Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев

Подойдя к шинкарю, чтобы расплатиться, Илларион спросил, нет ли у него бумаги и чернил. Владелец шинка долго смотрел на гостя, не понимая, что ему нужно. Сообразив, о чем идет речь, он посоветовал обратиться к местному писарю – уж тот не только снабдит «бамагой», но и любое письмо напишет «с необходимым почтением и красивыми завитушками». Выходя из шинка, Добродумов столкнулся с тремя казаками, которые, увидев его, буквально замерли на месте, а затем с почтением посторонились. «Странно, – подумал он, – откуда ко мне такое уважение? Лица вроде незнакомые. Ну да бог с ними…»

Взяв под уздцы Орлика, Илларион не спеша вышел со двора и двинулся по улице, разыскивая дом писарчука. Им оказался молодой парень с благообразным, как у девушки, лицом и мечтательным взглядом. Сидя на крыльце хаты, он старательно тер песком пальцы, перемазанные чернилами. Старенькая, с многочисленными заплатами, но чистая серая ряса выдавала в нем вчерашнего бурсака. Услышав просьбу, писарь предложил свои услуги в написании необходимого послания. Добродумов улыбнулся, представив лицо писаря, доведись ему услышать текст письма, адресованного Черепанову – жителю XXI века. Заплатив вчерашнему студенту серебряный талер, он бережно положил в дорожную сумку свиток плотной, с желтизной бумаги, пузырек с чернилами и гусиное перо, кончик которого был заточен особым образом.

Заканчивался первый день путешествия. Добродумов с удовольствием вдыхал свежий весенний воздух. Впервые за многие месяцы он был предоставлен самому себе и мог никуда не торопиться. Когда село осталось далеко позади, его догнали алабаи, морды которых были перемазаны свежей кровью. Кур в селе явно стало на пару штук меньше. Илларион свернул в сторону от дороги к двум вербам, росшим на берегу небольшой запруды. Покосившийся шалаш из очерета, пятно золы от костра, вытоптанная вокруг него земля – все говорило о том, что это место давно обжили местные рыбаки. Лучшего для ночевки не найти. Можно было, конечно, остаться на ночь в селе. Мальчишка-писарчук за лишний серебряный с удовольствием пустил бы к себе на ночь богатого постояльца. Но Добродумову так захотелось провести ночь на свежем воздухе, а не в прокуренной мазанке, что его не испугала даже весенняя прохлада, которая вместе с заходом солнца стала забираться под полы кафтана.

Он расседлал Орлика, сняв с него вместе со сбруей тяжелые переметные сумки. Веток и сухого очерета вокруг было предостаточно. Уже через пару минут возле шалаша горел небольшой костерок, который позволил согреться. Алабаи затаились где-то рядом. Есть Иллариону не хотелось, и он, подстелив под себя бурку, с удовольствием лег на спину, закинув, как в детстве, руки за голову.

Такое звездное небо он видел только раз в жизни, когда в далекие студенческие времена решил заняться альпинизмом и вместе с такими же, как он, романтиками отправился на Кавказ. Как и тогда, появилось ощущение, что звезды не где-то за тысячи световых лет, а совсем рядом. Разыскивая знакомые созвездия, Владимир стал обдумывать текст послания Черепанову. За несколько месяцев, проведенных рядом с Хмельницким, произошло столько событий, что сразу и не сообразишь, о чем следует сообщить Ивану прежде всего. Запорожская Сечь готова идти войной на Речь Посполитую, вся Украина ощетинилась пиками и вилами против «лядской шляхты», Богдан – гетман, Гелена стала женой Чаплинского… Гелена… При чем здесь Гелена? Мысли Сергеева стали путаться, глаза закрылись сами собой, и он провалился в сон.

Вместе с Геленой они ели мороженое в одном из киевских кафе на Подоле. Девушке очень нравилось пить пепси, наблюдая за маленькими пузырьками, поднимающимися со дна бокала. Весь день они провели вместе – гуляли в парке, любовались картинами на Андреевском спуске, катались по Днепру на катере. Гелена смотрела на все удивленными глазами, но при этом ничего не спрашивала у Сергеева. Привыкшие ко всему киевляне тем не менее с улыбкой поглядывали на симпатичную девушку, одетую в наряд молодицы XVII века. Разве этим можно удивить современный Киев? Проходя мимо продавца воздушных шариков, наполненных гелием, Сергеев не удержался и купил для Гелены десяток. Та приняла подарок и с недоумением посмотрела на Владимира.

– Отпусти, не бойся! Вот увидишь, как это красиво, – посоветовал он, но девушка, вместо того чтобы послушаться его, еще крепче сжала в кулачке нить, удерживающую шары. – Ты слышишь меня? Отпусти! Отпусти!

