Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична - Элеонора Прохницкая

— Ты уже пьяна, — сказал Людвиг. — И мне не нравится, что твоя работа с новым режиссером превращается в систему попоек. Я не буду пить с тобой вино и тебе не советую. Лучше ложись спать.

— Да ты не понимаешь нашей актерской жизни! Сидишь там в своем НИИ! А у нас эмоции, нервы, нам нужна разрядка! — повторяла я слова Клены, сильно размахивая руками.

— Это — не эмоции, это — распущенность! Вы пьете у себя на телевидении, как забойщики на бойне!

— Не тебе судить! Скажи спасибо, что я работаю.

— Иди спать. А если и впредь будешь приходить с работы домой в непотребном виде — мы с тобой расстанемся!

Это был первый серьезный конфликт с Людвигом. Я понимала, что попала в кабалу к Клене Белявской, что я безвольно пляшу под ее дудку из-за боязни потерять работу. Я отлично понимала, что Клена организовывала эти попойки только для того, чтобы очередной раз услышать, что она — «кормилица». Ей не приходило в голову, что тем самым она унижает замечательных, талантливых актеров, благодаря которым она, Клена, и стала «удачливым» режиссером. Ей ни разу не пришло в голову, что не она их «кормилица», а они труженики-актеры и что без них она — ничто!

Мы закончили итальянский трехсерийный фильм. На заключительном «банкете» я отказалась пить водку, сославшись на боль в печени.

Клена, к моему удивлению, в этот раз сильно не настаивала, хотя вопросительно подняла брови. Началась работа над польским фильмом «Кукла», по книге Болеслава Прусса. Мне была поручена главная роль. Как и было заведено, премьеру полагалось отметить «по всем правилам». Когда всем разлили водку по граненым стаканам, я сказала: «Я — мимо!»

— Что значит, ты — «мимо»? — уточнила Клена.

— А это значит, что я больше водку не пью.

— Что, опять у тебя печень барахлит?

— Нет, печень моя пока в порядке. Я просто не хочу больше пить на работе водку. Если я нужна вам как актриса — я готова работать с вами, но пить в тон-ателье я больше не буду.

Клена, словно воспитатель детского сада, собирающая детей у песочницы, похлопала в ладоши: «Вы полюбуйтесь, коллеги, на Прохницкую! Она, оказывается, у нас „подосланная“. А мы принимали ее за „свою“. Ну, и когда же будет „проверка“, не сегодня ли, что ты именно сегодня, в день премьеры, отказалась отметить это событие?! В следующую смену допишешь „Куклу“ и гудбай! Мне такие, как ты, не нужны!»

Я так хотела сказать ей все, что думала о ней, что она грубая, бездарная, что она превратила замечательных актеров в бессловесных рабов, что чуть не загубила мою личную жизнь.

Но я ничего ей не ответила, молча, даже не попрощавшись со своими любимыми актерами, я вышла из студии.

— Напрасно, Клена! Прохницкая работает классно! — вступился за меня Александр Белявский.

Остальные актеры поддержали его. Но Клеопатра, Клена Белявская была настроена непримиримо. Больше на озвучивание она меня не вызывала!

Жизнь продолжается

В 1980 году судьба послала нам сыночка. Сашенька оказался одаренным мальчиком, с прекрасным музыкальным слухом. К трем годам в его багаже были песни из репертуара Леонтьева, Пугачевой и «Комбинации». В пять лет он поступил в детскую школу искусств по классу фортепиано и аккордеона. Успешно кончив ее, он поступил в музыкальное училище имени Сергея Прокофьева, однако учиться там после второго курса он не захотел и ушел, после того как стал свидетелем одного инцидента.

Грустное фото на память о деревне перед отъездом в Москву. 1985 год

Мы втроем в воскресенье возвращались из гостей на метро и в переходе на станции «Проспект мира» увидели Сашиного педагога, который играл на аккордеоне, собирая подаяние мелкой монетой в лежащую у его ног кепку.

Саша был настроен решительно: «Я не хочу такого будущего и сам буду искать свой путь в жизни…» Легко сказать!

В конце 90-х и в начале 2000-х годов, когда в стране царствовал произвол, беззаконие, бандитский передел, а чинуши и служители Фемиды решали судьбы людей «по понятиям», добиться чего-либо честным путем было нереально.

Уроки по музыке Саша играл бабуле

Даже после окончания «Школы телевидения Останкино», факультета «Ведущий музыкальных радиопередач» — Саша никуда не смог устроиться по специальности. Я же уже ничем помочь ему не могла.

На телевидении я не встретила ни одного знакомого лица. От увиденного в холле первого этажа, возле «больших лифтов», я была в ужасе: его оккупировали или арендовали лица кавказской национальности и торговали в лотках разным барахлом. У меня было ощущение, что я ошиблась дверью и не туда попала. Кроме того, на телеэкранах все чаще стали появляться однофамильцы наших звезд. Процветало кумовство! Дети, внуки и прочие родственники заполонили эфир.

Братья Сашенька и Эмильчик на даче. С ними — Сеня

Было ясно, что «простому смертному», человеку даже со специальным образованием, но «со стороны», туда не пробиться! Висеть на шее у родителей Саша не мог и, похоронив навсегда свои музыкальные способности, пошел работать… в торговлю.

…Когда Клена Белявская лишила меня работы, мы втроем с Сашей, который тогда еще учился в школе, стали жить на одну зарплату Людвига. На дворе стояли лихие девяностые. Жить было очень трудно. Магазины были пустые. По Москве ходила такая невеселая шутка: «И чего только в наших магазинах нет: мяса нет, сыра нет, колбасы нет, сахара нет!» — и т. д. Чтобы отоварить талоны на продукты, приходилось целыми днями простаивать в очередях. Мои руки были исписаны химическим карандашом с номерами в разных очередях.

Жили мы очень экономно. Зарплату Людвига я старалась растянуть до следующей зарплаты. Жить так дольше было невозможно. Саша рос, и ему требовалась новая одежда, обувь, хорошие музыкальные инструменты.

Я готова была работать где угодно и кем угодно.

Однажды, по дороге на Лосиноостровский рынок, который тогда представлял собой несколько деревянных прилавков, на которых симпатичные азербайджанцы торговали дешевыми овощами (сейчас это хорошо укрепленный «плацдарм» для торговли всем, что только продается, со своей охраной и двухэтажными магазинами), я увидела на столбе объявление: «Клубу железнодорожников Лосиноостровского узла требуется руководитель драматического кружка». С моим дипломом ГИТИСа меня взяли на ставку 110 руб.

«Вот компания какая!» Деревня Бортнево, 1985 год

На первую встречу со мной пришло 5 пожилых женщин. Я не знала, что мне с ними делать.