гарден»?

– Неужели люди вроде Крибба. Белчера или даже Рэндалла…[110]

– Нет, они не стали бы марать руки, как и не приняли взятку от администрации «Ковент-Гарден». Но, по-вашему, я могу не узнать Верзилу Хенчмена после того, как поставил на него две тысячи в матче с Бойцовым Петухом и проиграл? Или Дэна Спарклера? Или Ноттингема Пича? – Элванли слегка повысил голос. – Это отребье ринга. Через пять минут, если не меньше, театр взорвется, как крепость, под которую подложили мину.

В коридоре на несколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая только звуками музыки и шорохом платьев.

– Но с какой стати? – осведомился Файрбрейс. – Никто ничего не имеет против итальянцев. Хотя постойте! Во время беспорядков в «Ковент-Гарден» несколько человек подняло крик, выступая против иностранных певцов. Но это был всего лишь предлог.

– Это и сейчас предлог, – обыденным тоном произнес Элванли, – чтобы убить Даруэнта.

Глаза Файрбрейса расширились.

– Убить?

– Конечно, это только мое мнение, – продолжал Элванли, пряча платок и табакерку, – но мне кажется, после потасовки его найдут со сломанной шеей или хребтом. Помните, в «Ковент-Гарден» тоже нашли мертвеца. Кто видел, как это произошло? Кого можно было обвинить в этой суматохе? Такой трюк был бы достоин Старого Кью[111], не будь он мертв и проклят. Это подстроено…

– Человеком, которого вы называете смертельным врагом Даруэнта?

– Да. Человеком, который был переодет кучером с кладбища. – Элванли помолчал. – Нед, он в ловушке, откуда ему не выбраться. Ради бога, не делайте ситуацию еще хуже!

Файрбрейс отбросил накидку на плечи и медленно смотал хлыст.

– Даруэнту точно известно, что он в ловушке? – сквозь зубы осведомился племянник майора Шарпа.

– Да. Я предупредил его на лестнице театра. Но он всего лишь сказал…

– Что сказал?

– Что это его единственная возможность встретиться с кучером лицом к лицу.

Файрбрейс встал рядом с Элванли, и теперь оба смотрели в одну сторону.

– Конечно, он может встретиться с кучером, – усмехнулся Файрбрейс, – а заодно и со мной. Посмотрим, что из этого выйдет. – Он щелкнул хлыстом. Звук походил на пистолетный выстрел. – Любопытно, – добавил Файрбрейс, – о чем сейчас болтают Даруэнт и его дорогая супруга?

Звонкий удар тарелок возвестил об окончании увертюры. Раздались аплодисменты, похожие на стук дождя по крыше.

В ложе 45 Кэролайн и Даруэнт продолжали разговор, начатый несколько минут назад, когда они вошли в ложу. Страсти накалились до опасного предела.

– Может быть, вы посмотрите на меня? – спросила Кэролайн.

Даруэнт обернулся.

Кэролайн надела – неужели намеренно? – белое атласное платье с низким вырезом, красным поясом и рубином на груди. Этот наряд был на ней в ночь свадьбы в Ньюгейте.

– Вы не любите вашу мисс Спенсер, – тихо сказала она. – И никогда не любили. В тюрьме вы изобрели счастливую Аркадию[112], где нет никаких забот, и поселили ее в ней. Но все это неправда.

– Кэролайн, я…

– Правду говорю я, и вы это знаете! А вот я не знаю, приходилось ли когда-нибудь женщине стыдиться самой себя так, как стыжусь я!

– Если вы имеете в виду мой непрошеный визит в вашу ванную… – начал Даруэнт, пытаясь говорить беспечным тоном.