Ведьмы и колбасники - Георгий Иванович Киселев

Всю ночь звериный фронт то наползал, то сваливался с кровати. Под утро зубастые пасти обгрызли ножки кровати, от простыни осталось лишь пара лоскутков, а силы иссякли. Еще один напор — прорвут защиту. Спасла примитивная хитрость: во всю глотку заорал петушиную песню. Нечисть, не разобравшись, метнулась в щели дверей и окон, канализацию и вентиляционный колодец.

Так завершился первый день, вернее ночь, войны. А что дальше? Дальше жизнь, хоть и ухабист жизненный путь. Впрочем, мы сами протопали себе дорожки. Бежишь ли, спишь или пашешь, как вол, но всегда торишь тропинку в будущее. Кто в мечту, а кто в кошмар. Мечты можно вырвать у судьбы только верой, настойчивостью, мужеством. Моя мечта — полет, и левитация помаленьку поддается. Уверен, победа не за горами. А дальше? Новая мечта, иначе судьба сбросит в кошмар. Да, да! Вечный поиск, бой или смертельная трясина. Вечный труд души или «болото» ведьм, гибельное засасывание постели, водки, роскоши…

А вообще-то от нас зависит и судьба Вселенной. Важен каждый вдох, мысль, дело. Окунемся в пруд, а волны бегут к берегам, подтачивают их. Так и каждая мысль оставляет свой след в бесконечности Пространства.

Минут с десять помял бока под такие размышления. После сумасшедшей ночи и на обгрызенной, замызганной кровати сон уже не шел. В квартире бардак: все оплевано, вещи разбросаны, везде обрывки штор, простыней, одежды. Не хватило духа наводить порядок, махнул на все рукой и пошел проветрить ночные кошмары.

Бесцельно бродил по просыпающемуся городу, пока ноги не добрели до собора.

Никогда не мог и уже, наверное, не смогу молиться. Не могу выпрашивать. Может это гордыня? Но меня тянет, тянет в храм. Что ищу в церкви? Общения. Пусть не отвечает Он, но слышит. Он всех слышит… я чувствую… а сегодня Он ответил.

«Твоя боль, твоя беда в презрении. Ты не любишь людей».

«За что их любить?»

«Все люди, ты тоже, еще и колбасники. Кто больше, кто меньше. Ты же видишь в себе человека и чавкающее чудовище?»

«Да».

«Вот с себя и других срывай шкурку и ищи под ней не фарш, а лица. Иногда они сморщились до ненасытного поросенка, до микроба, но есть… Мир не пустыня, он полон людей. Срывай шкурки, не отчаивайся. Иди в мир с любовью… И еще, не предавай мечты — учись летать».

На улице люди улыбались, радовались теплому солнцу, нежному ветерку, шепоту листвы. Я искренне радовался с ними и за них, всех любил. Но в автобусе… Пассажиры заговорили, и скрылись лица и души за «фаршем».

Да, сейчас трудно, холоднее и голоднее, но это всего лишь испытание на человечность. Хилый народ сломался, позабыл о творчестве, любви, долге, чести, дружбе… Нет, нет лиц! Город — пустыня. Можно, конечно, отковырять их анемичные души, разглядеть под микроскопом, но любить?!

Я выпрыгнул из автобуса в померкший мир. Поднебесье всегда не таково, как мы его воспринимаем. Ощущается лишь зеркальное отображение. Зеркала — наши сердца. Вот и пугают толпы кривых зеркал уродливыми гримасами.

Возле дома усердно мотал круги Люськин Пифагор.

«Все силы бросили, — самодовольно оценил себя. — Даже безобидный и придурковатый слуга-фантом мобилизован в сыщики. Впрочем, днем упыри не годятся, а сами ведьмы ленивы».

— Что, следишь за мной?

— Ага, — растерянно согласился горе-филер.

— Следи, следи, — похлопал его по плечу и пошел домой.

В тело возвратился дух бойца и утраченный аппетит. Небогатые запасы холодильника подчищались быстро. Я ел, но помнил о соглядатае. Фантик забрался в телефонную будку и увлеченно хлопал пухлыми губами над трубкой.

«Обо мне доложил… Пора уходить, — подсказало чутье. — Пусть понервничают, поищут».

Сосредоточился — в углу задымило. Дым сгущался, плотнел, терял прозрачность. Направил силы на форму, и облако приняло человечью форму, постепенно слепилось мое лицо. Еще несколько «мазков» и призрак неотличим.

— Твоя задача — увести слежку, — кивком головы указал на Пифагора. — Будь внимателен, не выдай свою бестелесную, проницаемую оболочку. Сторонись прохожих и предметы, выбирай безлюдный путь. Доведешь «хвост» до парка, там и крутись, у чертова колеса. Ну, пошел.

Моя копия просочилась сквозь двери квартиры, а через минуту-другую вышла во двор. Сыщик встрепенулся и пристроился, чуть ли не в затылок за ней. Так, гуськом, они потопали со двора.

Больше ничего подозрительного не наблюдалось, и спустя пару минут тоже отправился в город. Пропетлял по улицам, слежки не определил и отправился к Васе. Я еще не знал, как бороться с ведьмами, да и не соображал после бессонной ночи. Прежде всего, организм желал расслабиться, отдохнуть. Утро вечера мудренее, хотя, в данном случае — наоборот.

Вася бегал вокруг постели, окроплял ее, чертил в воздухе пассы и т. п.: экранировал ауру от длинного носа колдуний. А я потянулся всеми косточками и мигом провалился в сон. Тихо, без сновидений, окунулся в мир без пространства, времени, ощущений и вынырнул только вечером.

Новых мыслей, как и до сна, не было, но сил, уверенности хватало. Попробовал взглядом переместить чашку с кофе, и она слегка приподнялась над столом, подлетела к руке. Впервые поддалась воле левитация. Я просто раздувался уверенностью. Держитесь, ведьмы!

— Что, экспериментируешь с полетами?

— Да, Вася, балуюсь.

Вася оценил мое «баловство» высоко поднятым пальцем:

— Классная работа! — он сделал паузу. — А ведьмы? Что дальше будем делать?

— Сам не знаю, но ты пока не засвечивайся. Лучше помогай, как ночью, на расстоянии. Кофе хорош… Пока.

Друг провожал грустными глазами, как покойника.

— Брось, ты, — похлопал приунывшего союзника по плечу.

Я, без фальши, без наигрыша, не сомневался в успехе.

— Нам ли быть в печали?! Прорвемся, ведьмы еще поохают, почешут затылки!

Навряд ли моя пропаганда увела Васины помыслы с похорон на празднество, ибо дверь скрыла грусть глаз, печальные цвета ауры и вымученную улыбку.

Зато город встретил разноцветьем заката и веселыми улыбками. Хорошие приметы. Силы сочились из всех пор отдохнувшего тела, и решился сам потеребить противника, зачем ждать удар из-за угла?

«Дубль-призрак наверняка завел Пифагора в парк и накручивает круги, у чертова колеса», — прикинул я.

Реальность оказалась до примитивного смешной. Два тупоголовых продукта магии ходили гуськом с интервалом в два метра. Подойдя к своему отражению вплотную, щелкнул пальцами — дубль бесследно растворился. Фантом растерянно хлопал глазами.

— Не бойся, — приободрил его. — Никому не скажу, что следил не за мной.

— Правда?

— Клянусь. Беги, звони ведьмам, доложи, что дремлю на скамейке в парке.

— А не сбежишь, пока звоню?

— Не бойся. Постою рядом с тобой.

Почти сразу после звонка стали появляться подозрительные типы. Неумело, рассеяно глянешь — человек, но