Ярость и рассвет - Рене Ахдие

Когда он дернул ее за руку, увлекая в маленькую боковую аллею, она потянула его назад.

– Ты хоть понимаешь, куда бежишь? – потребовала ответа.

– Хоть раз в жизни замолчи и послушай.

– Как ты смеешь…

Он обвил ее правой рукой и плотно вжался вместе с ней в затененный альков. Затем прижал указательный палец к ее губам.

Шарзад слышала, как их преследователи пробежали мимо проулка, все еще крича и ругаясь в пьяном дурмане. Когда звуки стихли, он убрал палец от ее губ.

Но было слишком поздно.

Потому что Шарзад чувствовала, как его сердце забилось быстрее.

Так же, как и ее.

– Что ты говорила? – Он был так близко, что его слова больше напоминали дыхание, чем звук.

– Как… как ты смеешь говорить мне такое? – прошептала она.

В его глазах сверкнуло что-то сродни веселью.

– Как я смею намекать, что это ты устроила тот беспорядок?

– Я? Это не моя вина! Это ты виноват!

– Я?

– Ты и твой нрав, Халид!

– Нет. Ты и твой рот, Шази.

– Неправда, ты, несчастный мужлан!

– Вот видишь? Этот ротик. – Он протянул руку и провел большим пальцем по ее губам. – Этот восхитительный ротик.

Ее предательское сердце стучало в такт биению Халида, и, когда Шарзад взглянула на него из-под ресниц, его рука на ее пояснице притянула девушку до невозможности близко.

«Не целуй меня, Халид. Пожалуйста… не надо».

– Они здесь! Я нашел их!

Халид схватил ее за руку, и они снова понеслись дальше по переулку.

– Мы не можем все время убегать, – кинул он через плечо. – В конце концов, нам придется встать и сражаться.

– Я знаю, – фыркнула она в ответ.

«Мне нужно оружие, мне нужен лук».

Она начала осматриваться в поисках колчана или лука, возможно оставленного прислоненным к стене здания, но единственное, что видела, – это изредка мерцающие мечи. В отдалении Шарзад заметила плотного мужчину с огромным прямым луком, висящим на его плече, но она знала, что у нее мало шансов быстро отнять у него оружие. И еще менее вероятно, что она смогла бы выпустить стрелу из такого большого лука.

Это казалось тщетным занятием. До тех пор, пока она наконец не увидела мальчишку, играющего с друзьями в глухом переулке.

У него был импровизированный лук и на плече – колчан, а в нем ровно три стрелы.

Шарзад потянула Халида за руку, увлекая его за собой дальше в переулок. Она присела перед мальчиком, подняв капюшон накидки.

– Можешь дать мне свой лук и стрелы? – спросила задыхаясь.

– Что? – удивленно промолвил он.

– Вот. – Шарзад протянула ему пять золотых динаров, вытащив их из кармана накидки. Настоящее состояние в понимании мальчишки.

– Вы с ума сошли, госпожа? – промолвил мальчик, разинув рот.

– Ты отдашь их мне? – взмолилась Шарзад.

Он передал ей оружие, не сказав ни слова. Она положила деньги в его грязные руки и закинула колчан на плечо.

Халид наблюдал за этим обменом, его глаза были напряжены, а губы поджаты.

– Вы знаете их, госпожа? – Мальчик посмотрел куда-то позади Шарзад.

Халид развернулся, обнажив свой шамшир с металлическим скрежетом и откинув капюшон черной риды со лба.

– Немедленно уходите отсюда, – сказала Шарзад мальчику и его друзьям.

Мальчишка, кивнув, сорвался с места, его друзья опрометью кинулись за ним.

Так или иначе, группа мужчин, которых Шарзад и Халид успели задеть, составляла семь человек. Из этих семи трое проявляли признаки явного оскорбления, в то время как для остальных четверых основное значение имела задетая гордость. Не считая денег, конечно.

А деньги имели большой вес.

При виде Халида с мечом наготове несколько из них достали свое разномастное оружие.

Не говоря ни слова, Халид двинулся вперед.

– Господа! – оборвала его Шарзад. – Это кажется несколько поспешным. Я считаю, всю эту ситуацию можно отнести к простому недоразумению. Пожалуйста, примите мои искренние извинения за наше участие в данном скандале. По правде говоря, это между мной и… господином с сомнительными манерами, которого мы встретили ранее.

– Это у меня сомнительные манеры? Ты, сварливая сука! – Юноша вышел вперед.

– Достаточно! – Халид поднял шамшир в лунном свете, его серебряное лезвие угрожающе засверкало, готовое убивать.

– Остановитесь! – тон Шарзад граничил с отчаянием.

– Я сказал: хватит, Шази. Я услышал достаточно, – произнес Халид убийственным тоном.

– Да. Пусть делает, что хочет, Шази. Семеро на одного? Мне нравятся наши шансы, – продолжал ненормальный.

«Ты понятия не имеешь, что говоришь. Второй лучший фехтовальщик в Рее изрубит вас на куски, одного за другим. Без колебаний».

Тогда умалишенный достал свою ржавую саблю из ножен.

В тот же миг Шарзад наложила стрелу на рукоятку лука и отпустила ее, сделав это одним стремительным движением. Стрела полетела идеальной спиралью, несмотря на ее покрытое грязью оперение и скромное происхождение лука.

И она пронзила насквозь запястье этого идиота.

Он взвыл от боли, выронив саблю, которая с гулким звоном ударилась о землю.

Перед тем как у кого-то появилась возможность среагировать, Шарзад наложила на тетиву еще одну стрелу. Когда она сильно натянула ее, то почувствовала, как рукоять деформировалась.

«О господи!»

Тем не менее девушка прошла мимо Халида, удерживая стрелу в том же положении по отношению к шее.

– Это как раз то, в чем все вы сильно ошиблись. Никогда не было семи к одному. И я настойчиво предлагаю вам семерым взять руки в ноги и вернуться домой. Потому что следующий, кто достанет оружие – кто сделает еще хоть шаг вперед, – получит стрелу в глаз. И я могу вас заверить, что мой друг еще менее великодушный.

Заметив движение слева от нее, Шарзад быстро повернулась и сильнее натянула лук. И опять рукоятка выпрямилась у ее уха.

– Лучше не испытывайте мое терпение. Вы для меня ничего не значите.

Ее колени дрожали, но голос был твердым словно камень.

– Оно того не стоит, – пробормотал один из игроков. Он спрятал оружие и вышел из переулка. Вскоре остальные последовали его примеру, пока не остались только первоначальный смутьян и его трио негодяев.

– Мне кажется, с вас уже достаточно, господин. – Пальцы Шарзад все еще держали лук и стрелу.

Он обхватил свое пробитое запястье, в то время как его друзья покидали аллею. Его лицо было искажено от ярости и страданий человека, проигравшего во всех отношениях. Слезы страдания катились по щекам юноши, и пятна багрового цвета окрашивали предплечье.

Стиснув зубы от боли, он прорычал:

– Берегись, ворчун. Она и тебя сможет погубить. – Он ушел, давясь слезами от своих ран.