Следствие - Станислав Лем

— Садитесь к книгам, там удобней, — сказал он с наигранным оживлением. — После обеда у меня был гость, так что могу угостить тем, что осталось.

Грегори хотел ответить — непринуждённо, остроумно, чтобы подыграть Сиссу, но как-то ничего не придумал и, молча отодвинув кресло, уселся на подлокотник лицом к книгам.

Это было великолепное собрание научной литературы на нескольких языках; каждая полка снабжена пластмассовой табличкой с названием предмета: на одной — труды по антропологии, на другой — по математике. Краем глаза Грегори заметил в выдвинутом ящике стола какие-то планшеты с неяркими пятнами телесного цвета, но едва бросил на них взгляд, как Сисс сорвался с места, буквально подбежал к столу, коленом задвинул ящик и захлопнул дверцу.

— Беспорядок, прошу прощения, — объяснил он с наигранной непринуждённостью, опять потёр руки и уселся возле окна на батарею парового отопления.

— Нынешний ваш интерес к моей особе представляется мне тоже весьма подозрительным, — заметил он. — Слишком уж он всесторонний…

— У вас, наверно, было много неприятностей в жизни, — отозвался Грегори. Он наугад вытаскивал толстые тома и большим пальцем прогонял страницы, как карты в колоде; перед глазами мелькали формулы и математические символы.

— Пожалуй, да. Что будете пить — чай, кофе? — вспомнил вдруг Сисс о своих обязанностях хозяина.

— То же, что и вы.

— Отлично.

Сисс направился на кухню. Грегори отложил «Principia mathematica» [14] и уставился на дверцу письменного стола. Он бы с удовольствием порылся в ящиках, но не смел. Через открытую дверь было слышно, как Сисс возится у плиты. Вскоре он принёс чайник, налил по чашке чаю и уселся напротив Грегори.

— Осторожно, горячий, — предупредил он. — Итак, я теперь вне подозрений? — И, помолчав с минуту, продолжил: — А знаете что? Я мог бы подбросить ещё один мотив, который ускользнул от вашего внимания. Представьте, что мне нужно было спрятать труп. Например, я кого-то убил. И чтобы затереть следы, я создаю необычную ситуацию, перетаскиваю покойников с места на место, произвожу, так сказать, смятение и замешательство, в котором моя жертва исчезает с концами. Как вам это нравится?

— Слишком литературно, — ответил Грегори. Он раскрыл толстый, тяжёлый том по психометрии, отпечатанный на плотной мелованной бумаге. — У Честертона есть похожий рассказ.

— Не читал. Не люблю Честертона. Значит, нет? Ну, а по-вашему, каковы были мои мотивы?

— Вот я и не знаю, зачем бы вам нужно было устраивать всё это? И ни один мотив к вам не подходит. Потому я и отказался от подозрений.

— А вы пробовали ворошить моё прошлое? Устанавливали, когда и куда я ходил? Искали следы и отпечатки пальцев? Я что-то такого не заметил, за одним исключением.

— Ну, традиционные методы я сразу отбросил, потому что мозаика всё равно не складывалась. Тем более что систематически вести следствие я не умею. Предпочитаю импровизировать. Если угодно, я человек скорее беспорядочный, — сообщил Грегори. Между страницами он почувствовал что-то твёрдое и медленно перелистывал книгу. — Я даже создал теорию, оправдывающую мою небрежность: собирание улик ничего не даёт, пока не уловишь верное направление.

— Так вы интуитивист! Бергсона [15] читали?

— Читал.

Грегори перелистнул ещё страницу. Перед ним лежал негатив довольно большого формата. На фоне просвечивающей сквозь него белой бумаги вырисовывалась фигура человека, откинувшегося чуть назад. Медленным движением Грегори поднял книгу на уровень глаз и поверх неё взглянул на Сисса, сидящего чуть ниже. При этом он пальцем потихоньку передвигал негатив по незапечатанному промежутку между колонками текста, не переставая говорить.

— Шеппард сообщил мне, что в ту ночь, когда исчез труп в Льюисе, вы сидели у него. Так что у вас алиби. А я вёл себя подобно глупому щенку, который ищет закопанную кость там, где её нет, бегает от дерева к дереву и роет, роет, хотя искать-то нечего и незачем. Я сам себя обманывал. Не было никаких оснований…

Он передвигал негатив по белой полоске и наконец разобрал: это был снимок обнажённой женщины, полулежащей на столе. Тёмные, а в действительности светлые, волосы, свешиваясь на руку, которой она опиралась на ряд тёмных кирпичей, почти достигали сосков, просвечивающих молочными пятнышками. Свисающие со стола длинные ноги у лодыжек стягивали не то бусы, не то чётки. Второй рукой она придерживала какой-то непонятный, туманный предмет, лежащий на сдвинутых чёрных бёдрах. Между губами, искажёнными в неясной гримасе, виднелись чёрные точки зубов.

