Шакалы - Николай Леонов

– Сожалею, майор, но заключение экспертизы посильнее ваших слов, даже если они сказаны не для протокола. – Гуров заставил себя улыбнуться и положил перед Батулиным копию заключения эксперта.

Сыщику не нравился Батулин и то, как складывался разговор. Гуров изначально не собирался передавать документы в прокуратуру, нацелился на вербовку. Он знал: майор близок с таинственным бывшим гэбистом Фокиным, сам Батулин не мог быть центральной фигурой заговора, а Фокин очень подходил для такой роли. Не бывший партийный чиновник, жаждущий руководить и ни черта не понимающий в существе оперативной работы, а профессионал, державшийся в тени, но явно пользующийся авторитетом у сильных мира сего. А иметь влияние на таких людей можно лишь одним способом – располагать на них серьезным компрматериалом. А что вся верхушка ворует, не вызывает у сыщика сомнений, серьезный оперативник при желании без труда добудет необходимые доказательства.

Фокин крайне опасен и интересен, Батулин его правая рука, такому агенту цены нет. Гуров соткал сеть прочную, мог вынудить майора к сотрудничеству, но сыщик терпеть не мог вербовать под угрозой ареста. Он как-то сказал, что агент, работающий под прессом страха, – это хищник, которого ты крепко держишь за хвост, а он только и думает, как вырваться и вцепиться дрессировщику в горло.

И Гуров искал пути сближения с майором, хоть какой-нибудь человеческой общности.

– Этого не может быть. – Батулин несколько раз прочитал документ, бросил на стол.

– Сергей Витальевич, в жизни случаются вещи совершенно невероятные, – мягко, с легким сожалением в голосе произнес Гуров. – Стреляли вы в перчатках, а за час до этого в рассеянности взяли пистолет в руки. Вы живой человек, и ничто человеческое вам не чуждо. Любой профессионал порой совершает грубейшие ошибки, к сожалению, знаю это на собственном опыте.

– Не подслащивайте пилюлю, Лев Иванович, я не ребенок. Ради того, чтобы посадить меня в тюрьму, вы бы не устраивали такое представление, да и разговаривали бы со мной прямо в прокуратуре либо в кабинете министра. А вы сняли меня тихо с улицы, привезли на конспиративную квартиру. Значит, вы собираетесь меня вербовать. – Батулин передернул плечом.

– Я терпеть не могу этого слова, – миролюбиво сказал Гуров. – В жизни каждого оперативника порой складывается ситуация, когда ему выгодно оказать помощь вчерашнему врагу. Как говорят французы, се ля ви. Предлагаю сотрудничество, обоюдовыгодное, непродолжительное, но честное, без подлянок и попыток оторвать мне голову.

– Ясно, честное сотрудничество, но удавка будет в вашей руке, – язвительно ответил Батулин.

– Простите, Сергей Витальевич, но это вы, а не я увезли из Шереметьева Юлию Горсткову и кололи девочке наркотик. Вы, а не я стреляли в офицера милиции и лишь случайно не убили его. Я вам предлагаю равное сотрудничество, но определенные преимущества я имею по праву.

– Значит, вас интересует история с Юлией Горстковой, – задумчиво произнес Батулин.

– Не стану кривить душой, Сергей Витальевич, меня многое интересует из того, что ты знаешь, – незаметно переходя на «ты», сказал Гуров. – Меня Фокин очень интересует, кстати, посоветуйся с Семеном Петровичем, он высококлассный агентурист.

Гуров видел, как при упоминании Фокина у Батулина дернулась жилка на виске, но сыщик продолжал спокойно, ровным голосом:

– Я не собираюсь тебя, Сергей Витальевич, учить, каждый волен выбирать себе партнеров. Однако предупреждаю, Фокин тебя подставит, как шахматную фигуру, в зависимости от позиции. Он политик, а в политике существует лишь один закон – стремление выиграть, на жертвы никто внимания не обращает. Я не стремлюсь поссорить тебя с шефом, лишь обращаю твое внимание на его суть.

– А ты, Лев Иванович, полагаю, награду мне готовишь, – саркастически ответил Батулин.

– Это вряд ли, – усмехнулся Гуров. – Работа со мной – дело весьма рискованное, потому как Гуров фигура известная и торчит на виду у всех служб. Но ты можешь спросить моих врагов, уголовников, которых я сажал на большие сроки, меня многие не любят, ненавидят, но ни один человек тебе не скажет, что полковник Гуров обещал и свое слово нарушил. Конечно, я твой неприятель, цели у нас разные, но, если ты мне поможешь, я лично в этой квартире верну тебе твой пистолет, дело против тебя автоматически рассыплется. Я даю тебе слово офицера.

