ПОГРАНИЧНАЯ ЗАСТАВА - Г. Игнаткович

В ходе этой трудной операции Стояновская группа понесла большие потери. Погибли ефрейтор Шеин, пограничники Тихий, Вихрев, Фиактистов, Костин, Родионов, Данилов, старший лейтенант Нестеров и политрук Бархатов из 108-го кавполка, пятнадцать красноармейцев, имена которых остались неизвестными. Многие были ранены, в том числе пулеметчик Алексеев, заместитель политрука Сергей Калинин, старший лейтенант Тужлов.

Это была последняя боевая операция, последний бой пограничников 5-й, 4-й и резервной застав 1-й комендатуры 25-го Кагульского пограничного отряда на вверенном им для охраны и обороны участке государственной границы.

По официальным данным, за время боев на этом участке границы совместно с подразделениями 108-го кавполка пограничники уничтожили более тысячи солдат и офицеров противника.

Михаил Паджев. Боевое крещение

Участок границы, который охранял наш 94-й пограничный отряд, где я был начальником 10-й заставы, считался очень трудным. Это были глухие места Карпат с немногочисленными дорогами, пролегавшими в основном через Ужокский, Верецкий и Вышковский перевалы. Дороги вели во Львов, Винницу, Стрый, Тернополь, Бердичев. На правом фланге, где проходила граница с оккупированной фашистами Польшей, заставы стояли на реке Сан. Далее государственный рубеж шел по горным хребтам, за которыми лежала хортистская Венгрия. Тут было большинство застав отряда, в том числе и наша, 10-я.

О 10-й заставе говорили тогда как о труднодоступной. И действительно, добраться до нее было нелегко, особенно зимой. Весной, летом и осенью путь был легче: машиной до села Кривки, а там пешком или на лошади до высоты, расположенной выше уровня моря на 902 метра, где и стояла застава.

Однажды, когда подходил к концу первый месяц моего пребывания на заставе, я, вернувшись с границы, увидел в канцелярии незнакомого человека.

— Младший политрук Скляр, — представился он, легко поднявшись со стула, — назначен к вам заместителем по политчасти.

С виду политрук больше походил на командира. Его отменной выправке можно было позавидовать. Но вот он улыбнулся, и на смугловатых щеках проглянул легкий румянец, возникли две ямочки — ни дать ни взять добрый, застенчивый молодой человек.

Так началась наша совместная служба с Максимом Антоновичем Скляром. Исключительно спокойный, внимательный, сердечный, Максим очень скоро стал признанным комиссаром заставы. Как-то ладно у него все получалось. Он не ждал, когда его попросят, сам приходил к людям на помощь, умел предупредить беду, все вовремя увидеть, заметить. Можно было только благодарить судьбу, что на заставу прибыл такой политработник.

Максиму шел тогда двадцать четвертый год. Родом он был из сибирского села Исиль-Куль Омской области. Рано остался без отца, подростком начал трудиться в колхозе. Окончил Петергофское пограничное военно-политическое училище имени К. Е. Ворошилова. Там вступил в партию. Все свои силы Скляр отдавал беспокойной пограничной службе, работе с людьми. Помогая мне во всем и везде, он, казалось, не знал усталости, радовался любому успеху, искренне переживал неудачи.

Мы многое успели сделать. Построили склад, сушилку, баню. Значительно усилили границу в инженерном отношении: протянули вдоль нее проволочный забор, прорубили в лесу просеки, сделали на легкодоступных направлениях завалы. Был создан и оборонительный район, заработала на участке заставы телефонная связь.

Многое, очень многое делалось Коммунистической партией и Советским правительством для дальнейшего подъема всех отраслей народного хозяйства, укрепления обороноспособности страны, постоянной готовности к отражению империалистической агрессии. Принимались энергичные меры по увеличению нашего военно-экономического потенциала, — создавались крупные государственные резервы, во все возраставших количествах выпускались вооружение, боевая техника, боеприпасы, росла численность армии и флота, совершенствовалась организационная структура Красной Армии. Помнится, газета «Красная звезда» отводила целые страницы сообщениям о тактических учениях, писала о маршевой подготовке, новых чертах современного военного искусства, форсировании различных водных преград, действиях механизированных войск.

