Слушающие - Джеймс Ганн

- Отвезите меня к Иеремии, - сказал он.

Не без возражений провезли они его по чистым широким улицам Хьюстона, а затем вверх, к невероятному куполу, называемому святилищем солитариан, и, вниз, по подземным коридорам, запыленным и мрачным, пока не добрались до небольшой комнатки, казавшейся еще меньше от давящей тяжести стадиона.

Старый человек поднял взгляд от старого туалетного столика с зеркалом. Уайт увидел белые волосы, морщинистое лицо, черные глаза и сразу понял, что не сможет убедить проповедника. Однако попытаться он был обязан.

- Иеремия... - сказал он.

- Господин президент... - откликнулся тот, словно говорил "Ave, Caesar".

- Ты вернулся из Аресибо, - сказал Уайт, - с копией Послания.

- Я вернулся ни с чем, - ответил Иеремия, - а если и получил Послание, то адресовано оно только мне. Я не могу представлять другого человека.

- А я должен представлять других людей, - печально сказал Уайт, - и от их имени требую, чтобы ты не показывал своего Послания никому.

- Так мог бы обратиться фараон к Моисею, спустившемуся с вершины Хоривской.

- Вот только я не фараон, ты не Моисей, а Послание - не Десять Заповедей, - заметил Уайт.

Глаза Иеремии вспыхнули, однако голос звучал попрежнему мягко:

- Ты говоришь увереннее, чем я смел бы себе позволить. Ты владеешь легионами, - он обвел взглядом телохранителей и свиту, они толпились в дверях и за порогом, в коридоре, - а у меня лишь моя одинокая миссия. Но я исполню ее, разве что меня остановит насилие, и исполню сегодня же вечером.

Голос его, под конец фразы вроде бы не изменился, однако был теперь твердым, как сталь. Уайт попытался еще раз.

- Поступив так, - сказал он, - ты посеешь драконьи зубы раздора и вражды, которые могут уничтожить нашу страну.

Усмешка скользнула по лицу Иеремии и исчезла.

- Я не Кадм, здесь не Фивы, и кто может знать, что предначертано человеку Богом?

Уайт направился к двери.

- Подожди! - сказал Иеремия. Он повернулся к своему столику и взял с него лист бумаги. - Держи! - сказал он, протягивая руку. - Ты первый, кто получил Послание из рук Иеремии.

Уайт взял листок, повернулся, вышел из комнаты, пошел по длинным, мрачным коридорам обратно к своей машине. Потом, бросив людям из свиты: "Мне нужен детальный доклад", сел в самолет и продолжил свое путешествие на Пуэрто-Рико.

У Джона оказалась запись голосов. Сначала слышался слабый шепот, словно тысячи губ и языков говорили разом. Вот только рождались эти звуки скорее всего без помощи губ и языков, произносились существами, которые не имели знакомых нам органов, и общались, возможно, с помощью жужжания или потирая усики.

Уайт думал о долгих подах прослушивания и удивлялся, как люди могли выдержать их. Тем временем шепот стал громче и преобразился в шум атмосферных помех. Потом что-то еще, доносящееся все яснее, почти понятное, начало пробиваться так, как бывает, когда мы очень малы и лежим в полусне в кровати, а в соседней комнате разговаривают взрослые и мы не можем понять, о чем они говорят, не можем проснуться настолько, чтобы послушать, но знаем, что разговор продолжается...

А потом Уайт услышал обрывки музыки и голоса, обрывки фраз между атмосферными помехами. Говорили чтото бессмысленное, но все-таки говорили.

"СТУКТРЕСКСТУК, - говорили они. - Осмелился ще ТРЕСКСТУК твой друг и советник ТРЕСКТРЕСК музыка СТУКТРЕСКСТУК еще один визит к Алленам СТУКСТУКТРЕСК оставайтесь на этой частоте СТУКТРЕСК музыка: бар-ба-сол-бар СТУК вам спальню термитов ТРЕСКСТУКСТУКСТУК в аккорде будет ТРЕСКТРЕСКСТУК в выступлении поборника СТУКСТУК музыка СТУКТРЕСК единственное, чего следует опасаться ТРЕСК а теперь Вики и СТУКСТУКСТУК здесь нет духов ТРЕСКСТУК музыка: бу-бу-бу-бу СТУКСТУКТРЕСК может ли женщина после тридцати ТРЕСКСТУКСТУКСТУК приключения шерифа СТУКТРЕСКТРЕСК музыка СТУКСТУК это какая-то птица ТРЕСК только настоящий СТУКТРЕСК ликующее сообщение ТРЕСКТРЕСКСТУК приветствую всех СТУКТРЕСКСТУК музыка СТУКСТУКТРЕСК то есть из-за парня ТРЕСК счет и еще двойную СТУК..."

- Голоса, - сказал Уайт, когда вернулась тишина.

- Голоса, - согласился Джон.

Уайт отметил, что они произнесли это слово по-разному. Джон - возбужденно и радостно, а вот сам Уайт никакой радости не испытывал. Его беспокоила мысль, что где-то там, в сорока пяти световых годах отсюда, какие-то создания с аппаратурой слушают передачи, приходящие с Земли, чужие уши слушают земные голоса и посылают их обратно, изорвав и испачкав, Он часто выступал по телевидению, а в последнее время," по радио, с тех пор, как оно вновь обласкало -его, и ему не нравилась мысль, что его голос и изображение несутся "неутомимыми волнами в бесконечность, где кто-то или что-то может их перехватить и таким образом завладеть частью его самого. Ему очень не хотелось верить в это.

- Может, это просто эхо, - сказал он.

- С расстояния в сорок пять световых лет? - спросил Джон. - Мы бы тогда ничего не приняли.

Уайт попытался представить себе невообразимое расстояние между звездами, которое должны были преодолеть эти голоса по пути к тому далекому месту и обратно, но человеческое воображение его пасовало перед этой задачей. Тогда он вообразил себе муравья, ползущего из Вашингтона в Сан-Франциско и обратно, но и это не помогло.

- Может, это где-то ближе, - сказал он.

- Тогда мы не принимали бы программы девяностолетней давности, - заметил Джон.

- А может, все эти годы они летают над нами. - Уайт помахал рукой в воздухе, словно желая смести эту мысль, как нити паутины. - Знаю-знаю, это тоже невозможно. Правда, не более невозможно, чем чужаки, посылающие нам Послание черт-те откуда.

"Или вот это", - подумал он, глядя на листок, полученный от Иеремии. На нем виднелся рисунок черной тушью, похожий на работу талантливого любителя, возможно, самого Иеремии. Рисунок изображал стилизованного ангела с ореолом над головой, с крыльями, распростертыми за плечами, с божественным спокойствием на лице и руками, разведенными в жесте благословения.

Это был ангел милосердия, несущий послание божественной любви, и был он в рамке из цветочной гирлянды,.. "С помощью какой невероятной магии, - подумал Уайт, - голоса превратились в нечто подобное?"

- Вся космологическая картина делает это вполне возможным, - сказал Джон. - Там должна существовать разумная жизнь. Невозможно, чтобы где-то в Галактике не было существ достаточно разумных, достаточно любопытных и способных связаться с нами сквозь бездну световых лет, жаждущих найти себе подобных, тех, которые могут взглянуть на самих себя и на звезды и удивиться...

Захваченный на мгновенье видением Джона, Уайт взглянул на лицо своего сына и, увидев на нем вдохновение и экстаз, подумал: "Ты чужой мне, и я никак не могу с тобой договориться".