Послушник дьявола - Эллис Питерс

Это беспокоило и Кадфаэля. Небольшая ссора из-за девушки, из-за слишком усердного ухаживания за ней — это не оскорбление, это просто пузырь, вскипевший в обычно безмятежной жизни семьи, — нет, люди из-за такого пустяка не убивают. И никто ни разу не упомянул о более серьезной ссоре с Питером Клеменсом. Аспли — дальняя родня — мало знали его, их соседи и вовсе не знали. Если новый знакомый раздражает вас, но вы знаете, что он пробудет всего одну ночь, вы терпеливо выдержите его присутствие и вздохнете с облегчением, когда он уедет. Но вы не станете прятаться в лесу, ожидая, когда он проедет, чтобы выстрелить в него.

Но если не в самом убитом, то в чем тогда могла заключаться причина его смерти? Поручение, с которым его послали? Он не говорил, в чем оно состояло, по крайней мере пока Айсуда была в зале и могла слышать. А даже если потом он и сказал, что могло быть там такого, чтобы посла обязательно нужно было задержать? Дипломатическая миссия к двум северным лордам с целью обеспечить их поддержку мирным усилиям епископа Генри? Миссия, которую потом успешно выполнил каноник Элюар, к тому же так удачно, что это привело к заключению союза со Стефаном, а сам каноник в настоящее время сопровождает короля, возвращающегося на юг, где тот, довольный результатами поездки, проведет Рождество. В поручении, данном Питеру Клеменсу, не могло быть ничего дурного. У великих людей свои планы, и сегодня они могут быть рады визиту, который завтра покажется им ненужным, но Клеменсу, похоже, был обеспечен радушный прием, и Рождество обещало для него быть мирным.

Если же снова обратиться к человеческой сути Питера Клеменса, то он был безобиден — просто заехавший по пути родственник, который под семейной крышей распустил хвост, как павлин, а потом отправился дальше.

Значит, причин для личной вражды не было. Тогда оставалась обычная в путешествиях опасность — ему встретился разбойник, живущий на свободе в диком лесу, готовый стащить человека с лошади и разбить ему голову дубинкой ради платья; но разве такой грабитель отпустит великолепную лошадь и бросит целую пригоршню драгоценностей? Этот вариант тоже исключался, потому что Питер Клеменс не был ограблен, у него не взяли ни серебряные пряжки, ни украшенного драгоценными камнями креста. Никто не извлек для себя выгоды из смерти Клеменса, даже лошадь его отпустили в болота, не тронув упряжь.

— Я вот все думаю о коне, — сказал Хью, будто подслушав мысли Кадфаэля.

— Я тоже. Ночью, после того как ты привел этого коня в аббатство, Мэриет звал его во сне. Тебе не говорили? Кричал «Барбари! Барбари!» и призывал свистом. И по словам послушников, «дьявол» тоже отвечал ему свистом. Интересно, стоял ли тогда в лесу конь рядом с убитым, или Леорик потом послал за ним своих людей? Я думаю, конь пришел бы к Мэриету. Наверное, когда парень обнаружил, что Клеменс мертв, он сразу же подумал о лошади и стал звать ее.

— Собаки могли услышать его голос, а уж потом учуяли его самого, — произнес Хью, соглашаясь. — И привели к Мэриету отца.

— Хью, вот о чем я думаю. Парень держался стойко, когда ты прижал его по поводу ошибки во времени, но, по-моему, он не понял, что это означает. Смотри, если Мэриет просто наткнулся в лесу на мертвое тело и рядом не было никого, на кого могло бы пасть подозрение, то он знал бы лишь одно — Клеменс до того, как был застрелен, проехал лишь маленький отрезок пути. Как мог тогда мальчик знать или догадываться, кем тот застрелен? А если он застал рядом с мертвецом кого-то, как потом застали его самого, или увидел, как тот человек — кто-то близкий, дорогой ему — пытается оттащить тело в глубь леса, спрятать, то он не понял тогда и не понимает сейчас, что этот кто-то, как и он сам, пришел к месту преступления в лесу по крайней мере через шесть часов после убийства!

Восемнадцатого декабря каноник Элюар въехал в Шрусбери, очень довольный собой и тем, что сумел уговорить короля нанести визит, который вылился в весьма успешное мероприятие. Потом каноник сопровождал Стефана на обратном пути на юг, в Лондон, где тот собирался, как обычно, провести Рождество. Элюар покинул королевский кортеж и свернул на запад в надежде услышать новости о Питере Клеменсе. Честер и Линкольн, ставшие оба графами, приняли Стефана прекрасно и уверили в своей неколебимой верности, получив в ответ от короля земли и титулы. Замок Линкольн оставался в руках короля — там стоял значительный гарнизон, а город и графство отходили новому владетелю. Настроение в Линкольне было радостным и мирным, чему способствовала мягкая для декабря погода. Рождество на северо-востоке обещало быть беззаботным празднеством.

