Флэш без козырей - Джордж Фрейзер

На самом деле, пока продолжалась вся эта суета, я словно тень прилип к огромному черномазому португальцу из числа вахтенных по прозванию Лорд Пибоди и носился туда и обратно по палубе, травя и выбирая разные концы, капитан с Салливаном продолжали перебрасываться фразами на своем морском жаргоне, матросы на мачтах кувыркались как заправские акробаты и «Бэллиол Колледж» скользил вперед со все нарастающей скоростью. Послышался еще один пушечный выстрел со шлюпа, который вызвал лишь насмешливые улыбки наших парней, — я не мог понять почему, так как преследователь все приближался. Уже можно было разглядеть его флаг и фигуры людей на палубе — слишком близко, чтобы это могло показаться забавным. В промежутках между беготней за Пибоди и дерганьем за разные веревки, я заметил, что вскоре могут последовать и новые выстрелы, и успел только мысленно предать свою душу Господу нашему и подумать о том, смогу ли я рассчитывать на «Милость Королевы»,[47] заделавшись свидетелем со стороны обвинения, как капитан Спринг выдал очередную порцию приказов, как раздался ужасный треск и рев где-то наверху, среди парусов. «Бэллиол Колледж» вдруг словно провернулся на пятке с резким креном, который заставил мой желудок расстаться с завтраком и резко подвернул под корму шлюпа.

Конечно, я не понял этого маневра, но в течение следующего часа Спринг повторял его с полдюжины раз, а ветер все свежел и, несмотря на то, что шлюп повторял наши маневры, я заметил, что он понемногу отстает, — не сомневаюсь, что любой яхтсмен смог бы объяснить это лучше. Матросы кричали и смеялись, но их было почти не слышно на фоне ужасного гула, поднимающегося с нижней палубы, где рабы стонали и вскрикивали от ужаса при особо сильных кренах судна. Наконец мы снова взяли курс в открытое море, а патрульный корабль оказался далеко позади. Он все еще стремился догнать нас, но уже не представлял особой опасности.

Только тогда Спринг передал штурвал матросу и, подойдя к кормовым релингам, прочел отстающему шлюпу свой краткий катехизис, грозя кулаком и называя преследователей сукиными сынами.

— Вот куда уходят денежки наших налогоплательщиков, — орал он, — вот кто должен защищать нас от французов! Гляньте на них! Я смогу их обойти даже на угольном лихтере, латанном на блэкуоллской верфи! Quo, quo, scelesti ruitis,[48] а? Говорю вам, мистер Салливан, команда монахов лучше управится на обыкновенном плоту! Кто сегодня набирает таких идиотов на флот? Его командир, должно быть, какой-нибудь пропитанный ромом недоумок-пенсионер или, того лучше, безусый щенок, папаша которого заседает в Палате Лордов, а мамаша корчит из себя леди и увивается за лордами Адмиралтейства. Хотел бы я, чтобы вы хоть раз вышли в море под командой Забияки Уотермена [XXIV*], или поучились этому ремеслу на опиумном клипере под началом шкипера-янки с Восточного побережья и шотландского владельца! Слышите, вы, вы — паршивые лодочники из Порт-Магона! Вам бы на берегу сидеть!

Это была прекрасная речь, жаль только, что пропала даром, так как шлюп был уже на несколько миль позади; к полудню он был лишь точкой на горизонте, а побережье Африки исчезло у нас за кормой. Легкость нашего бегства во многом объяснялась тем, что Спринг хорошо знал свое дело, так как плавание у Невольничьего Берега — штука опасная, многие работорговцы были захвачены во время штилей, которые часто бывают в этих местах. Но в некоторых дельтах и устьях рек можно рассчитывать на хороший порыв ветра, и Спринг отлично знал такие места; к тому же он был первоклассным моряком и располагал отличной командой, а вместе они, похоже, были способны на все. На следующий день мы увидали еще один патрульный корабль, но прошли настолько далеко от него, что он, наверное, и не заметил нас, а Спринг даже не прервал своего обеда.

Теперь ветер дул довольно сильно, и рабам приходилось туго. Первые несколько дней они просто лежали, стеная и корчась от морской болезни, но Спринг приказал, чтобы в больших медных котлах приготовили припасенную для рабов кашу, а затем, выпоров одного из черномазых прямо в трюме, заставил его и всех остальных есть, несмотря на приступы рвоты. Мэрфи постоянно осматривал рабов, в особенности женщин, чтобы удостовериться, что никто не умер, и дважды в день из шлангов смывали все нечистоты, которые иначе могли в скором времени привести к вспышке эпидемии.

На четвертые сутки ветер ослаб, рабы почувствовали себя лучше, и коки, которые занимались приготовлением пищи для них, стали самыми занятыми людьми на судне. Единственное, чего на «Бэллиол Колледже» не жалели для своего живого груза, была пища — что, конечно же, было правильно. Спринг также настоял, чтобы рабам готовили лимонный сок, который этих черномазых приходилось заставлять пить. Поначалу они испытывали к нему отвращение, но перед выбором: сок или плеть — сразу же пили столько, сколько было нужно. Черномазые по-прежнему были перепуганы, так как даже не представляли себе, что такое океан, и не могли понять, что означает качка судна. Когда они не ели и не спали, то просто лежали в своих клетках длинными черными рядами, вопя и дико вращая глазами, словно перепуганные овцы. Все они абсолютно пали духом, так что я понимал, почему некоторые работорговцы считали их не человеческими существами, а животными. Ежедневно они выполняли странные упражнения, которые назывались «танцами». Их партиями выводили на палубу и заставляли скакать, прыгать и бегать по кругу в течение получаса. Все это делалось для того, чтобы держать их в хорошей форме, но поначалу рабам это не нравилось, и нам приходилось подгонять их линьками. Однако после нескольких раз негры сами вошли во вкус, и было странно наблюдать, как они притоптывают и дрыгаются на палубе, хлопают в ладоши и даже напевают что-то себе под нос. Те, что побойчее, даже улыбались и пучили глаза — они напоминали больших детей, забывая всю ничтожность своего существования, и просто расцветали от удовольствия, когда матросы кричали, подбадривая их. У одного из наших парней была скрипка, на которой он наигрывал джиги, и негры пытались превзойти друг друга, кривляясь в такт музыке.

Мужчины позабыли свои страхи куда быстрее женщин, которые танцевали не так весело, хотя каждый на судне всегда рад был посмотреть на их пляски. Трудно было назвать какую-нибудь из негритянок красоткой, с их приплюснутыми лицами и курчавыми шапками волос, но у них были прекрасно развитые тела, а никто из нас не видел более приличных женщин уже около шести недель. Сначала вид этих голых извивающихся тел приводил меня в возбуждение. То же было и с остальными — они облизывали губы и вполголоса интересовались, когда же, наконец, возьмется за работу наш судовой доктор?