Все, что Батулин слышал о Гурове, подтверждало сказанное. Но вот так враз шагнуть через ров и встать по другую сторону майор был не в силах. И сыщик прекрасно это понимал, сказал спокойно:

– Поезжай по своим делам или возьми бутылку и потолкуй с ней один на один. Я не уважаю людей, которые прыгают, не задумываясь. Я тебя не тороплю. Как тебе известно, Юлия в безопасности, Фокину ее не достать. Да и при всех недостатках он мужик разумный, уверен, он отказался от подобной затеи. Идея воздействовать через девочку на Горсткова, Алентова и Дубова была ложной, ошибочной. Фокину придется искать другие ходы. Я тебя, Сергей Витальевич, ни о чем не спрашиваю, писать ничего не прошу. Встретились, поговорили, прояснили сложившуюся ситуацию, разошлись. Сколько тебе нужно времени, пять дней, неделю? Мой телефон тебе известен, позвони, встретимся, потолкуем.

Батулин был опытный опер, тем не менее такого финала не ожидал, слегка растерялся.

– Так я могу идти?

– Разумеется, всего наилучшего, Сергей Витальевич. – Гуров поднялся, проводил майора до двери.

Когда сыщик вернулся в комнату, за столом хозяйничал Станислав Крячко, разливал по чашкам кофе, готовил бутерброды.

– Ну, как он тебе? – спросил Гуров.

– А хер его знает, но я не верю ему ни на грош. Он продаст тебя при малейшей возможности. Ты, Лев Иванович, ас, вербовщик божьей милостью. Ты провел партию на высочайшем уровне. Но майор – человек сформировавшийся, он змей, никто не в силах сделать из него преданную овчарку. Он будет крутить, вертеть и ждать момента, чтобы смертельно укусить и ускользнуть.

– Полагаешь? – несколько разочарованно произнес Гуров. – А мне казалось, что удалось что-то в нем сдвинуть.

– Безусловно, удалось, но пройдет день, и все встанет на свои места. Ну откуда ты такой наивный? – Станислав даже всплеснул руками. – Взрослого человека можно обмануть, купить, соблазнить, вынудить, а переделать его невозможно. Нельзя из танка сделать сеялку, один создан для уничтожения, другая – для возрождения.

– Тебе хорошо, ты умный, – с грустью сказал Гуров. – Как же мне узнать, чем занимается и к чему стремится Семен Петрович Фокин?

Он остановил машину на Кутузовском проспекте, зашел в один магазин, в другой, купил продукты, сок, бутылку водки, прошагал еще квартал, свернул во двор, затем в подъезд, поднялся на лифте на пятый этаж. Шел Фокин уверенно, дорога была ему знакома отлично. Он позвонил в добротно обитую дверь, она почти мгновенно распахнулась.

– Здравствуй, Игорек, ты опять в глазок не посмотрел. – Фокин пытался говорить сердито, неумело обнял стройного юношу, который взял у подполковника одну из сумок, прошел в квартиру.

– Ты, Семен Петрович, еще дверь лифта не закрыл, а я уже знаю, кто пришел. Мы, калеки, люди чуткие.

– Перестань, Игорь, знаешь, не люблю. – Фокин начал вынимать продукты. – Не греши, какой ты калека. Ну, один глаз чуть похуже…

– Яиц нет, сам полусумасшедший, а так здоровый парнишка, просто загляденье. – Игорь слегка заикался.

– Ты видел, каких с войны привозят. – Фокин делал вид, что сердится. – Да, ты пострадал, но, считай, легко отделался.

Хозяин квартиры Игорь Смирнов, белокурый стройный блондин лет двадцати двух, смотрел на Фокина огромными голубыми глазами. От того, что один глаз у Игоря практически был слеп, взгляд у парня получался загадочным. За время знакомства Фокин никак к этому взгляду не мог привыкнуть. Подполковнику казалось, что парень видит значительно больше, чем нормальный человек, видит то, в чем Фокин даже себе признавался, лишь изрядно напившись.

– Я отделался легко потому, Семен Петрович, что ты в моей жизни объявился, подобрал. А если тебя по службе ушлют далеко, как я жить буду? На мою пенсию только-только с голода не умереть. Мне тут дружок звонил, говорит, забыл, как мясо пахнет. Ну, без мяса я проживу, а как штаны сносятся и обувка распадется?

– Ладно-ладно, меня никуда не пошлют, а пока мы вместе, не пропадем. Ты мне вместо Николая, он погиб, ты объявился вместо сына. Пока жив, ты нуждаться не будешь.

Здоровый глаз Игоря начал закатываться, рот кривиться, плечи обмякли, ссутулились.

– Убью собаку! – начал бормотать он.

Фокин понял, что у Игоря начался припадок, подполковник поднял легкое тело юноши, положил на диван, схватил с полки пузырек, накапал на кусочек сахара, сунул за щеку юноши и подумал, как же парень выкарабкивается, когда он один?

Глава 8

Игорь родился в обычной московской семье, каких в столице сотни тысяч, а то и миллион. Отец инженер, мать преподавала в школе, достатка в доме не было, но и не голодали. Жили, как большинство москвичей, от получки до получки, стояли в бесконечных очередях, чего-то постоянно доставали, слово «купить» было полностью вытеснено из лексикона. Достал индийский чай «со слоном», достал сгущенку или колбасу по два двадцать, которая не пахла не только колбасой, но не имела запаха вообще.