Хью вышел из замка и отправился к канонику рассказать, как нашли обгоревший труп в яме для угля, и получить ответы на имеющиеся у него вопросы; с собой Хью принес то, что осталось от украшений Питера Клеменса и упряжи его коня. Вещи были очищены от грязи, но, побывав в огне, они обесцветились. Кости мертвеца покоились в свинцовом гробу, который еще не запечатанный стоял в одном из приделов церкви монастыря. Каноник Элюар велел открыть гроб и взглянул на лежащие в нем останки. Лицо его было мрачно, но он не дрогнул.

— Закрывайте, — сказал он и отвернулся. Опознать останки было невозможно. Иное дело — крест и кольцо. — Они мне знакомы, я часто видел их на нем, — проговорил Элюар, держа крест в руке. Серебряная поверхность была покрыта тусклыми разноцветными пятнами, но камни-вставки были чистыми и блестели. — Это, конечно, Клеменса. Печальные новости для нашего епископа. Говорят, вы задержали подозреваемого?

— Да, у нас в тюрьме сидит один, — ответил Хью, — и кругом шумят, мол, это и есть убийца. Но на самом деле его в этом не обвиняют и почти наверняка никогда не обвинят. Самое плохое, что он делал, — с голодухи воровал понемногу тут и там. За это я и держу его. Но уверен, что он не убийца. — Хью поведал историю своих розысков, но ни слова не сказал о признании Мэриета. — Если ты намереваешься отдохнуть здесь два-три дня перед дальнейшей дорогой, может быть, появятся еще и другие новости и ты сможешь передать их епископу.

Когда Хью сказал это, у него промелькнула мысль, что глупо давать подобные обещания, но язык его почему-то зачесался, и слова были произнесены. Кадфаэль займется Леориком Аспли, когда тот придет, и вообще здесь соберутся все, кто так или иначе соприкасался с Питером Клеменсом в последние часы его жизни. Хью казалось, что развитие событий походило на то, как сгущаются и опускаются над землей тучи перед бурей. Если же буря не разразится и дождь не хлынет, тогда после свадьбы Леорику Аспли придется рассказать все, что он знает, и кое о чем узнать, в том числе о такой мелочи, как непонятно куда исчезнувшие шесть часов и всего три мили, которые проехал Клеменс, прежде чем его настигла смерть.

— Мертвого не воскресить, — мрачно произнес каноник Элюар, — но необходимо, чтобы убийцу привлекли к ответу. Этого требует справедливость, и я верю, что так и будет.

— Ты задержишься еще на несколько дней? Тебе не нужно спешить к королю?

— Я направляюсь в Винчестер, а не в Вестминстер. Пожалуй, стоит подождать пару дней, если потом можно будет побольше рассказать епископу об этом прискорбном происшествии. Признаюсь, мне тоже нужен короткий отдых, я уже не так молод. Кстати, ваш шериф еще на какое-то время возлагает заботу о делах графства на тебя одного. Король Стефан хочет, чтобы Прескот на праздники остался с ним, они едут прямо в Лондон.

Это известие отнюдь не огорчило Хью. Он был решительно настроен закончить начатое дело, а когда к одной и той же цели идут двое, притом один нетерпеливее другого, хорошего результата ждать трудно.

— Ты наверняка доволен своей поездкой, — проговорил Хью. — Наконец что-то удалось.

— Успех оправдал длинные разъезды, — заметил Элюар удовлетворенно. — Теперь король может быть спокоен за север: Ранульф и Вильям держат там под контролем каждую милю, и лишь отъявленный наглец отважится нарушить установленный ими порядок. Смотритель Линкольнского замка его величества в наилучших отношениях с графами и их женами. Послания, которые я везу епископу, очень любезны. Чтобы добиться такого положения дел, стоило проехать много миль.

На следующий день в покои, приготовленные в странноприимном доме аббатства, стали прибывать приглашенные на свадьбу: Аспли, Линде, наследница Фориет и целая вереница гостей из соседних маноров, расположенных по краям леса. Приезжающим были отданы все комнаты, кроме общего зала и спальни для паломников, бродячих торговцев и других «перелетных птиц». Каноник Элюар, бывший на положении гостя аббата, с благожелательным интересом прислушивался к поднявшейся пестрой суете. Послушники и ученики смотрели на все происходящее с живым любопытством, наслаждаясь всем, что вносило разнообразие в их упорядоченную, скучную жизнь. Приора Роберта можно было видеть во дворах и в церкви, куда он милостиво согласился выйти, сохраняя при этом свое обычное гордое достоинство; как всегда, он был неподражаем там, где требовалось возглавить какую-либо церемонию и где собиралась избранная публика, способная оценить его и восхититься им. Брат Жером тоже более рьяно, чем обычно, принялся командовать послушниками и служками. В конюшнях кипела бурная деятельность, все стойла были заполнены. Монахам, у которых были родственники среди гостей, разрешалось принимать их в общем зале. По дворам и садам перекатывались волны всеобщего возбуждения и любопытства, да и погода располагала к веселью — потрескивающий морозец, ясно. Стемнело совсем поздно.