Сергеев перешел на крик и с этим криком на устах проснулся. Два крепких казака, навалившись всем своим весом, прижимали его к земле. Третий бесцеремонно рылся в переметных сумках. В слабых отблесках костра он узнал в них тех казаков, с которыми столкнулся накануне вечером, выходя из шинка. Только теперь они не были столь любезны. Разбойники хорошо знали свое дело: не говоря друг другу ни слова, они рывком подняли Сергеева на ноги. Их товарищ скрылся в темноте и вернулся с большим камнем, который принялся обматывать веревкой. «Где-то я это уже видел», – подумал Владимир, вспоминая кадры из голливудских фильмов об итальянской мафии. Именно с камнем на шее на дне Гудзона заканчивали свои дни некоторые из киногероев.

Самое удивительное заключалось том, что он был спокоен. Поняв, с кем имеет дело и что его ждет через пару минут, Сергеев принял решение и со словами «Тяжело в учении – легко в бою» расслабил все мышцы своего тела, резко присел и освободился из «объятий» злодеев. Движения боевого гопака, которому обучал его капитан Прощин, вспомнились сами собой. Не поднимаясь, Владимир одной подсечкой сбил обоих казаков, которые так и не поняли, как это ему удалось вывернуться.

Резко выпрыгнув вверх, он носком сапога ударил в челюсть третьему казаку, который, бросив камень, спешил на помощь своим подельникам. Несмотря на довольно сильный удар, противник быстро вскочил на ноги и уже ловко вертел перед собой саблей.

Сколько раз во время тренировок с инструктором Прощиным Сергеев отрабатывал такую ситуацию! Иногда Прощин орудовал двумя саблями одновременно. Сергеев хорошо знал, как нужно действовать, чтобы справиться с противником голыми руками. Сделав вид, что испугался, Владимир отпрянул назад, а когда казак, потеряв равновесие, инстинктивно провалился вперед, мягко приобнял его за шею. Еще в полете Сергеев успел выхватить из-за голенища сапога нож, и теперь свободной рукой он уверенно направил клинок прямо в солнечное сплетение. Капитан Прощин утверждал, что после таких ударов контрольные выстрелы в голову не нужны. Сергеев доверял своему учителю, поэтому тут же забыл о поверженном противнике и резко повернулся в сторону двух других казаков, которых оставил барахтающимися на земле.

От удивления он замер: казаки изо всех сил пытались отбиться от нападавших на них алабаев. Собаки делали свою работу без единого звука, сосредоточенно и уверенно, как будто занимались этим каждый день. Шансов выжить у злодеев не было вовсе. Правая рука одного из них, еще недавно сжимавшая саблю, вся была в крови и держалась на одних сухожилиях. Из его горла, которое сжимали челюсти Хвата, раздавались булькающие звуки. Чуть в стороне лежало тело второго казака. Его лицо, шея и грудь были залиты кровью и настолько растерзаны, что Сергеев содрогнулся. Волчок передними лапами стоял на груди несчастного. Тот еще был жив, и Владимир оттянул алабая от жертвы.

Наклонившись над умирающим, он спросил:

– Кто ты такой? Кто вас послал? Если ответишь правду, похороню тебя, как положено у православных.

Видно было, что казак услышал вопрос. Его тело напряглось, он набрал воздуха в грудь и, выдыхая, произнес только одно слово:

– «Часовщик»…

Сергеев выполнил свое обещание. Провозившись почти до рассвета, он выкопал на берегу запруды неглубокую яму и, уложив туда тела погибших, насыпал над ними небольшой холмик. Смиренно сложив перед собой руки, прочитал молитву за упокой души убиенных. Быстро собрав разбросанные вещи, Владимир долго мыл руки и одежду, оттирая проступившие на ней бурые пятна крови.

Он знал, что рано или поздно это должно было случиться. За время пребывания в XVII веке Сергеев не раз становился свидетелем гибели людей. Однажды даже видел, как казнили вражеского лазутчика, отрубив ему голову. Еще при подготовке к выполнению этого необычного задания его не раз предупреждали, что легкой прогулки не будет. «В конце концов, я защищал свою жизнь», – с такими мыслями Владимир оседлал Орлика и постарался как можно скорее уехать с того места, где ему пришлось принять боевое крещение.

Прибыв в Киев, Добродумов выбрал для ночлега постоялый двор на самой окраине. Устроив Орлика и своих четвероногих телохранителей, он наскоро перекусил и завалился спать.

Проснулся Илларион от тишины. В горнице было темно. Трудно было даже приблизительно сказать, сколько же он проспал. Да это было и неважно. Главное, что он хорошо отдохнул и голова не гудела от тревожных мыслей. А тревожиться было от чего. Добродумов зажег свечу и положил перед собой свиток чистой бумаги. Взяв в руки перо, задумался. Ему в подробностях вспомнился сон, который был прерван подосланными Мисловским убийцами: современный Киев, красавица Гелена, воздушные шары и его пронзительный крик «Отпусти!».