— И граница жила напряженной жизнью. Не проходило дня, чтобы на заставе не объявлялась тревога. Иногда они случались по три-четыре раза за ночь. Среди задержанных были агенты, иностранных разведок, бандиты из организации украинских националистов, контрабандисты. Помню, в конце февраля или начале марта 1940 года пограничный наряд задержал нарушителя, пытавшегося прорваться из-за кордона. Это был отлично тренированный лыжник, и пограничники немало попотели, пока настигли его. У неизвестного были изъяты документы, в которых содержались сведения, весьма пригодившиеся органам госбезопасности. Путь лазутчика лежал во Львов, где он должен был встретиться с представителями антисоветского подполья.

С наступлением весны 1941 года все явственнее чувствовалось дыхание войны. В поисках убежища через границу шли люди, не желавшие жить под фашистским сапогом. Это была массовая эмиграция чехов, словаков, евреев. Перебежчики буквально наводняли заставы. Ежедневно задерживалось по двадцать и более человек, а на фильтрационном пункте отряда в иные дни число их доходило до нескольких тысяч…

Обстановка на границе усложнялась. Приготовления к боевым Действиям чувствовались во всем. На сопредельной стороне появились дополнительные армейские посты наблюдения. В село Латорка прибыл взвод пехоты противника. Вскоре в близлежащей роще стали производить какие-то работы: стучали топоры, слышался шум падающих деревьев. От церкви в Латорке был протянут в рощу телефонный кабель. Потом прибыли еще два взвода регулярных войск. Наряды докладывали, что по ночам у самой границы солдаты роют окопы. Окопы, щели, ходы сообщения были отрыты всего в пяти-шести метрах от пограничных столбов. Ко второй половине мая три усиленных взвода и вражеская стражница полностью оборудовали позиции. В окопах круглосуточно дежурили пулеметчики.

Обо всем этом мы информировали коменданта капитана Щербакова. В свою очередь он сообщил, что армейские подразделения противника появились и против участков других застав, там тоже отрыты окопы, установлены пулеметы. Комендант распорядился усилить наблюдение за наиболее опасными направлениями, а в ночное время для охраны заставы кроме часовых выставлять станкопулеметный расчет.

Наступила суббота 21 июня 1941 года. Утром, когда еще не высохла роса на траве, мы с командиром отделения служебных собак сержантом Зайцевым возвращались на заставу. Нарушений границы за прошедшую ночь да и предыдущие не было. Отмечалась только необычная тишина на той стороне. Еще несколько дней назад солдаты на сопредельной стороне покинули окопы и отошли в тыл.

По служебным делам в этот день я ездил в Кривку. Вернулся на заставу во второй половине дня. Пограничники мылись в бане, гладили выходное обмундирование, пришивали подворотнички. Большинство бойцов собралось во дворе заставы. Командир станкопулеметного отделения сержант Иван Беляев играл на гармошке. Максим Скляр и секретарь комсомольской организации рядовой Геннадий Вьтогов сидели неподалеку, обсуждая, как лучше провести очередной выходной день. Толчинский инструктировал агитаторов. Созвонившись с соседями и комендантом, я стал составлять план охраны границы на предстоящие сутки.

К вечеру во двор высыпала вся застава. Через раскрытое окно канцелярии было видно, как Толчинский о чем-то говорил с бойцами. Разговор шел оживленный, временами доносился смех. Потом вновь запела гармошка. К заставе подходили девушки — дочери сельских активистов. За ними стайкой приближались подростки. Вскоре на поляне перед заставой закружились пары.

В эту последнюю предвоенную ночь приказ на охрану границы пограничным нарядам отдавал я. На участке по-прежнему было спокойно. Наряды докладывали, что за линией границы все тихо. В три часа ночи на дежурство заступил Максим.

Оставался всего один час до начала наступления немецких войск на нашу страну.

Теперь известно, что 21 июня Гитлер направил Хорти письмо, в котором сообщал о начале войны против СССР. Однако в письме не было прямого приглашения Хорти также вступить в войну. В планы немецкого командования не входило немедленное участие Венгрии в боевых операциях. По политическим соображениям Гитлер считал целесообразным заставить венгерские правящие круги «бороться» за право воевать против «большевистской России». В этом случае Германия могла не брать на себя обязательств относительно будущих территориальных компенсаций Венгрии. Только на второй день после нападения Германии на СССР правительство Венгрии было «приглашено» принять участие в войне против Советского Союза. Этим и объясняется, что на участке 94-го пограничного отряда, большинство застав которого располагалось на границе с хортистской Венгрией, в первые дни войны противник не предпринял активных действий, хотя его войска были сосредоточены на дорогах Ужокского, Верецкого и Вышковского перевалов.