Роковая любовь немецкой принцессы - Елена Арсеньева

И хоть она смягчила свои слова усмешкой, у Вильгельмины по спине мороз пробежал, когда она представила себе этого благообразного господина, помешанного на сыскной и разыскной деятельности, одного из доверенных людей императрицы, которая тоже очень увлекалась сыском. По слухам, у Шешковского в кабинете находилось кресло особого устройства. Приглашенного он просил сесть в это кресло, и, как скоро тот усаживался, механизм замыкал гостя так, что он не мог освободиться. Тогда по знаку Шешковского люк с креслом опускался под пол. Только голова и плечи виновного оставались наверху, а все прочее тело висело под полом. Там находились экзекуторы, которые снимали сиденье, обнажали тело несчастной жертвы и секли, даже не зная, кого наказывают, различая только мужчин и женщин, однако не позволяя себе потешаться над этими несчастными. Во время экзекуции Шешковский внушал гостю правила поведения в обществе. Потом гость приводим был в прежний порядок и с креслом поднимался из-под пола. Все оканчивалось без шума и огласки.

Вильгельмина слышала, будто императрица издала недавно особый «Указ о неболтании лишнего», в котором категорически запрещалось распространять сплетни и слухи о царствующих особах. И вот как-то раз досадила государыне некая генеральша Кожина, которая болтала невесть что! Степан Иванович Шешковский был вызван к государыне и получил приказ поучить сию особу хорошим манерам. Генеральша всякое воскресенье бывала в публичном маскараде, оттуда Шешковский ее и забрал, высек – да и назад в маскарад отвез, велев еще контрданс оттанцевать. Рассказывали, что после этого долго генеральша кушала стоя!

Вильгельмина чувствовала, как у нее похолодело лицо от страха. Видимо, она побледнела, потому что Екатерина улыбнулась с прежней, привычной ласковостью:

– А уж коли вновь о поэзии поговорить, так ведь наш великий Ломоносов писал о таких, как ты, кого по младости лет подъедает бес противоречия.

И с самым веселым выражением она прочла:

Жениться хорошо, да много и досады.Я слова не скажу про женские наряды:Кто мил, на том всегда приятен и убор;Хоть правда, что при том и кошелек неспор.Всего несноснее противные советы,Упрямые слова и спорные ответы.Пример нам показал недавно мужичок,Которого жену в воде постигнул рок.Он, к берегу пришед, увидел там соседа:Не усмотрел ли он, спросил, утопшей следа.Сосед советовал вниз берегом идти:Что быстрина туда должна ее снести.Но он ответствовал: «Я, братец, признаваюсь,Что век она жила со мною вопреки;То истинно теперь о том не сомневаюсь,Что, потонув, она плыла против реки».

Толмачи работали языками, один спорее другого. Посланники дипломатично улыбались. Русские все охотно хохотали – разумеется, исключая великих князей и Разумовского, который поглядывал на Минну с нескрываемым сочувствием и нервно крутил ножку бокала.

– А теперь, господа, – сказала Екатерина, – скажите, как вам понравилось вино, которое вы пили нынче? Я его получила из Испании протекцией сеньора де Ласси.

Де Ласси отвесил по сторонам изящные поклоны и забавно выговорил по-русски:

– Рад был служить вашему величеству.

Де Верак, Кобенцль и новый англичанин, Гаррис, подумали, что это хороший дипломатический ход. В самом деле, надо выучить пару-другую этих варварских словечек, ну и знать, когда их употреблять, чтобы к месту вышло. Ганнинг, которому предстояло уезжать, вздохнул с нескрываемым облегчением: ему калечить свою память не придется! Игры с великими князьями тоже пусть продолжает Гаррис. Эта страна пугала Ганнинга, он был рад покинуть ее. Здесь с утра до вечера совершались убийства, зверские убийства, а на них никто не обращал внимания. Причем чаще всего об убийствах сообщали громкоголосые разносчики рыбы. Шли по улицам со своим товаром и орали во все горло:

– Horrible assassinat[22]!

И никакая полиция на это не реагировала… может быть, потому, что разносчики кричали почему-то по-французски, а не по-русски…

…Забегая вперед, следует сказать, что Ганнинг так и уедет в Лондон, не узнав, что ни один из русских разносчиков знать не знал по-французски… просто они нахваливали свой товар:

– Рыба лососина!..

Но вернемся к застолью. Все наперебой хвалили вино, радуясь ослабевшему напряжению. Только великий князь, лишь коснувшись его губами, поставил бокал на стол.

– Вашему высочеству не нравится? – расстроился де Ласси.

– Очень нравится, – кивнул Павел. – Оно похоже на мое любимое вино, которое я всегда пью за обедом… у него особенный, чуточку вишневый привкус. Однако после того вина я всегда хочу спать и даже задремываю прямо за столом. Но это дома. Одно дело, если я посплю при Вил… э-э, при Натали и графе Андрее, а совсем другое дело – в столь многолюдном собрании.

Он засмеялся, и все засмеялись вокруг.

Екатерина, вскинув брови, смотрела на сына:

– И давно тобой такая послеобеденная сонливость стала владеть?

– Да так, не помню, – легкомысленно ответил Павел.

Екатерина с опаской отхлебнула из своего бокала и улыбнулась:

– Ну а мне спать решительно не хочется! Тем более что впереди бал!

Гости вставали из-за стола. Екатерина исподлобья поглядывала на сына, потом на невестку и Разумовского. Эти двое стремительно переглянулись – на лицах плохо скрываемая тревога.

Екатерина слегка повела бровями на сына – Потемкин чуть приметно кивнул. Сделала знак Прасковье Александровне, указывая на Наталью и Разумовского, – та осуждающе поджала губы…

– Эй, – проворчал Ганс Шнитке и пнул кучера, лежащего на земле. – Что это с тобой? Неужто уютно тебе спать в луже?

Кучер – он был немец, тоже приехал из Гессенской земли, чтобы принцесса не чувствовала себя одинокой, – с трудом разлепил глаза, которые заливало дождем.

Поворочался неуклюже – Ганс помог ему подняться.

– Ничего не понимаю, – простонал кучер, хватаясь за голову, которая так и разламывалась от боли. – Я сидел на козлах, ну, дремал… я не помню, как свалился! И даже дождь не помешал мне уснуть!

– Может быть, ты перед отъездом выпил лишнего? – сказал Ганс, помогая кучеру подняться. – Ну давай, очнись: гости начинают разъезжаться. Господа должны еще вернуться в свой дворец, чтобы переодеться перед балом.

– Голова раскалывается, – причитал кучер. – Я, наверное, стукнулся головой…

– Не знаю, чем ты там стукнулся, – зло ответил Ганс. – Посмотри за лошадьми, а я тут огляжусь…