Собственность государства (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович

Граф во время этой перепалки делал вид, что его интересуют воробьи за окном.

- Простите, господин Сенкевич, а почему тут вообще присутствует иностранный гражданин? Как его пропустили на режимный частный объект? – спросил я.

- Дело в том, - пояснил он, - что сообщество рейховских журналистов уверено, что кто-то из вашей команды якобы убил Шоннагеля, толкнув его под падающую плиту. Пока что мы договорились ничего никуда не писать, предварительно не получив у вас пояснений, но назревает международный скандал… Очень острый скандал. Так что присутствие тут герра Дистля – вынужденное… Вы можете объяснить нам, что произошло?

- Могу, - согласился я. – Когда я увидел, что колонны рушатся и плита начинает падать на одного из моих людей, то попытался, используя Гюнтера как метательный снаряд, вытолкнуть из-под плиты их обоих. Если бы я был чуть сильнее или Гюнтер – чуть легче, мне бы это удалось, и все остались бы живы. Однако мне не удалось осуществить задуманное так, как надо, и Шоннагель, к сожалению, был убит каменной плитой.

- Ну вот, признание в убийстве, высказанное добровольно и без какого-либо давления, - резюмировал Дистль.

Я перевел взгляд на него:

- Простите, герр Дистль, о каком убийстве речь? Это несчастный случай.

Германец насмешливо фыркнул.

- Несчастный случай – это если бы вы, скажем, поскользнулись и нечаянно столкнули человека с балкона. Ваш толчок был сделан умышленно. Допустим, я вам верю, тем более что личных мотивов убивать Шоннагеля у вас не было. В этом случае это непредумышленное, но все равно убийство. Притом позволю себе заметить, что очень-очень циничное.

- Вы неправы, герр Дистль, потому что не до конца понимаете ситуацию. Допустим, вы капитан корабля, который получил пробоину. В двух отсеках заблокировано по одному человеку, отсеки заполняются водой, а в электросистеме корабля хватает мощности только для одной помпы. В данный момент помпа откачивает воду из левого отсека. Если вы нажмете кнопку – начнет откачивать из правого, и мощность помпы позволяет только лишь держать прибывающую воду на одном уровне. Иными словами, если вы выберете действие – помпа переключится, человек в правом отсеке будет спасен, но человек в левом утонет. Если не нажмете – утонет тот, что в правом. Таким образом, выбирая действие или бездействие, вы убиваете кого-то в любом случае. И у вас нет никакой возможности не убить никого. В одном случае вы убиваете действием, в другом – бездействием. Но не ваша вина, что таковы обстоятельства, и возможности спасти обоих у вас нет. Потому, что бы вы ни выбрали – вы не будете убийцей.

- Хорошая попытка, но нет. Демагогия тут не поможет. Осознанное действие, повлекшее смерть человека, которую вы могли предвидеть – это и есть убийство.

Я улыбнулся, не столько ему, сколько графу и Сенкевичу, напряженно следившим за нашей полемикой:

- Ваша логика неверна. Когда у вас в Рейхе палач включает питание электрического стула – он совершает осознанное действие, причиняющее смерть осужденному. Но вы же не считаете его убийцей?

- Осужденный был приговорен уполномоченным органом – в этом вся разница. Послушайте, Терновский, мне очень даже понятно ваше желание спасти своего товарища. Вы пожертвовали ради него Шоннагелем, так как он вам менее дорог. И я понимаю вас. Но и вы поймите – Шоннагель был моим другом. Моим коллегой. Моим соотечественником. И мы, журналисты Рейха, жаждем справедливости. Вы отняли жизнь у Шоннагеля и отдали ее своему товарищу, образно выражаясь – но такого права у вас не было. Ваша демагогия никого не впечатляет, вы не божество, чтобы решать, кому жить, кому умереть, вы – убийца. Напишите чистосердечное признание и надейтесь на снисхождение. Мы все поймем ваш поступок – но за убийство, даже со смягчающими обстоятельствами, должно быть наказание.

- Ваша логика снова неверна, поскольку основана на ложной предпосылке. Во время зачистки у меня есть право решать, кому жить, а кому умереть. Устав Специальных Тактических Отрядов, за подписью его величества императора Аркадии, параграф четыре, пункт один-один.

