Рылеев - Виктор Афанасьев

Москва не ждала — загудел набат, «волны шумные народа, ко дворцу стремясь, кипят. Вот приближались, напали; храбрый Шуйский впереди — и сарматы побежали с хладным ужасом в груди». Самозванец в панике выскочил в окно и был растерзан восставшими. Для Рылеева не то важно, что Дмитрий именно Самозванец, а то, что он тиран, жестокий и бессмысленный, притом эгоист и трус. Он точно следует Сумарокову, у которого Дмитрий также мечется:

Не венценосец я в великолепном граде,Но беззаконник злой, терзаемый во аде.Я гибну, множество народа погуби.Беги, тиран, беги!.. Кого бежать?.. Себя?Не вижу никого другого пред собою.Беги!.. Куда бежать?.. Твой ад везде с тобою.Убийца здесь: беги!.. Но я убийца сей.Страшуся сам себя и тени я моей.

Однако нужно сказать, что образ Самозванца у Сумарокова, как и все его действия в пьесе, не историчен. Рылеев не прочел еще десятого и одиннадцатого томов «Истории» Карамзина, где говорится о Самозванце (они выйдут в 1824 году). Карамзин же нарисовал образ личности незаурядной, Самозванец у него «оказывал много Ума», он, «мечтатель, был неплохим стихотворцем», то есть по тем временам сочинителем «канонов», которые и были древнерусской книжной поэзией, ориентировавшейся на сочинения Иоанна Дамаскина и Андрея Критского (Пушкин в своей трагедии назвал в одном месте Самозванца «виршеписцем»). Карамзин пишет, что Самозванец «с прилежанием читал российские летописи». Сумароковско-рылеевский подход к изображению Самозванца не был поддержан в русской литературе. За Рылеевым не последовал никто: у Пушкина в «Борисе Годунове» Самозванец не тиран, не ничтожество, а проницательный, умный деятель, хотя порой и был «беспечен он как глупое дитя». В драме А. Хомякова (1832) Самозванец — мудрый правитель, заботящийся о благе народа, но не сумевший найти в нем опоры, так как был орудием Ватикана, католиком, а не православным человеком, как необходимо — по Хомякову — для русского самодержца. В драматической хронике А. Островского «Димитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1866), которую драматург назвал «плодом пятнадцатилетней опытности и долговременного изучения источников», Самозванец рисуется хотя и с определенной антипатией, но также далеко не тираном.

В 1821 году, в самый разгар работы над думами, Рылеев натолкнулся на еще одну тему — важности для него необыкновенной. В этом году вышли в свет «Записки князя Я.П. Шаховского», очевидца событий при дворе императрицы Анны Иоанновны, когда ее именем властвовал жестокий и бездарный немец — временщик Бирон.

Образ статс-секретаря Артемия Петровича Волынского, пламенного патриота, вступившего в борьбу с иностранным выходцем, наглым чужаком, которому свой карман был дороже всего русского народа, захватил поэта. Волынский пал жертвою доносов и был казнен. Рылеев увидел в нем образец гражданина, борца с тиранами, народного героя, пример для всех, кто хочет служить России.

Волынский (1689–1740) был сподвижником Петра I, послом в Персии; при Екатерине I он был казанским губернатором в чине генерал-майора; в царствование Анны Иоанновны он воевал под началом фельдмаршала Миниха, затем начал вести тонкую, рискованную политическую игру, делать карьеру. В 1738 году он уже кабинет-министр и докладчик у императрицы по делам кабинета. Продвигаясь вверх по служебным ступеням, Волынский вынашивал планы устранения Бирона и дворцового переворота в пользу «дщери Петровой» Елизаветы. Вокруг него постепенно собрался кружок единомышленников — архитектор Еропкин, историк Татищев, дипломат и поэт Кантемир и еще несколько лиц.

В этом кружке толковали о политике, изучали труды Макиавелли, Тацита, новейшую политическую литературу Запада. Волынский сочинил ряд трактатов: «О гражданстве», «О дружбе человеческой», «Каким образом суд и милость государям иметь надобно», а главное — «Генеральный проект о поправлении внутренних государственных дел» (извлечения из этого труда он даже представил императрице). В этом проекте Волынский ратовал за введение общего образования для русских, за создание академии и университета, издание свода законов, за улучшение финансового хозяйства.

Что касается правления, Волынский полагал, что все государственные должности должны замещать исключительно русские люди. Он предлагал посылать молодых русских дворян учиться за границу, «чтоб свои природные министры со временем были». Он считал, что даже священников нужно выбирать из образованных дворян, чтоб они могли двигать просвещение в народ.

Записка о вреде, приносимом России Бироном, поданная Волынским императрице, не имела успеха. Это решило судьбу патриота. На него донесли, что он вел «крамольные речи», критиковал «систему», называл государыню «дурой» («Как докладываешь, — говорил Волынский, — резолюции от нее никакой не добьешься»). Бирон заявил Анне: «Либо мне быть, либо ему». После расследования, конечно крайне тенденциозного, после жестоких пыток Волынский был четвертован (перед этим ему в камере Петропавловской крепости вырезали язык). Вместе с ним казнены были его друзья Хрущов и Еропкин. Тела всех троих были погребены в ограде церкви Самсония-Странноприимца.

После того как дума Рылеева была опубликована (1822 и 1825), началось настоящее паломничество к могиле Волынского. Народ ответил на призыв поэта:

Сыны отечества! в слезахКо храму древнего Самсона!Там, за оградой при вратах,Почиет прах врага Бирона.Отец семейства! приведиК могиле мученика — сына:Да закипит в его грудиСвятая ревность гражданина!Любовью к родине дыша,Да все для ней он переноситИ, благородная душа,Пусть личность всякую отбросит.Пусть будет чести образцом,За страждущих — железной грудью,И вечно заклятым врагомПостыдному неправосудью.

Образу, созданному Рылеевым, никак не противоречил образ реального исторического лица, которое, помимо столь великих достоинств, имело свои недостатки. Изгнав эти недостатки из думы, Рылеев упомянул их в прозаическом примечании к ней: «Манштейн изображает его человеком обширного ума, но крайне искательным, гордым и сварливым». Волынского некогда до полусмерти избил дубинкой Петр I. Сам Волынский чуть не попал под суд за избиение в 1724 году мичмана Мещерского. Впоследствии он поколотил во дворце поэта Тредьяковского. Были у него проступки и более неприглядные — он жестоко притеснял калмыков, будучи в 1700-е годы астраханским губернатором. Он брал и взятки. Став губернатором в Казани, он принялся угнетать татар и марийцев. Продвигаясь к своей цели — стать во главе правительства, — Волынский хитрил: ненавидя чужеземцев (Миниха, Остермана, Бирона), он позволял себе в какие-то моменты заискивать перед ними.