Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших - Терри Гудкайнд

Пока Никки стояла, глядя на восковое лицо отца, сестра Алессандра говорила, что ей очень жаль, что она увезла Никки из дома, но за всю свою жизнь она, сестра Алессандра; не встречала женщины с таким мощным даром, как у Никки, и что такой дар Создателя не должен пропадать втуне.

Никки ответила, что все понимает. Поскольку у нее есть способности, то вполне справедливо, что она должна использовать их во благо нуждающимся.

Во Дворце Пророков Никки называли самой бескорыстной и чуткой послушницей и ставили в пример тем, что помоложе. Даже аббатиса ее похвалила.

Все эти восхваления были для нее пустым звуком. Быть лучше других – не правильно. Как Никки ни старалась, она не могла избежать унаследованного от отца преимущества. Это преимущество струилось по ее жилам, сочилось из каждой поры, отравляя все, что она делала. Чем бескорыстнее она была, тем сильнее это подчеркивало ее превосходство, а следовательно, ее греховность.

Никки знала: это означает одно – она грешница.

– Постарайся не запоминать его таким, – посоветовала сестра Алессандра после долгого молчания, когда они стояли над телом. – Постарайся помнить своего отца таким, каким он был при жизни.

– Не могу, – ответила Никки. – Я никогда не знала его, когда он был жив.

Мать взяла управление мастерскими на себя. Она писала Никки радостные письма, рассказывая, как много нуждающихся она теперь приняла на работу. Учитывая все накопленные богатства, производство вполне в состоянии это выдержать. Мать гордилась тем, что наконец-то богатство служит высоконравственным целям. Она писала, что смерть отца – скрытое благословение, ибо это позволило наконец-то помогать тем, кто всегда этого заслуживал. Все это – часть промысла Создателя, писала она.

Матери пришлось повышать цены, чтобы платить деньги всем людям, которым она предоставила работу. Многие старые работники ушли. Мать писала, что рада этому, поскольку у них отсутствует чувство долга перед другими.

Заказов становилось все меньше. Поставщики начали требовать предоплату. Мать больше не ставила клеймо мастерских на оружии – новые работники жаловались, что нечестно требовать от них выдерживать такие высокие стандарты. Они заявляли, что стараются изо всех сил, а остальное не имеет значения. Мать пошла навстречу их требованиям.

Прокатный стан продали. Многие постоянные клиенты перестали заказывать оружие и доспехи. Мать заявила, что обойдется без таких бесчувственных покупателей. Она ждала от герцога новых законов, в соответствии с которыми работа должна распределяться поровну, но законы что-то запаздывали. Немногие оставшиеся покупатели не платили в срок по счетам, но обещали непременно заплатить, а заказанный ими товар тем временем поставлялся, хоть и с запозданием.

Через полгода после смерти отца предприятие разорилось. Огромное состояние, заработанное им за всю жизнь, исчезло.

Высококвалифицированные рабочие, нанятые когда-то отцом, уехали, надеясь найти работу в оружейных мастерских в других местах. А большинство – те, что остались в городе – могли отыскать лишь низкооплачиваемую работу и были рады и этому. Многие новые рабочие требовали от матери сделать что-то. Мать и братство обратились с просьбой к другим владельцам мастерских, чтобы те взяли их к себе. Кое-кто попытался помочь, но большинство не имели возможности нанимать рабочих.

Оружейные мастерские отца были крупнейшими в их краях и обеспечивали работой многие другие мастерские. Теперь люди, чье дело зависело от работы оружейных мастерских – торговцы, мелкие поставщики, перевозчики, – тоже разорились. Многие в городе, от пекарей до мясников, потеряли своих покупателей и были вынуждены сократить число работников.

Мать попросила герцога поговорить с королем. Герцог ответил, что король размышляет над этим вопросом.

После закрытия отцовских мастерских появилось много заброшенных домов, жители которых уехали в поисках работы. По настоянию братства эти дома самовольно заселили. Прежде спокойные кварталы превратились в трущобы, где процветало воровство и насилие. Не имея возможности продать оставшееся на складах оружие, мать раздала его нуждающимся, чтобы те могли защитить себя. Вопреки ее усилиям, преступность лишь возросла.

За ее благотворительную деятельность и верную службу отца короне король назначил матери пенсион, позволявший ей жить в собственном доме и даже содержать штат прислуги, хоть и небольшой. Мать продолжала деятельность в братстве, пытаясь исправить ту несправедливость, которая, по ее мнению, привела к краху предприятия. Она надеялась в один прекрасный день снова открыть мастерские и нанять людей на работу. За самоотверженный труд король наградил ее серебряной медалью. Мать с гордостью писала Никки, что король никогда не видел женщины, столь близкой к тому, чтобы стать добрым духом во плоти. Никки регулярно получала сообщения о наградах, которые мать получала за свой бескорыстный труд.

Восемнадцать лет спустя, когда мать умерла, Никки по-прежнему выглядела как семнадцатилетняя девушка. Она хотела надеть на похороны красивое черное платье. Лучшее из лучших. Однако во Дворце Пророков ей сказали, что послушнице не подобает подавать столь эгоистичное прошение и что это не обсуждается, Никки может получить только скромную простую одежду.

Приехав домой, Никки отправилась к королевскому портному и сказала, что на похороны матери ей нужно самое лучшее черное платье, которое он когда-либо шил. Тот назвал цену. Никки спокойно сказала, что денег у нее нет, но платье ей нужно все равно.

Портной – мужчина с тремя подбородками, с растущей на ушах шерстью, ненормально длинными желтыми ногтями и похотливой ухмылкой – ответил, что ему тоже кое-что нужно. Он придвинулся, нежно держа ее гладкую руку костлявыми пальцами, и прошептал, что если она позаботится о его нуждах, то он позаботится о ее.

На похоронах матери Никки была в великолепном черном платье.

Мать всю свою жизнь посвятила нуждам других людей. Никки нисколько не сожалела, что никогда больше не увидит тараканьи глазки матери, и не чувствовала той боли, что заполнила внутри нее пустоту на похоронах отца. И сознавала, что она отвратительный человек. И впервые поняла, что по какой-то причине ей попросту все безразлично.

С этого дня Никки носила только черные платья. Сто двадцать три года спустя, стоя у перил на галерее главного зала Дворца Пророков, Никки увидела глаза, поразившие ее своим внутренним светом. Но то, что в глазах ее отца было лишь неуловимым отблеском, в серых глазах Ричарда полыхало ярким пламенем. И она по-прежнему не знала, что это.