Nautilus Pompilius - Порохня Леонид Иванович

В зоопарке

Неприятности начались задолго до концерта, когда внезапно выяснилось, что московские художники, оформлявшие обложку альбома, не могут справиться со своей задачей. Выпускавшая альбом фирма навязала “Наутилусу” собственных дизайнеров, которые оформляли до этого альбомы Маши Распутиной и слабо представляли себе ситуацию с “Крыльями”. Они сделали неплохие развороты, но фактически провалили лицевую обложку, помпезно изобразив на ней летящего ангела, которого музыканты тут же окрестили не иначе, как “пидор с крыльями”.

Всем было понятно, что подобный вариант никуда не годится. И тут в голову Пономарева пришла идея изобразить на обложке летящее перо. “Что остается от крыльев, если крыльев больше нет? – задумчиво рассуждал директор „Наутилуса“. – Остаются перья. Ведь смысл заглавной песни альбома – в потере крыльев”. В летящем пере также содержалась прямая реминисценция на культовый фильм того времени “Форест Гамп”, эдакое посвящение Тому Хэнксу – любимому киноактеру “Наутилуса”.

Идея, предложенная Пономаревым, была неплоха, если бы не одно “но” – до сдачи макета обложки оставалась одна ночь. Где найти за это время красивое лебединое перо, было непонятно, поскольку птичий рынок и зоомагазины к тому моменту уже были закрыты. Оставался единственный вариант – московский зоопарк. И Пономарев полез в зоопарк за перьями.

Вспоминает Пономарев:

Часов в 10 вечера я перелез через забор. Охраны никакой не было, но звери почувствовали постороннего и начали орать и визжать так, словно сработала сигнализация. Особенно громко орали обезьяны. Я испугался и подумал: “Все. Это конец”.

Но это был не конец. Увидев человека, лебеди повыскакивали на середину пруда и начали гоготать.

Я принялся им объяснять: “Ребята! К чему весь этот кипеж? Никто не собирается вас убивать. Мне перья нужны для дела. Дело-то пустяковое...”

Глупые птицы даже не пытались вслушиваться в столь неотразимые аргументы. Самое обидное состояло в том, что любой уважающий себя милиционер, увидев ночью Пономарева на территории московского зоопарка – в порванных штанах и с разбитым лицом, – ни за что бы не поверил его рассказам о благородной цели подобной экспедиции. Однако, вопреки опасениям, у этой истории случился счастливый конец. Перья были найдены в лебедином лежбище, доставлены домой, и к утру макет обложки был готов.

Приключение с зоопарком, как выяснилось позднее, оказалось лишь увертюрой к тем катаклизмам, которые ожидали группу в процессе готовившейся презентации. Сложностей в ее подготовке было немало, и одна из них состояла в отсутствии у группы не только “черной кассы”, предназначенной для презентации, но даже потенциального спонсора.

Приходилось попросту выворачиваться. “Россию” “Наутилус” осилить не мог – по излюбленному выражению Бутусова – ни физически, ни химически. Место для концертов во многом было выбрано исходя из того, что администрация московского Дворца молодежи смогла взять на себя большую часть финансовых расходов. Но даже это не до конца спасало ситуацию. К примеру, появление на концерте второго барабанщика объяснялось не только выигрышным визуальным эффектом, но и финансовыми причинами. Помимо того, что Андрей Шатуновский являлся единственным ударником, с которым Алик Потапкин мог сыграть синхронно, он, в случае приглашения на крупные концерты “Наутилуса”, предоставлял свою вторую барабанную установку (для Потапкина) бесплатно.

Экономить приходилось буквально на всем.

Единственный реальный спонсор – компания “Battery Team”, занимающаяся реализацией батареек, была найдена незадолго до начала концертов типично-авантюрным способом. Кто-то из знакомых рассказал Пономареву, что видел на рекламных плакатах батареек до боли знакомые слова: “Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки”. Воодушевленный подобным стечением обстоятельств Пономарев вскоре “нарыл” не только заповедный плакат, но и саму батареечную компанию. Несмотря на то что компания оказалась небогатой, люди в ней работали просто золотые.

