Период распада - Александр Афанасьев

Доклад был секретным. Но его опубликовали в германских газетах — явно неспроста. Это подлило масла в огонь и без того серьезного, на грани распада конфликта в НАТО.

Молодой одессит, вот этот, кстати, типичный, глаза с этакой наглинкой, и с висящим на груди АКС-74У кивнул и молча пошел по коридору, не смотря на то, следуют ли гости за ним.

А вот Папа не изменился. Ничуть… даже не поседел. Он еще с молодости полысел, и седеть тут было совершенно нечему. Битый и стреляный волк криминального мира, в молодости промышлявший фарцой, в девяностых отказавшийся от криминального титула «вор в законе» — бесплатной, люди в общак лимоны скидывали, а он бесплатно отказался! Среднего роста мужик, чем-то похожий на Задорнова, только лысый, в дорогом костюме, в черных очках, таких же, как у генерала Ярузельского в Польше и у мафиози в некогда безумно популярном сериале «Спрут». Он выжил в безумных девяностых, когда перебили, считай, всех, ни одного из старой гвардии не осталось. Он выжил в нулевых, в сладком аромате тлена, гнильцы и даже какое-то время был депутатом Верховной рады, уйдя оттуда незадолго до Львовского путча — как предвидел. Он и сейчас не выживал, а жил, был Папой в городе, и половина румынских полковников, орудующих здесь на ниве повышения собственного благосостояния, мечтала его убить, а вторая половина делала с ним дела и прикрывала его от пули. Он так и не отказался от своей мечты — «Роллс-Ройса», хотя в нынешней Одессе эта машина была более чем неуместна, хотя бы потому, что на ней не было брони, а в городе стреляли и взрывали. Сейчас он жил в самом городе, перебравшись в него из престижного поселка Котовского — и был одним из центров мафиозной жизни Одессы, в которой румынские полковники играли хоть и важную, но далеко не определяющую роль. Все знали, что Папа ведет войну с Палермо — страшным пригородом Одессы, поселком Корсунцы, где жили цыгане и где одновременно функционировали до десяти точек, торгующих наркотиками. Ни для кого не было секретом, что большей частью румынские полковники были на стороне цыган, как близкой им по крови нации, и совсем не случайно в Палермо теперь был крупный штаб румынских миротворческих сил, да еще и промежуточный склад контингента. Но Папа каким-то образом умудрился подружиться с генералом Виктором Андронеску, командующим южным сектором ответственности и несколькими офицерами из его штаба. Это какое-то время спасало Папу, но румыны и цыгане были общеизвестными отморозками, и недавно на дороге, где должен был проезжать Папа, рванул фугас — такой, что дорогу разворотило больше чем на сто метров, а в воронку мог провалиться не слон — целый зоопарк. Скорее всего — пара авиационных бомб с таймером и детонатором. Папа все понял правильно и посредством своих криминальных связей вышел на Ростов, объявив о своем желании передать нужным людям кое-какую информацию по румынскому контингенту и вообще по всему южному сектору. Взамен он требовал не денег — денег у него и так было достаточно. Кое-каких услуг.

Услуги услугами, но договоренности, прямой и ясной, достигнуто пока не было. И достичь ее должен был Иван Моро, который лично знал Папу.

И Папа тоже его знал.

Увидев входящего журналиста, Папа помрачнел.

— А я-то думал — кого пришлют… — проговорил он без малейшего следа привычной в его речи глумливости. — Как жив, Катран? Думали — ты уж упокоился…

— Меня завалить сложно, — ответил Моро, устраиваясь без приглашения на стуле, — и ты это знаешь. Потому как попытался. Помнишь?

— Помню… Не по-людски ты поступил тогда, Катран. Не по-людски…

— А с вами и нельзя по-людски. Вы по-людски не понимаете. Понимаете только тогда, когда страх до ж… проберет.

— А Раф в чем виноват был? — резко спросил Папа. — Или так? За компанию?

— Вот именно. За компанию. Чтобы воздух чище был. Осуждаешь?

Папа покачал головой:

— Откуда вы такие беретесь… Вас даже отморозками сложно назвать.

— Какие есть. На, полюбуйся!

Моро пошуровал в кармане, вытащил оттуда сложенный блокнот, украшенный непонятно какими значками, оттуда вытащил в восемь раз сложенную газетную вырезку и протянул ее Папе. Тот принял ее, посмотрел.

Поиски яхты «Летиция», на борту которой были несколько высокопоставленных офицеров миротворческого контингента, продолжаются.

Заметка была двухдневной давности.

— Молодец… — одобрительно проговорил Папа, аккуратно складывая тонкий газетный лист и пряча его в карман пиджака. Сам сделал?

— Тебе какое дело?

— Да, в общем-то, никакого. Когда остальных сделаешь?

