Польское Наследство - Владимир Романовский

Аудитория притихла.

— Рассказав притчу эту, — объяснил Бенедикт, — спросил Учитель своих апостолов — какой, по-вашему, сын лучше?

— Себе на уме Бенедикт, — заметил Хелье, расплачиваясь с перевозчиком.

— Забавный парень, — согласился Нестор.

— Надо бы с ним поговорить по душам. Но как он всех, всех ублажил, а? Одной речью. И народ, и духовенство, и правительство! Ладно… Соберусь-ка я пока что… нужно мне ехать в Венецию, Нестор. Поедешь со мной?

— Не знаю, — уклончиво ответил Нестор. — Скорее всего нет.

— Предложение делать не пробовал?

— Отец, оставь в покое мою личную жизнь.

— А я что? Я молчу, — Хелье развел руками. — Одобряю все твои решения, ну разве что ворчу слегка. Уж и поворчать нельзя. Эка Бенедикт меня вместе со всеми приложил.

Вошли в хибарку и увидели странное. Мишель и Гусь, переодетые королевскими гвардейцами, рылись в сундуке Нестора. Стало быть, все-таки позарились на «сбережения».

— Эй! — сказал Нестор строго. — Вы чего это?

Оба обернулись, засуетились, и Гусь выпростал из ножен зловещего вида сверд.

— Молчать, — сказал он. — Мишель, быстрее.

Мишель достал из сундука кожаную калиту. В калите звякнуло.

— Не двигайтесь с места, вы, оба, — приказал Гусь. — Отец с сыном, как трогательно.

— Нестор, отойди, — тихо и быстро сказал Хелье.

— Нестор, стоять! — возразил Гусь. — Мишель, ты долго будешь там копаться?

— У него еще перстень был где-то, — пробормотал Мишель, глядя через плечо на отца и сына.

— Стойте смирно, оба, — велел Гусь. — Не дергайтесь!

— Какие еще будут пожелания? — спросил Хелье.

— Пожелания такие, сьер, что ежели ты будешь нам мешать, мы свернем шею твоему отпрыску.

Этого говорить не следовало. Кровь бросилась Хелье в голову. Гуся спасло то, что драться он на самом деле не собирался, иначе грузность и сила его сослужили бы ему плохую службу — таких запросто не свалишь, пришлось бы ломать об его голову шез или ножку стола. Хелье сделал движение, Гусь среагировал, и в следующий момент лезвие ножа прилипло плоскостью к толстой шее Гуся.

— Бросай сверд, — сказал Хелье. — Считаю до одного. Раз.

Сверд грохнул об пол. Мишель провел быструю подготовительную работу по выхватыванию из ножен оружия, но сверд застрял и не хотел выхватываться. Хелье ударил Гуся коленом в пах, затем в ребра, локтем въехал в согнувшуюся жирную спину, и затем с размаху кулаком в ухо. Гусь рухнул на бок и получил несколько раз ногой в ребра. Мишель отступил и наткнулся на сундук. Хелье подошел и взял его за горло, поводя ножом.

— Калиту положи на сундук, — холодно сказал он.

Мишель поспешно подчинился.

— Отец…

— Молчи!

Хелье посадил Мишеля на сундук рядом с калитой и повернулся к Гусю.

— Вставай, толстяк, — сказал он. — Вставай, если не хочешь, чтобы хуже было.

— Хуже… хуже!.. — застонал Гусь.

Хелье взял его за волосы, и Гусь, мыча, поднялся. Он хотел было защититься рукой, но Хелье тут же вывернул ему кисть неестественным образом, и Гусь издал протяжный звук на высокой ноте. Мишель вздрогнул.

Хелье был бледен, глаза сверкали. Убедившись, что Мишель и Гусь сидят смиренно на сундуке и не собираются более ему перечить, он подобрал сверд Гуся, отошел в раздражении к столу, глянул зло на Нестора (Нестор отшатнулся) и некоторое время смотрел на разложенные на столе свитки. Один из свитков он показал Нестору, взяв двумя пальцами.

— Что это? — спросил Нестор. — Это… э…

— План какого-то мезона, — сказал Хелье, вглядываясь.

Бросив план на стол, он положил поверх бумаг сверд.

Мишелю было стыдно и страшно. Поняв раньше Гуся, что отец Нестора — человек серьезный, он сидел на сундуке рядом со стонущим Гусем, не смея поднять глаза. Бальтирад натянулся, сверд в ножнах уперся в бок сундука — Мишель не смел его поправить, дабы не возбудить подозрения Хелье, не вызвать его гнев. Он не любил драки и никогда в них не ввязывался.

Нестор и раньше видел своего отца в схватке, видел упражнения с вояками, коим по просьбе Ярослава Хелье давал уроки на заднем дворе дома, видел шуточные игры Хелье с Гостемилом, и оставался равнодушен. Нестор вообще не любил драки и стычки, если в них не было эпики исторической. По молодости, или из-за общей внутренней расслабленности, мысль, что современные драки могут показаться эпическими будущим летописцам, не приходила ему в голову.