Вспоминает Пономарев:

Спонсоры бывают разные. Попадаются такие, которые готовы отдать все во имя того, чтобы помочь другим именно в тот момент, когда те в этом действительно нуждаются. Люди из “Battery Team” не могли глобально исправить положение, но, прочувствовав ситуацию, отдали нам последние деньги. Когда я забирал у них коробку из-под батареек, наполненную деньгами, то чувствовал себя натуральным сборщиком налогов.

Концертам также предшествовало два “мини-ЧП”, связанных с выпуском тиража кассетных альбомов и продажей билетов в городских театральных кассах. И если проблему с кассетами в режиме аврала все-таки удалось решить (первая часть тиража была привезена за час до начала первого концерта), то с билетами произошла невообразимая путаница. По чьей-то нерасторопности около тысячи билетов прозаично оказались запертыми в сейфе и в продажу попросту не поступили. В результате зал был заполнен процентов на 70, зато у входа в МДМ спекулянты подняли цены на билеты в несколько раз.

За два дня до начала презентации в здании МДМ произошла пресс-конференция, на которую представители массмедиа прореагировали крайне своеобразно – начиная от уровня задаваемых вопросов и заканчивая ее последующим освещением в прессе. Из всего общения были выделены только два момента: новая прическа Бутусова и заявление Кормильцева о том, что “мы не можем вас чем-нибудь заинтересовать, так как не являемся ни наркоманами, ни педерастами”. О музыке, естественно, не было написано ни слова.

Непосредственно перед концертом возникли проблемы, связанные с озвучиванием Русского филармонического оркестра под управлением Игоря Кантюкова. Дело в том, что при любом расположении микрофонов звук электрических инструментов заглушал звучание оркестра. Крайним в этой ситуации оказался Потапкин, которого решили посадить на площадку пятиметровой высоты. Увлекшись симфонизацией концерта, организаторы позабыли о том, что в свое время Алик попал в землетрясение в Молдавии и с тех пор откровенно недолюбливал высоту.

Рассказывает Потапкин:

Звукооператоры заревели рогом, что мои барабаны лезут в микрофоны симфонического оркестра и я их безнадежно заглушаю. Это был дурдом. Я до сих пор с ужасом вспоминаю выстроенную на сцене архитектуру. Это образец того, как не надо проводить презентации. Нас всех распихали по ярусам различной высоты, словно по кустам. Такой дизайн вообще нельзя делать, поскольку у группы пропадает чувство локтя.

Ночью перед концертами в номере Алика раздавались беспрерывные телефонные звонки с уговорами пересесть с ударной установкой на самый верх. В тот момент оркестр казался важнее. Но Алик упрямо стоял на своем и битву за место на сцене все-таки выиграл.

Презентация “Крыльев” состояла из двух частей и проходила следующим образом. Концерт открывался увертюрой-фантазией на тему суперхитов “Наутилуса” в исполнении оркестра. После “Прогулок по воде” и “Я хочу быть с тобой”, словно гимн с нарастающим крещендо, шла “Гуд-бай, Америка”.

Вспоминает Коля Петров:

Впечатление из-за кулис было такое, что хотелось встать и стоять по стойке смирно.

“Прямо Григ какой-то...” – пробормотал Бутусов и вышел на сцену. Он сильно нервничал – еще с утра его жена уехала в город за покупками и к началу концерта так и не вернулась. Случиться могло всякое, но Бутусов взял себя в руки и открыл программу исполнением песни “Крылья” в сопровождении оркестра. Следующим шло “Дыхание”, на котором к шоу подключились музыканты “Наутилуса”.

Пока оркестр играл без рок-группы, все инструменты в зале были слышны, словно в Лондонском Королевском Альберт-холле. Но когда филармонический оркестр заиграл одновременно с “Наутилусом”, получилось уникальное представление под названием “фонограмма наоборот”. Симфонисты играли на виолончелях, флейтах и ксилофонах, водили смычками по скрипкам, но со стороны это напоминало немое кино. Оркестра почти не было слышно – на первый план на пульте был выведен “Наутилус”.