Универсальный журналист - Дэвид Рэндалл

Авторы статей нередко прибегают к словам типа «фактически», «сравнительно» и «очень» для обозначения шкалы ценностей. Но «очень» — это сколько? Будьте точны, пользуйтесь общепонятной шкалой оценок.

Существует ряд общеупотребительных фраз (настолько общеупотребительных, что они граничат с клише), которые передают мысли крайне расплывчато. Например, слова «дорогие вкусы» говорят о том, что эти вкусы — не из дешевых, и только. Что именно означает здесь слово «дорогие»? Читателя интересуют конкретные примеры — на что тратятся деньги, и желательно упомянуть название фирмы и цены. Точно так же, «быстрые автомобили», что это — «Порте», подержанный полицейский джип или «Феррари»? А что такое роскошь? Для разных людей ответы на эти вопросы будут различны. Сообщите читателям нечто, что будет значить одно и то же для всех них. То же самое следует сказать и об описаниях внешности. «Высокая, привлекательная женщина». А что это значит? Но если я напишу, что она блондинка шести футов ростом, мы все будем знать, о чем идет речь. «Она умна». Ничего не значащая фраза, если только не имеется в виду, что та, о ком идет речь, не полная дура. Но если я напишу, что у нее ученая степень в политологии, начинает проясняться что-то конкретное.

3. Избегайте эвфемизмов

Эвфемизмы — это язык, с помощью которого люди прячутся от действительности. Например, они говорят, что кто-то «отходит», имея в виду его кончину, называют секс «близкими отношениями». Викторианская Англия обильно поставляла еще более абсурдные эвфемизмы: «нижняя одежда» — для обозначения трусов, «мужественность» означала пенис, «в природном виде» — то есть нагишом, «самое маленькое помещение в доме» скрывало уборную, а беременность становилась «интересным положением». Даже в наше время люди придумывают слова и выражения для описания вещей, о которых им неловко говорить, будь то смерть, секс или их переживания.

Журналистам не следует прибегать к эвфемизмам — разве что иронически. Но это не значит, что нужно излагать открытым текстом все подробности событий, связанных с сексом, убийствами и прочим. Большинство газет ориентированы на широкую читательскую аудиторию, а она включает людей с разной степенью чувствительности. Не следует писать ни для самых чувствительных жеманных особ, ни для кровожадных садомазохистов.

Описывая насильственную смерть — в результате ли убийства, на войне или в катастрофе, — решайте сами, насколько вы можете быть выразительны, не вызывая у читателей тошноту. Точность вовсе не должна отдавать патологией. Точность должна быть аккуратной в изложении, и описывать события следует с надлежащим количеством уместных подробностей, не ударяясь в бесчувственность. Для того чтобы сообщить какую-то известную вам жестокую подробность, у вас должна быть причина.

Наилучший эффект достигается использованием сдержанной, взвешенной лексики. Вот пример: Роберт Фиск из лондонской «The Times», описавший увиденное им во время расследования массовых убийств палестинцев в лагере для беженцев в Шатиле в сентябре 1982 года:

«Они были повсюду — в узких проулках, на задних дворах и в разрушенных комнатах, среди каменного крошева, на мусорных кучах. Убийцы ополченцы-христиане, которые четырнадцать часов назад получили от Израиля разрешение „убрать террористов“ из лагеря, только что ушли отсюда. В некоторых местах земля еще не просохла от крови. Насчитав сотню трупов, мы прекратили счет».

Через восемь абзацев Фиск прямо описывает увиденные им ужасы:

«То, что мы обнаружили в самом лагере на следующее утро, не поддавалось описанию, хотя, возможно, в романе или в медицинском отчете легче было бы передать увиденное.

Но подробности запечатлеть просто необходимо, ибо — раз дело произошло в Ливане — в течение ближайших нескольких недель картина переменится, поскольку ополчение, армии и правительства будут обвинять друг друга в жестокостях, совершенных по отношению к мирным палестинцам.

… В конце проулка справа от нас, не более полусотни ярдов от входа, лежала груда трупов.

Их было там больше десятка — молодые люди, чьи руки и ноги сплелись в предсмертной агонии. Все они были убиты выстрелом в упор в левый или правый висок. Пули сорвали кожу до уха и вошли в мозг. У иных по левой стороне горла тянулись яркие алые шрамы. Один из них был кастрирован. Глаза у всех были открыты, мухи еще не успели облепить их тела. Самому юному из убитых было лет двенадцать-тринадцать.

