Рыжий город, или Четыре стороны смеха (сборник) - Георгий Голубенко

Коновалы они, эти врачи. Меньше их в медицине разбираются только эти… как их там? О! Народные целители.

Тут несколько лет назад определил я у себя болезнь. Действительно довольно-таки специфическую. Я вот только понять не мог: это чумка собачья или конский сап? В общем, что-то такое, о чем эти самые врачи со мной вообще разговаривать отказывались. Ну, пошел я к целителям. Жить же все-таки хочется… Передо мной мужчина какой-то в очереди стоит. А с ним женщина… Страшная!.. Как не знаю кто!.. Глазки малюсенькие, как у таракана. Уши огромные, как у слона. Посредине нос, как Пизанская башня. Падающая на подбородок. В общем, выходит этот целитель, спрашивает у мужчины: что случилось? «Вот, – говорит мужчина, – супруга моя. С соседкой поссорилась. А соседка эта – известная ведьма – обещала порчу на нее навести…» – «Да, – говорит целитель, рассматривая его супругу, – тяжелый случай». – «Что вы имеете в виду? – удивляется мужчина. – Почему тяжелый? Пока – тьфу-тьфу-тьфу… все нормально. Просто мы боимся, как бы эта соседка из моей жены действительно не сделала какую-нибудь уродину…»

Короче, целители эти тоже ничего не соображают. Только сам человек, если он, конечно, не болезненно мнителен, а способен трезво оценить свое состояние, может поставить себе настоящий диагноз. Я, например, делал это всю свою жизнь. И ошибся только один раз: когда уже в достаточно зрелом возрасте, буквально во сне, не просыпаясь, поставил себе стопроцентный диагноз – родимчик! Утром вызвал врачей. И только тут выяснилось, что это не я плакал, орал и пускал пузыри всю предыдущую ночь, а соседский младенец, которого именно в это время привезли из родильного дома.

Вот такие дела…

А тут еще жена… Стоит мне схватиться за какой-нибудь свой внутренний орган, который, как мне показалось, ведет себя не так, как ему предписано, и заорать на весь дом «Умираю!» (что я, надо сказать, делаю почти каждый день), как жена начинает меня стыдить: «Знала бы, – говорит, – что ты такой трус, в жизни бы не вышла за тебя замуж!..» – «Понимаю, – говорю, – что ты имеешь в виду. Но уж если ты так любишь смелых, тебе нужно было родиться чуть раньше и выйти замуж за Александра Матросова. Уже бы через неделю была вдовой, и голову бы тебе никто не морочил со своими болячками. А я… пусть лучше я немного перестрахуюсь…»

Вообще-то я человек щедрый. Или скупой. Все зависит от количества котлет, которое мне удается съесть за день.

Проснувшись, я, насупленный и хмурый, выхожу на кухню.

– Доброе утро! – говорит жена. – Знаешь, дорогой, вчера в магазине я видела такие очаровательные брючки… Ты не возражаешь, если я сейчас сбегаю?..

– Опять?! – злобно прищуриваюсь я. – Да что же это за горе такое, честное слово? У тебя уже и так восемнадцать пар брюк. Зачем тебе еще и девятнадцатая? Ты же не сороконожка, в конце концов! Хотя – пожалуйста, поступай как хочешь! Но если ты каждый день будешь бегать за новыми брюками, то тогда не устраивай мне скандалы, что я каждый день бегаю за новой юбкой!..

– Хорошо! – миролюбиво говорит жена. – Обойдусь я без этих брюк. Давай позавтракаем. Съешь котлетку.

Я впиваюсь зубами в мягкое душистое мясо. Теплая волна насыщения обволакивает мой желудок. Отогревает сердце.

– А впрочем, – говорю я жене, – купи себе эти брюки. Я же не скупердяй какой-нибудь. И потом я тут подсчитал: если бы ты действительно была сороконожкой, тебе бы понадобилось целых двадцать пар. А так всего девятнадцать. Так что в этом смысле, если бы мне сегодня опять пришлось выбирать, на ком жениться – на тебе или на сороконожке, – я бы все-таки выбрал тебя. Покупай!

– Спасибо, дорогой! – радуется жена и начинает собираться в магазин.

Собирается она довольно долго. За это время облагораживающее действие съеденной мною котлеты начинает ослабевать.

– И куда это ты собралась?! – мрачно спрашиваю я, оглядывая уже одетую жену. – Ты что, действительно решила купить себе эту никому не нужную сто восемнадцатую пару брюк?!

– Девятнадцатую, – уточняет жена.

– Тем более! Нет. Все-таки я тебя не понимаю! Я тут вкалываю, как галерный раб! Непосильным писательским трудом зарабатываю какие-то деньги… чтобы после моего ухода из жизни хоть что-нибудь осталось!..

