Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших - Терри Гудкайнд

Так она шла по улице, раздавая хлеб – и вдруг какой-то мужчина схватил ее за руку и поволок в узкую темную боковую аллею. Никки протянула ему буханку. Мужчина выбил корзинку у нее из рук и заявил, что ему нужно серебро или золото. Никки сказала, что у нее нет денег, и испуганно ахнула, когда он притянул ее к себе. Грязные пальцы жадно шарили по ее телу, даже в самых интимных местах, в поисках кошелька, но не нашли ничего. Он стянул с нее туфельки и, ничего не обнаружив, отшвырнул прочь.

Здоровенный кулак дважды ударил Никки в живот. Девочка рухнула на землю. Грязно выругавшись, мужчина растворился среди отбросов.

Никки приподнялась на трясущихся руках. Ее вырвало в грязный поток, выливавшийся из-под мусорных куч. Проходившие мимо люди все видели, но отводили глаза и спешили дальше по своим делам. Некоторые быстро заскакивали в аллею, наклонялись, выхватывали буханки из раскрытой корзины и убегали. Никки ловила ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. По щекам текли слезы. Коленки кровоточили. Платье было все заляпано.

Когда она в слезах вернулась домой, мать при виде нее улыбнулась.

– У меня тоже часто слезы наворачиваются на глаза, когда я вижу, как они живут.

Никки отчаянно затрясла головой и рассказала матери, что какой-то мужчина схватил ее и ударил, требуя денег. Она с плачем кинулась в объятия матери, крича, что это плохой, плохой, плохой человек.

Мать ударила ее по губам.

– Не смей осуждать людей! Ты всего лишь ребенок. Кто дал тебе право судить других?

Ошеломленная ударом – не столько болезненным, сколько неожиданным, – Никки окаменела. Во рту стоял привкус рвоты.

– Но, мама, он был жесток со мной... Трогал меня повсюду, а потом ударил!

Мать снова шлепнула ее по губам, на этот раз сильнее.

– Я не позволю, чтобы ты бездушными речами унижала меня перед братом Наревом и моими друзьями! Слышишь? Ты не знаешь, что заставило его так поступить! Может, у него дома больные дети, и ему нужны деньги на лекарства. А тут ему попадается богатенькая избалованная девчонка, и он не выдерживает, зная, что его собственных детей всю жизнь обманывают такие, как ты, чтобы покупать себе красивую одежду и всякие безделушки. Ты не знаешь, какие жизненные тяготы приходится выносить этому человеку. И не смей осуждать людей за их поступки только потому, что ты слишком бесчувственна и эгоистична и не желаешь даже постараться понять их!

– Но я думаю...

Мать ударила ее в третий раз так, что Никки пошатнулась.

– Думаешь? Размышления – кислота, разъедающая веру! Твой долг – верить, а не думать! Разум человека несопоставим с разумом Создателя! Твои мысли – как и мысли всех прочих людей – совершенно бесполезны, как вообще бесполезно все человечество. Ты должна верить, что Создатель вложил свою доброту в эти заблудшие души. Ты должна руководствоваться чувствами, а не разумом. И твой единственный путь – вера, а не мысли.

Никки проглотила слезы.

– И что мне тогда делать?

– Тебе должно быть стыдно, что мир так жесток к этим несчастным, и они вынуждены в растерянности наносить удары. В будущем ты должна найти способ помочь таким людям, ибо у тебя есть все, а у них – ничего. Это твой долг.

В тот вечер, когда отец вернулся домой и на цыпочках зашел к ней в комнату, чтобы посмотреть, насколько сильно она пострадала, Никки взяла его за большие пальцы и крепко прижала их к щеке. Хотя мать и говорила, что он плохой человек, Никки почувствовала себя просто замечательно, когда отец молча опустился на колени возле кровати и начал ласково гладить ее по голове.

Продолжая работать на улицах, Никки в конце концов научилась понимать нужды обитателей трущоб. Их беды казались непоправимы. Что бы она ни делала, это ничего не меняло. Брат Нарев говорил, что это лишь признак того, что Никки не до конца посвящает себя делу. Каждый раз, как у нее что-то не получалось, Никки – по требованию брата Нарева и матери – удваивала усилия.

Однажды, уже проработав в братстве несколько лет, она за ужином сказала:

– Отец, есть один человек, которому я пытаюсь помочь. У него десять детей и нет работы. Ты не мог бы взять его к себе на работу?

Отец поднял голову от тарелки с супом.

– Почему?

– Я же тебе сказала! У него десять детей.

– Но что он умеет делать? Почему я должен его нанять?

– Потому что ему нужна работа.

Отец отложил ложку.

– Никки, солнышко, у меня работают квалифицированные рабочие. От того, что у него десять детей, сталь ведь не станет выковываться, верно? Что этот человек умеет делать? Какая у него профессия?

– Будь у него профессия, отец, он смог бы найти работу. Разве справедливо, что его дети вынуждены голодать только потому, что их отцу не предоставляют шанса?

Отец посмотрел на нее, будто изучал какой-то подозрительный новый металл. Узкие губы матери растянулись в едва заметной улыбке, но она молчала.

– Шанса? На что? У него нет профессии.

– Наверняка в таких больших мастерских, как твои, для него найдется какая-нибудь работа.

Отец, внимательно изучая ее решительное личико, побарабанил пальцами по столу. Затем, откашлявшись, произнес:

– Ну что ж, возможно, я смогу использовать его на погрузке фургонов.

– Он не может грузить фургоны. У него больная спина. Он годами не мог работать именно потому, что у него болит спина.

Отец недоуменно нахмурился:

– Больная спина не помешала ему настрогать десяток детей.

Никки очень хотелось сделать доброе дело, и она ответила отцу решительным взглядом.

– Почему ты такой нетерпимый, отец? У тебя есть рабочие места, а этому человеку нужна работа. У него голодные дети, которых нужно кормить и одевать. Неужели ты отказываешь ему в возможности заработать себе на жизнь лишь потому, что ему не повезло? Или твое богатство застилает тебе глаза, и ты не видишь нужд простых людей?

– Но мне нужны...

– Почему ты всегда исходишь из того, что нужно тебе, а не из того, что нужно другим? Неужели все должно быть только для тебя?

– Это – дело...

– А в чем цель дела? Разве не в том, чтобы предоставлять работу тем, кто в ней нуждается? Разве не лучше, если человек работает, а не унижается, выпрашивая милостыню? Ты этого хочешь? Чтобы он просил милостыню, вместо того чтобы работать? Разве не ты всегда так превозносил труд?

Никки выпускала вопросы, как стрелы, причем так быстро, что отец и слова не успевал вставить. Мать улыбалась, слушая, как дочь выпаливает слова, которые знает уже наизусть.

– Почему ты так жесток к самым обездоленным? Почему не можешь хоть раз подумать о том, что ты в состоянии сделать для них, вместо того чтобы думать о деньгах и только о деньгах? Неужели тебе повредит, если ты наймешь нуждающегося в работе человека? Повредит, отец? Покончит с твоим делом? Разорит тебя?