Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад - Фридрих Клингер

Через посланных вперед лазутчиков дьявол выяснил, что христианнейший король замышляет государственный переворот, для того чтобы избавиться от своего брата, герцога Беррийского{54}, и вернуть короне провинцию, которой он уже некогда владел. Дьявол не преминул сделать Фауста свидетелем этого события. Они ехали вдоль парка, окружавшего какой-то замок, и увидели там бенедиктинского монаха, склоненного над молитвенником. Дьявол искренне обрадовался этому зрелищу, ибо прочел на лице монаха, что тот молил мадонну о помощи в важном деле, порученном ему аббатом, и об избавлении от опасности после счастливого исхода этого дела. Монах этот был брат Фавр Везуа, духовник брата короля. Дьявол не стал мешать его благочестивым размышлениям и направился с Фаустом к замку, где их встретили очень любезно, так как они выдали себя за знатных иностранцев, приехавших засвидетельствовать принцу свое почтение. Принц весело и беззаботно жил в этом замке вместе со своей возлюбленной, госпожой Монсоро, не замышляя и не ожидая ничего дурного. Фаусту пришлась по душе обходительность принца, — он был рад встретить члена царствующего дома, который говорил и вел себя как человек, тогда как у большей части государей своего отечества он видел лишь напыщенную гордость и деревянную церемонность. Несколько дней прошло в забавах и развлечениях, среди которых первое место занимала охота. Любезность принца все сильнее привлекала Фауста. Единственное, что Фаусту не нравилось, было расположение принца к своему духовнику, бенедиктинцу. Он осыпал его всяческими милостями и доказательствами дружбы, легко подчинялся его воле, а монах все это принимал с такой лицемерно-благочестивой миной, что Фауст не мог понять, как человек с таким открытым характером мог быть любезен с ханжою. Вскоре дьявол разгадал ему эту загадку, посвятив его в тайну отношений принца и госпожи Монсоро. Любовь принца к ней была столь сильна, сколь и его страх перед адом. Поскольку супруг госпожи Монсоро был еще жив, положение принца было весьма щекотливым. Принц не мог решиться ее оставить и в то же время не хотел попасть в ад, и потому вступил на всем известную тропинку, которую монахи в Риме из корыстолюбия и жажды власти проложили рядом с религией. Когда страх перед адом начинал сильно мучить принца, он покупал себе отпущение грехов и этим успокаивал свою тревогу за будущее. Как же ему было не испытывать благодарности к человеку, который давал ему возможность наслаждаться настоящим и освобождал его от страха за будущее?

— Ты видишь, Фауст, — сказал дьявол, — во что люди превратили религию. И обрати внимание: в каждом крупном преступлении, в каждой мерзости обычно она если не играет главной роли, то, во всяком случае, успокаивает и утешает участников злодеяния.

Фаусту, так легко вступившему в сделку с совестью, рассказ дьявола не внушил высокого мнения об уме принца, однако последнее замечание дьявола глубоко запало ему в душу. Тем не менее до поры до времени он не вмешивался в события и наслаждался всем, что давало ему быстротечное время.

Однажды вечером все общество сидело за ужином в очень веселом настроении. Дьявол рассказывал смешные истории. Фауст старался заманить в свои сети на предстоящую ночь хохотушку француженку. Она отвечала на его намеки именно так, как он хотел. Все оживленно смеялись, как вдруг ужасная смерть положила конец веселью. Бенедиктинец получил в подарок блюдо прекрасных крупных персиков, которые он велел подать на десерт. Благочестиво улыбаясь, монах поднес принцу самый лучший персик. Принц разделил плод пополам и вторую половину предложил своей любовнице. Ничего не подозревая, они съели персик. Потом все встали из-за стола. Монах елейно прочел молитву «Gratias tibi»[12] и исчез. Дьявол только что хотел начать новый анекдот, как вдруг госпожа Монсоро страшно вскрикнула от боли. Ее прекрасное лицо мгновенно исказилось, губы посинели, и смертельная бледность покрыла цветущие щеки. Принц хотел поспешить ей на помощь. В это мгновение ужасный яд подействовал и на него. Он упал рядом со своей возлюбленной и воскликнул, обратив взор к небу:

— Услышь меня! Это рука моего брата. Он убил меня при помощи этого проклятого злодея! Он, который обрек нашего отца на голодную смерть{55}, потому что сам боялся быть отравленным, теперь подкупил этого монаха.