С другой стороны главной аллеи, пробравшись по тропке среди камней, мы нашли тела пятерых женщин и нескольких детей. Все женщины — средних лет, их тела кинуты на груду камней. Одна из них лежала на спине, одежда была порвана, из-за ее тела виднелась голова маленькой девочки — кудрявой, темноволосой, коротко стриженой. Ее глаза глядели прямо на нас, лицо было нахмурено. Она была мертва».

После этого в статье было еще одиннадцать абзацев. Ни в них, ни в первых тринадцати, нет ни единого оценочного, эмоционально окрашенного слова. Не сомневайтесь — причина не в том, что журналист ничего не почувствовал. Просто он знал: стоит позволить этим словам «заразить» текст, и эффект — а с ним и достоверность — статьи уменьшатся.

4. Секс

В течение долгого времени газеты во всем мире пользовались лексикой женского монастыря для описания всего, хотя бы отдаленно связанного с сексом. Читателям приходилось не столько узнавать, сколько гадать, о чем же идет речь. Фразы наподобие «имела место близость» или «недостойное предложение» были не только лишены точности, но к тому же нередко оставляли у читателя ощущение, что все происшедшее было куда ужаснее, чем на самом деле. Больше всего злоупотребляли словом «тронуть», что однажды привело к появлению в одной газеты следующего заголовка: «Девушка получила 65 ударов ножом, но осталась нетронутой».

Однако отказ от столь стыдливой лексики и замена ее на более ясную еще не повод переходить на завуалированную порнографию. Детали надо указывать с целью пояснения, а не ради возбуждения. Вам также станет очевидно, что необходимость описывать события так, чтобы они пришлись по вкусу самой широкой массе читателей, часто порождает оригинальные и запоминающиеся описания. Вот вам пример с Беном Гечтом, американским журналистом, писавшим в 1920-х. Вот как закончил он статью об одном священнике, который регулярно занимался любовью с девушкой в подвале церкви — до тех пор, пока как-то раз не задел ногой газовый вентиль, открыв его, и не умер во время полового акта: «Помышляя лишь о любви, не обонял он иных ароматов, кроме райских, и душа его отлетела от тела, не желавшего разлучиться с прихожанкой».

Адекватность — это соответствие стиля, тона и темпа изложения теме статьи. Далеко не ко всем темам нужен особый подход, но иные следует разрабатывать внимательно и аккуратно. Многие из них — очевидные. Вопросы жизни и смерти, к примеру, требуют серьезного обращения (если только вы не пишете колонку и не специализируетесь на дурном вкусе). Вот несколько правил, подходящих для самых ясных ситуаций:

1. Репортажи о быстром развитии событий следует писать темпом, отражающим реальность.

Язык такой статьи должен быть энергичным, композиция — четкой, глаголы — прямыми, фразы — емкими, прилагательных — как можно меньше. Наглядный пример — описание безумия, охватившего Санкт-Петербург в августе 1914 года, в первые часы после объявления Германией войны России. Этот репортаж, написанный Сергеем Курнаковым — образчик материала, который читался в том же быстром темпе, в каком происходили описываемые в нем события:

«Когда я добрался до Исаакиевской площади, она была запружена народом. Было около девяти часов, еще светло — спокойный, восхитительный сумрак северных ночей.

Чудовищная гранитная глыба германского посольства находилась напротив красных гранитных стен Исаакиевского собора. Повсюду толпились люди, ожидая, что что-то произойдет. Я смотрел, как несколько чересчур ретивых патриотов обыскивали молодого флотского офицера, когда ритмичные удары топором по металлу заставили меня перевести взгляд на крышу германского посольства, украшенную колоссальными фигурами раскормленных германских воинов, сдерживавших упряжки жирных лошадей. Флагшток был украшен бронзовым орлом с распростертыми крылами.

Несколько человек деловито били топорами по ногам тевтонов. Первый же удар привел толпу в неистовство: фигуры героев были полыми!

„Пустые! Добрый знак! Только и знает немчура, что надувать! Руби все! Нет, лошадей оставь!“

Топоры стучали все быстрее и быстрее. Наконец один из воинов качнулся, накренился и рухнул на тротуар с высоты ста футов. Раздался страшный вопль, распугавший ворон с позолоченного купола Исаакия. Настала очередь орла. Птица со свистом упала вниз, искореженные осколки вмиг утонули в волнах Мойки.