— Думаю, выглядело это всё страшно глупо, — продолжал Грегори и бросил взгляд на Сисса. Тот улыбнулся бледной, незаметной улыбкой и медленно опустил голову.

— Право, не знаю. У вас просто другая точка зрения. Если бы мы жили во времена инквизиции, вы, возможно, и добились бы своего.

— Что вы имеете в виду? — быстро спросил Грегори. Прижав негатив к странице, он ещё раз глянул на него и вдруг всё понял: то, что он принимал за чётки, на самом деле было цепочкой. У девушки скованы ноги. Наморщив лоб, он захлопнул книгу, поставил её на место и опустился с подлокотника на сиденье.

— Я не выношу боли. Пытками вы смогли бы вырвать из меня любое признание. Переломали бы мне все кости, но зато спасли бы душевный покой. Или, вернее, целостность мировоззрения.

— Не могу понять Шеппарда, как, впрочем, и всей этой истории, — задумчиво произнёс Грегори. — Всучил мне глухое, безнадёжное дело и с самого начала не дал ни единого шанса. Хотя вам это, должно быть, не интересно?

— Признаться, нет, — ответил Сисс, ставя пустую чашку. — Всё, что мог, я сделал.

Грегори встал и прошёлся по комнате. На стене висела большая фотография в рамке: скульптурная группа, снятая снизу, с резко очерченными пятнами света и тени.

— Это вы снимали?

— Да.

Сисс даже не повернул головы.

— Неплохо.

Грегори осмотрелся. В письменном столе он узнал стол с негатива. «А кирпичи — это книги», — догадался он. Взглянул на окна: кроме обычных, на них были чёрные светонепроницаемые шторы, сейчас свёрнутые и поднятые.

— Вот уж не думал, что у вас склонность к искусству, — заметил он, снова присаживаясь к столу.

Сисс несколько раз моргнул и с трудом поднялся.

— Когда-то увлекался. Кое-что ещё сохранилось, хотите взглянуть?

— О, с удовольствием.

— Сейчас. — Сисс шарил по карманам. — Где же ключи? А, наверное, в пальто.

Он вышел, оставив дверь приоткрытой, и зажёг в прихожей свет. Не было его довольно долго. Грегори очень хотелось ещё раз заглянуть в том психометрии, но он побоялся рисковать. Послышался шум, треск, как будто рвали ткань, и на пороге появился Сисс. Он страшно изменился. Выпрямившись, хрипло дыша, неестественно большими шагами он шёл на Грегори, точно собираясь броситься на него. Шага за два до стола он разжал кулак, и из него выпал смятый клочок бумаги. Грегори узнал салфетку. Кружась в воздухе, она медленно опускалась на пол. Крохотный рот Сисса сложился в гримасу невыразимого отвращения. Грегори почувствовал, что щёки, лоб — всё лицо — у него пылают.

— Что тебе нужно от меня, ты, мразь? — фальцетом выкрикнул Сисс. — Признания? Ну так получай! Это я. Слышишь? Это я! Всё я! Я всё подстроил, я воровал трупы! Играл мертвецами в куклы: так мне захотелось, ясно?! Не смей прикасаться ко мне, мразь, не то меня вырвет!!! — Лицо у Сисса посинело. Он с трудом добрёл до письменного стола, упал в кресло, трясущимися руками вытащил из кармана стеклянную трубочку, вырвал зубами пробку и, прерывисто дыша, почти задыхаясь, слизнул несколько капель маслянистой жидкости. Постепенно дыхание его становилось глубже, ровнее. Опершись затылком о книжную полку, он сидел с закрытыми глазами и хватал воздух. Наконец, придя в себя, шевельнулся, уселся поудобней. Грегори неподвижно стоял и смотрел. Лицо у него всё ещё горело.

— Вон! Прошу вас, уйдите, — хрипло пробормотал Сисс.

Но Грегори как будто прирос к полу — стоял и чего-то ждал.

— Ах, нет! Ну что ж! — Сисс вскочил и сразу же закашлялся. Кашлял он долго, жадно ловя ртом воздух. Кончив, выпрямился, дотронулся до воротничка рубашки, который перед этим расстегнул, одёрнул пиджак и вышел. Хлопнула входная дверь.

Грегори остался в квартире один. Сейчас можно было бы всласть порыться в ящиках; он даже подошёл к письменному столу, хотя понимал, твёрдо знал, что не сделает этого. Он закурил сигарету и принялся ходить по комнате. Голова была совершенно пустая. Раздавив сигарету в пепельнице, он ещё раз взглянул на стол, покачал головой и вышел в прихожую. Пальто валялось на полу, он поднял его и увидел, что спина разорвана почти до талии, а петля вешалки с лоскутом подкладки висит на крючке. Он стоял, рассматривая пальто, и вдруг зазвонил телефон. Грегори не шелохнулся. Телефон всё звонил. Тогда Грегори вернулся в комнату и остановился, ожидая, когда звонок умолкнет, но тот продолжал надрываться.