Фауст бросился, чтобы схватить духовника, но тот успел скрыться. Несколько всадников поджидали его в конце парка, и он умчался вместе с ними, а Фауст вернулся ни с чем. Смерть уже сделала свое дело, и на обеих жертвах лежала ее ужасная печать. Фауст и дьявол покинули замок и отправились дальше.

Д ь я в о л: Ну что же, Фауст, стоит ли вызывать дьявола из преисподней, когда он и без того бродит по земле, да еще в монашеской рясе? Как тебе нравится проделка этого бенедиктинца, которую он устроил по приказанию христианнейшего короля?

Ф а у с т: О, я уже готов думать, что в нас живут падшие духи ада, а мы — только их орудия.

Д ь я в о л: Тьфу! Сколь жалкой была бы доля бессмертного духа, если бы ему пришлось довольствоваться таким сомнительным, неказистым обликом! Поверь мне: хоть я и дьявол, но я настолько горд, что предпочел бы вселиться и свинью, валяющуюся в грязи, чем в кого-либо из вас, людей, погрязших во всех пороках и псе же гордо именующих себя подобием всевышнего.

Ф а у с т: Проклятый! Как смеешь ты так унижать достоинство человека?

Д ь я в о л: А ты не сердись, человек! Скажи, разве мы не подавились бы вашим высоким нравственным достоинством? Разве может дьявол вынести свет вашей добродетели? Разве этот монах не благочестив? И разве не благочестив аббат, давший ему это поручение? Разве король, который велел аббату убить принца, не христианнейший монарх и не прекрасный брат? Может ли дьявол поселиться в таких благочестивых людях?

Ф а у с т: Что могло заставить этого несчастного обречь себя на вечную муку?

Д ь я в о л: Мука далеко, отпущение грехов близко, а еще ближе награда за убийство — огромные угодья, которые сделают монастырь аббата самым богатым и самым могущественным в провинции. С тех пор как монахи извратили столь грозную для нас религию так, что теперь ад, некогда трепетавший в ожидании близкой гибели, повсюду побеждает, был ли хоть один случай, чтобы они устояли против такого соблазна?

Эта мысль как змея ужалила Фауста. Он умолк и все больше погружался в мрачные размышления о человеке и его предназначении, о нравственном миропорядке, противоречия которого он не мог примирить. События, которые он ежедневно наблюдал, раздражали его желчь, и в сердце его всходили семена еще более мучительных сомнений, ненависти и презрения к людям. Эти всходы растут медленно, как полипы, и они убивают, когда разрастаются до такой степени, что сердце уже не может их вместить.

Фауст и дьявол продолжали свое путешествие по Франции. У них было много приключений, и мрачные мысли пока еще не мешали Фаусту наслаждаться жизнью. Повсюду они находили следы когтей трусливого деспота, и Фауст ее раз пользовался сокровищами дьявола, чтобы залечить эти кровавые раны.

2

После многих приключений они прибыли наконец в Париж. Въезжая, они заметили, что город был в сильном волнении. Толпы людей устремлялись в одну и ту же сторону. Фауст и дьявол последовали за ними и вышли на рыночную площадь, где увидели помост, обтянутый черным сукном и соединенный переходом с расположенным поблизости зданием. Фауст спросил, что все это значит, и ему ответили, что сейчас должна состояться казнь богатого герцога Немурского{56}.

— А за что его казнят? — осведомился Фауст.

— Так приказал король. Говорят, что герцог враждовал с королевским домом и хотел убить дофина. Но так как допрос велся в тюрьме тайно судьями, которых назначил король, никто ничего толком не знает.

Один из присутствующих крикнул:

— Скажите лучше, что он платит жизнью за свое богатство. Во имя славы, величия нации, чтобы обеспечить себе еще большее могущество, король убивает нашу знать, да и нас самих в придачу, если мы не одобряем его действий.

Дьявол велел отвести лошадей на ближайший постоялый двор и провел Фауста сквозь толпу. Они увидели, как благородного герцога и его несовершеннолетних детей ввели в комнату, обитую черным сукном. Здесь осужденного ожидал монах, чтобы выслушать его последнюю исповедь. Взор отца был устремлен на сыновей, и он долго не мог поднять его к небу. После исповеди он снова прижал детей к своей груди. Положив дрожащие руки на головы рыдающих мальчиков, герцог взглянул на небо и сказал:

— Пусть благословение несчастного отца, которого убивают корыстолюбие и тирания, принесет счастье этим невинным! Но (здесь он со вздохом остановился) ведь они наследники несчастного отца, это обрекает их на долгую муку, они рождены для страданий. С этим сознанием я должен умереть… — Он хотел продолжать, но его заставили умолкнуть и повели на плаху.