Моро недобро улыбнулся:

— Послушай сюда, вора… Если ты думаешь, что я на тебя подрядился мокроделом работать, то ты сильно ошибаешься. Не тебе решать — кого и когда. Где документы?

— А что? Ты кто — если не мокродел? Знаешь поговорку — баба целку один раз теряет.

— Я офицер, им был и останусь. И всегда служил.

— Так, что ли? Только вопрос — кому ты служил. Хлопчики сказали — ты из Франции вернулся, даже тебя там наградили. Так кому ты служил, старлей?

— По крайней мере, не таким, как ты, Папа. И отца из себя не строй. Это тогда ты был — отцом, сейчас — зверь загнанный. И перекрашивался ты в разные цвета не раз, так что не гони. Все твои заположняки — до войны здесь канали. А сейчас — если тебя решат грохнуть — грохнут и тебя, и твоих долбо…в, что у двери стоят. Выйди на улицу! На перекрестке — бронемашина стоит, и тому, кто у пулемета, по…ть на то, что ты Папа, не понравится ему что-то — и ты в отбивную превратишься. Сбросят в ров и закопают, как до этого многих закопали. У румын — своя свадьба, и на ней ты не нужен, Папа. Как ни крути.

Папа долго молчал, подбирая слова на этот хамский вызов. Он понимал, что гость прав, но признавать правоту не хотелось. Он и остался-то в Одессе, потому что это был его город, а в других его не ждали. В том же Ростове или в Сочи не люди — псы, от крови одуревшие. Надо будет — приговорят и исполнят, и не посмотрят на то — кого. Время-то стало… страшное время. У кого автомат — тот авторитет, а под кем целый полк волков — тот и положенец[44]. В Ростове ведь как Жору Жука грохнули — так нового положенца и не выбрали, потому что понимают — верная смерть. Нет больше воровских законов, закон теперь автоматчики диктуют.

Да, страшное время, страшное.

— Что тебе сказали старшие? Тема канает?

— Документы. Потом — и тема.

Делать было нечего. Папа достал из кармана небольшую в металлическом корпусе флешку, протянул ее гостю. Тот принял ее и передал молодому.

— Все здесь?

— Все…

Собственно говоря — Папе было это выгодно. В борьбе с румынскими полковниками, сделавшими ставку на цыган, он приобретал союзника, того, что взрывает и убивает. Если румыны поймут, что именно он, Папа, обеспечивает мир и спокойствие в городе, разговор с ним пойдет по-другому, не языком мин и фугасов на дороге. А вот тогда можно будет разобраться и с этими… теперь уже руками румын.

Так дела и делаются.

Молодой вставил флешку в разъем ноутбука.

— Пароль?

— Три шестерки, — сказал Папа.

— Инфернально… — сказал Моро, — что, хотите накликать?

— А что — не накликали? — сказал Папа, настроение у него было вконец испорченным.

— Не-е-ет… Не накликали. И даже то, что в Крыму происходит, — это еще ни разу не ад. Ада здесь еще никто не видывал.

Ближе всего к понятию «ад» в современной Украине был Крым, Крымский полуостров. Только там, и еще в Киеве стояли американские миротворческие силы — хотя они не подчинялись командованию миротворческих сил, не имели закрепленной за ними зоны ответственности и выполняли только свои, поставленные в Пентагоне задачи. Уже одно то было показательно, что командование этими группировками замыкалось не на местное миротворческое командование и не на командование американскими силами в Европе в Рамштайне Германия, а напрямую на Пентагон. Они же пытались бороться с хаосом и чернейшим беспределом, с войной против всех — и тоже несли потери. Понятно, что размещали их здесь совсем не за этим, через Керченский пролив до России вплавь доплыть можно (что многие и делали), но, расквартировавшись в Крыму, американцы просто не смогли остаться в стороне от захлестнувшего полуостров вала насилия. В отличие от остальной Украины, где были четко выраженные две противоборствующие силы, здесь с приходом «миротворцев» и гибелью Черноморского флота общество раскололось больше чем на десяток противоборствующих сил, моментально схватившихся за оружие. Только крымские татары раскололись на три части. Первая — «татары Меджлиса» взяли курс на сотрудничество с оккупационной администрацией, из них формировались местные части полиции порядка. Вторая — «татары Ахчоева», названные так в честь их лидера, воевавшего в Чечне на стороне боевиков Рината Ахчоева, взяли курс на отделение Крыма от Украины и тесное сближение, а возможно, и присоединение его к Турции — чего миротворцы, румыны, а за ними и весь Евросоюз никак не могли допустить. Это было бы первым шагом возрождающейся на глазах Османской Империи в Европу. А что такое Османская Империя в Европе — эти мелкие и слабые страны помнили очень хорошо, память эта была заложена в их генах.