– Но это же глупо! – говорит жена. – Чтобы после ухода писателя остались только какие-то деньги…

– А если после ухода писателя останется только девятнадцать пар женских брюк – это что, по-твоему, умнее?! Или это, по-твоему, привлечет ко мне дополнительных читателей?

– Успокойся! – пугается жена. – Я уже ничего не хочу себе покупать. Если это привлечет к тебе дополнительных читателей, я вообще согласна ходить без брюк!..

Но я уже взвинчен и, чтобы снять с себя нервное напряжение, опять отправляюсь на кухню и съедаю следующую котлету. Действует она на меня так же благотворно, как и предыдущая.

– И что это ты разделась, дорогая? – спрашиваю я жену, выходя в коридор. – А за брюками кто вместо тебя пойдет?

– Но ты же только что говорил…

– Перестань! – нежно обнимаю я жену. – Нашла кого слушать! Мало чего я там бурчал на голодный желудок… Конечно, покупай, любимая. Только почему одни брюки? Купи себе еще и курточку.

– Ты что, сейчас на кухне съел две котлеты? – подозрительно спрашивает жена. – Я же ребенку оставила!

…Постепенно моя жена все-таки научилась со мной обращаться. И теперь выстраивает мой рацион в точной зависимости от стоимости предмета, который она задумала приобрести. Например, недавно, когда она решила купить себе шубу, она кормила меня, не переставая, целых четыре дня и четыре ночи. Чуть не довела до заворота кишок. И все же, пока мы дошли до магазина, я успел немного проголодаться. Поэтому вместо норкового манто ей удалось купить себе только кроличью телогрейку. Но жена продолжает совершенствоваться.

Думаю, ничего нового я этой историей читателям не рассказал. Давно известно, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Просто у меня этот путь, наверное, самый короткий из всех, которые только можно себе представить.

Букет для президента

Звали ее, кажется, Рива. Фамилия – вообще Хасид. Маленькая, некрасивенькая, похожая на обезьянку… То есть более невероятного сотрудника для редакции пропаганды одесской студии телевидения конца семидесятых годов трудно было представить.

– Как она к нам попала? – дергалось руководство. – Мы же идеология! Кто ее принимал на работу?!

Стали что-то там разбираться, запутались, потом замотались, забегались, и… Нет, перевели, конечно, ее из помрежей в уборщицы, что даже по тем временам выглядело несколько диковато, но из идеологии не выщелкнули. И забыли на двадцать лет. Забудем и мы на какое-то время. Вспомним, когда понадобится.

И вот уже другая страна, другие нравы, и приезжает в Одессу сам президент! Ну что мы о нем знали до этого? То есть пока он был еще претендентом. Говорили, что не дурак выпить. Уже хорошо. У нас политический деятель, если он хоть в чем-нибудь не дурак, это, знаете ли, уже не мало. Короче, он победил. И вот приезжает. На один день. Знакомимся с расписанием визита. Значит, утром, после встречи в аэропорту, у него посещение пивзавода. Ну, ясное дело, после вчерашнего…

Потом его везут на завод шампанских вин. Потом на винно-коньячный. После всего этого он встречается со старшеклассниками. И, наконец, банкет в обладминистрации и прощальный фуршет в аэропорту. Для нас важно, что после винно-коньячного и до старшеклассников он хочет заехать на студию и выступить перед восхищенными телезрителями.

– К встрече готовы? – спрашивает представитель обладминистрации, который, собственно, и знакомит нас с этим насыщенным расписанием.

– Оно, конечно… – мнется директор студии. – Телекамеры там, свет… Но неудобно как-то, знаете ли, встречать с пустыми руками… Может, учитывая, так сказать, увлечения нашего гаранта, предложить ему чего-то спиртного?

– Спиртного не надо, – реагирует представитель. – После винно-коньячного, думаю, он еще часа полтора пить ничего не сможет.

– Тогда мясного, – включается замдиректора. – Пусть закусывает…

– Нет, – говорит представитель. – В течение дня не закусывает.

– Тогда букет! Пусть хотя бы занюхает, – шепчет кто-то из нас ехидно.

– А вот это – пожалуйста!.. – соглашается представитель. – Букет – оно и красиво, и неожиданно, и без всяких намеков на эти, как вы ошибочно думаете, «особые увлечения»…

– Анастасия Филипповна! – командует наш директор. – А ну-ка берите все, что у вас там есть из профсоюзных денег, и быстренько на Привоз…

Короче, через полчаса привозит она красоту необыкновенную – пятьдесят чайных роз! Улавливаете? Именно чайных! То есть если и есть тут намек на увлечение президента хоть каким-нибудь питием, то максимум питием чая. А тут как раз представителю звонят по мобильному телефону.

– Внимание, – говорит он нам, – готовность номер один! Президент только что покинул дегустационный зал винно-коньячного завода, сейчас он у них на проходной прощается с руководством и едет прямо сюда! Выдвигаемся к воротам студии!