- Секундочку, - сказал граф и достал из кармана знакомую книжечку. – Параграф четыре, один-один… Вот.

Он протянул Устав так, чтобы его могли прочесть ИСБшник и Дистль.

- Здесь написано, что первейший долг бойца СТО – любыми средствами воспрепятствовать врагу и любой ценой свести причиняемые им потери и ущерб к минимуму. И все. Ни слова о праве толкнуть Шоннагеля под плиту.

- Эту статью не надо читать по строчкам. Читайте между ними.

- Что это еще за бред?!

Я взглянул на графа:

- Ваша светлость, я давал подписку о неразглашении государственной тайны. Однако, полагаю, с учетом угрозы международных осложнений было бы рационально дать герру Дистлю необходимые пояснения… если вы возьмете ответственность за это решение на себя, конечно же. И будет хорошо, если письменный приказ подпишет еще и господин Сенкевич.

Граф приподнял брови:

- А что, есть какая-то тайна, связанная с этим параграфом?

- Да, ваша светлость, есть.

Он переглянулся с Сенкевичем и сказал:

- Полагаю, иного выхода нет.

Как только приказ с подписями графа и ИСБшника оказался в моем кармане, я перевел взгляд на рейховца:

- Итак, герр Дистль… Этот пункт гласит, что мой долг – любой ценой свести потери к минимуму. Мой товарищ – государственная собственность ценой в шесть с половиной миллионов, на балансе Дома Керриган, моего арендатора. С его смертью Аркадия теряет отличного бойца, а Дом Керриган – шесть с половиной миллионов. А Гюнтер, увы, иностранный гражданин, и его смерть – меньшая утрата. В конце концов, я ведь изначально его предупредил, что его жизнь для меня имеет наименьший приоритет.

- Что за чушь?! – возопил Дисль. – Вы пытаетесь сказать, что этот гребаный параграф разрешает вам жертвовать жизнью гражданина Рейха?!!

- Вовсе нет, герр Дистль, не разрешает. Предписывает. Ладно, раз я уже выдал государственную тайну – во лжи больше нет смысла. Я знал, что вытолкнуть еще и Гюнтера мне не удастся. Я сознательно пожертвовал им, исполняя Устав.

Дистля буквально перекосило. Он наклонился вперед и вперил в меня горящий взор:

- Интересная трактовка. Что ж, осталось проверить, согласится ли с ней военный прокурор и трибунал!

Я остался совершенно спокоен.

- Видите ли, герр Дистль, эта трактовка известна всем, кто обязан ее знать, хотя в письменном виде ее вы не найдете нигде, на то и государственная тайна. Каждому бойцу СТО смысл пункта разъясняют устно еще в учебке. Военные прокуроры ее знают, и в трибунале, где рассматриваются дела о трусости и предательстве, большинство заседающих – бывшие эстэошники, как эталоны верности и отваги. И император знает этот пункт. И все боевые маги высокого уровня – они знают этот пункт.

- А почему я его не знаю? – спросил Керриган.

- Простите, ваша светлость, вы сколько времени состояли на действительной военной службе?

- Не считая Имперской Магической Академии – четыре вахты по два года.

- Потому и не знаете. Его обычно доводят до сведения только тех, кто не уходит в запас. Впрочем, тут нет большой беды: этот пункт работает безотносительно того, знает спасаемое лицо истинную трактовку или нет. – Я снова повернулся к Дистлю: - Если уж говорить совсем открыто… Боец СТО в первую очередь спасатель высоких чинов, дворян, боевых магов и высокопоставленных офицеров, и только во вторую – истребитель нечисти. Боец СТО не просто имеет право жертвовать менее ценными людьми ради спасения более ценных – он обязан это сделать, если такая необходимость возникла. Во время зачистки или операции спасения у меня есть право стрелять сквозь заложников и бросать гранаты в толпу гражданских, если это необходимо для выживания более ценных лиц, и делать другие тому подобные вещи. Ну или толкнуть под плиту одного, чтобы вытолкнуть другого, более ценного. Герр Дистль, я понимаю, вы бы предпочли, чтобы погиб мой друг, а не ваш. Но там, на зачистке, был я, а не вы. И я, как и вы, тоже предпочел, чтобы погиб чужой друг, а выжил мой. Не думаю, что вы вправе осуждать меня.