— Хорошие у тебя друзья, — сказал Хелье Нестору. — Невинные алумни. Дурак.

— Отец, я ведь…

— Ты сопляк и невежда, и в людях не разбираешься. Три недели у тебя под носом планируют грабеж, даже чертежи где-то управились достать. Ну, вот тебе урок. Вот скажи, глядя на этот самый план — что это за мезон такой? Для чего он им нужен?

— Отец, я…

— План мезона в руках татей, сын мой, может означать только одно — в этом мезоне хранятся деньги. Теперь давай подумаем, что это за деньги и что за мезон. Какие у тебя предположения?

— Я…

— Отвечай, когда отец спрашивает!

— Не знаю…

— Не знаешь? Купцы с Правого Берега хранят золото в Венеции, если достаточно богаты. А в Париже у них лишь небольшая часть, для торговли. И охрана у них зверская. Сбережения ремесленников не стоят трех недель планирования. Церковь грабить твоим дружкам не с руки — в церквах день на день не попадает, да и прячут церковники свою казну умело. Так прячут, что и охраны им не нужно. Далее, заметь, что переодеты юноши гвардейцами. Вывод напрашивается сам собой. Какой вывод?

— Отец, ты вон как Гуся отделал…

Гусь всё пытался остановить кровь, льющуюся из носа. Мишель боялся ему помогать, боялся сказать хоть слово, боялся двинуться. Гусь похныкивал и старался не вертеть торсом.

— Алумни наши собрались опустошать королевскую казну, находящуюся в подвальном помещении мезона, прилегающего к пале. Охрана из десяти человек, сменяются каждые шесть часов. Вдвоем эти увальни с ними не справятся, а это значит, что некоторые из стражников введены в долю, равно как и казначей. Как бишь его? Странная кличка… Бату, кажется.

Мишеля охватил ужас. Этот человек — королевский спьен. Король все знает. Сейчас придут ратники, Мишеля и Гуся схватят, посадят в подземелье, будут пытать, и казнят.

— Для остальных придуман отвлекающий маневр, — продолжал Хелье. — Не очень сложный, наверняка связано с наймом служительниц какого-нибудь борделя. — Он повернулся к Нестору. — Хорлов терем на местном наречии — бордель, не так ли?

— А я откуда знаю? — растерянно спросил Нестор. — Я в такие заведения не хожу.

— Не ханжи, сын мой, тебе это не к лицу, — наставительно заметил ему Хелье.

— Я не ханжу, просто дорого там.

— Ага. Ну, что ж. Итак, горе-алумни переоделись и уходят — следовательно, ограбление назначено на это время. Как-то глупо. Вы, молодые люди, умом обижены.

— Отец, ты…

— Заткнись, Нестор.

Хелье подошел к татям.

— Смотреть на меня! Две глупости подряд вы совершили. Во-первых, потратив столько трудов на планирование, вы все испортили, позарившись на скромные медяки бедного алумно. И вторая глупость — вы задели мои отцовские чувства.

— Это Гусь по глупости, — поспешно заверил Мишель. — Ты, добрый человек, не слушай Гуся, он вовсе ничего такого не имел в виду, мы люди мирные.

— Мирные? — Хелье снова разозлился. — А вот я сейчас провожу вас, мирных людей, к королю. Пусть он решит, мирные вы или нет. А?

Он сделал шаг вперед. Гусь взвизгнул и захныкал, а Мишель прикрылся, ожидая удара.

В дверь постучали.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. НОВАЯ ВЛАСТЬ

Они позавтракали, понежились в постели, откладывая момент, когда необходимо будет все-таки что-то решать и, возможно, скрывать что-то друг от друга.

— А если я стану королем, — сказал наконец Казимир, — мне нужно будет давать отчет Неустрашимым, советоваться с ними?

— Нет. Это они будут давать отчет.

— Кому?

— Мне, — объяснила Мария.

— А я что буду делать?

— А ты будешь меня любить.

— А воевать кто будет?

— А воевать будет твое войско.

— А я?

— А ты не будешь воевать.

— Почему?

— Потому что ребенку нужен отец.

— А если… если я откажусь от… слушай, давай просто куда-нибудь уедем. В Венецию, например.

— Там меня знают.

— В Бургундию.

— Меня и там знают.

— Ну, куда-нибудь, где тебя не знают.

— Нельзя.

— Почему?

— Потому что у меня есть перед Содружеством обязательства.

— У меня тоже есть обязательства! Ничем они не хуже твоих.

— Это так.

— Ну вот, видишь.

— А только — если ты нарушишь свои обязательства, я сумею тебя защитить, — сказала она. — А если я нарушу свои, меня никто не защитит, и тебя тоже.