Битва президентов - Сергей Донской

– Ты тупой или прикидываешься?

– Я…

– Головка от буя! – оборвал подчиненного генерал Луконин. – Или попытка к бегству, или сопротивление при аресте. Куда стрелять, выбирайте сами. По обстоятельствам.

– Есть, товарищ генерал, – произнес Степанцев.

– Есть на морде шерсть, – ответил солдафонской прибауткой генерал. – Если Барвин уйдет, то искать будут не его, а тебя с Белобоком.

– Белобровом, товарищ генерал.

– Без разницы. Туда, где вы окажетесь, фамилии роли не играют. – Не улыбнувшись своей шутке, Луконин спросил: – Как думаешь, майор, сколько времени вам понадобится?

– От часа до двух, – прикинул Степанцев.

– Все в оцеплении знают, как действовать при появлении преступника?

– Проинструктированы.

– Не будет таких, которые откажутся открывать огонь на поражение?

– Барвин для них не только опасный преступник, но также сексуальный маньяк, педофил и растлитель малолетних, – похвастался Степанцев. – Брать живым его никто не рвется. Считайте, он уже труп.

«Ты тоже», – отметил про себя Луконин.

Напольные часы в корпусе красного дерева начали отбивать полдень. Бросив взгляд на циферблат наручных часов, генерал коротко скомандовал:

– Приступайте.

– Есть приступать! – отозвался Степанцев.

Отключив телефон, Луконин удовлетворенно щелкнул пальцами. Звук вышел смачным, будто выстрелили из детского пугача. Повторив щелчок, Луконин направился к бару, когда новый телефонный звонок остановил его на середине пути.

Отвечать или не отвечать? Покосившись на бар, генерал вернулся к столу и взял трубку. В окошке высветился номер водителя Володи. Что ему нужно?

– Ну? – грубо спросил Луконин.

Вместо внятного ответа в трубке послышалась какая-то возня, а потом искаженный голос Володи выкрикнул:

– Не имеете права! Предъявите ордер! Руке больно, черт! Я буду жаловаться генералу…

Связь оборвалась. Луконин несколько раз подбросил мобильник на ладони, а потом со всего размаху хрястнул его об пол. Вряд ли телефон понадобится ему в обозримом будущем. Когда арестовывают личного водителя генерала, то не за горами и арест самого генерала.

«Вот и весь секрет исчезновения Разина, – подумал Луконин, не зная, чем занять сделавшиеся вдруг непослушными и суетливыми руки. – Заложил меня полковник. Сдал с потрохами. Что же делать? Как быть? Бежать? Куда?»

Подкравшись на цыпочках к двери, Луконин резко распахнул ее и заглянул в приемную. Бледная секретарша Ольга Никаноровна посмотрела на него и тут же отвела взгляд, воровато покосившись на незнакомого молодого человека, скромно расположившегося в углу. Молодой человек притворялся, что поглощен чтением журнала, но поза выдавала его напряжение. Он ждал – ждал, когда подоспеют остальные, с ордерами, пистолетами, наручниками.

Сколько веревочке ни виться…

Луконина будто спицей в сердце укололи. Зачем-то одарив молодого человека кривой улыбкой, он попятился и заперся в своем кабинете на замок. Оглянувшись, подбежал к бару, открыл его, спешно свинтил с бутылки крышечку и стал пить, почти не замечая крепости и вкуса жидкости, льющейся в глотку. Кажется, это был джин. Или виски?

В дверь робко постучали.

– Да! – крикнул Луконин, словно находился очень далеко отсюда и уносился все дальше и дальше.

– К вам пришли, – пропищала секретарша.

– Кто?

– Это очень срочно, так они говорят.

– Откройте, Борис Игнатьевич, – предложил как бы скучающий мужской голос.

Был он не одинок. Прислушавшись, Луконин различил приглушенные реплики нескольких человек, собравшихся за дверью. Станут ли они ее ломать? Почему бы и нет? Кто теперь для них генерал Луконин? Ноль без палочки. Пустое место. Плюнуть и растереть.

– Сейчас, – крикнул Луконин, бесшумно открывая сейф.

– Без глупостей, Борис Игнатьевич, – посоветовали за дверью.

– Сейчас, сейчас…

Вытащив из сейфа пистолет, Луконин отвел затвор и сдвинул флажок предохранителя. Из черного дула остро пахнуло смазкой и холодом. Подбежав к бару, Луконин торопливо схватил бутылку и стал пить, проливая алкоголь на рубашку. Зубы его то и дело ударялись о стекло, ноги тряслись, как в разгоняющемся трамвае.

«Когда я в последний раз ездил трамваем? – спросил себя он. – А троллейбусом? А в метро?»

– Борис Игнатьевич! – В дверь заколотили кулаками. – Не заставляйте нас прибегать к крайним мерам.

– Почему? – звонко спросил Луконин. – Вы ведь вынуждаете меня прибегать к крайним мерам!

– Эй? Что вы задумали? С вами просто хочет побеседовать директор управления…

Мужские голоса за дверью звучали разрозненно и фальшиво. Луконин увидел себя в отражении книжного шкафа, подошел ближе и громко предложил:

– Передайте Александру Васильевичу, что я его жду. Чем скорее он появится, тем лучше.

– Где? – спросили Луконина.

Он не ответил. Приставив пистолет к виску, Борис Игнатьевич влил в себя последние капли спиртного и скривился, словно собираясь заплакать. Выстрел разом вышиб все тревожные мысли, которые беспрестанно вертелись в его голове. Луконину стало легко и спокойно.

Оттолкнувшись ногами от пола, он взмыл в воздух, спеша покинуть кабинет, забрызганный окровавленными ошметками. Его подхватило и, словно перышко, понесло по темному туннелю, в конце которого брезжил свет. В тот миг, когда Луконин собирался захохотать от распирающего его чувства освобождения, свет погас, выход захлопнулся.

5

Солнце все сильнее нагревало влажный хвойный лес, вплотную подступивший к деревне Выселки. Машина майора Степанцева, командовавшего специальной группой ФСБ, задействованной в операции, остановилась за деревьями на проселочной дороге, не доехав до околицы полкилометра. Подчиняясь приказу майора, старший лейтенант Белобров съехал на обочину и заглушил двигатель.

Одетые одинаково, Степанцев и Белобров казались похожими друг на друга, как близнецы. Высокие, молодые, в пятнистых бушлатах и штанах, заправленных в высокие голенища армейских ботинок на шнуровке, они недавно умяли тормозки, прихваченные из дому, и были слегка вялыми.

Связавшись с подчиненными, Степанцев выяснил, что в окруженном доме по-прежнему играет музыка, но во двор никто не выходит. Похоже, что беглый прапорщик Барвин вовсю развлекается с молочницей. Иначе с какой стати ему торчать в четырех стенах?

Выслушав ответ по телефону, Степанцев произнес в телефонную трубку:

– Он с молочницей только водку жрать способен да хвастаться. Его же нормальные бабы не привлекают, ему малолеток подавай.

Версия про извращенную натуру Барвина высказывалась не впервые и вызвала обычную гневную реакцию:

– Подонок! Еще бы гомосек был, ну педераст какой, ну ладно. А то педофил. Я бы его собственными руками на ближайшей осине…

– Суд Линча нам здесь никто устраивать не разрешит. Вот если наш подопечный вздумает деру дать или набросится на нас, как зверь, вот тогда можно применять оружие. После предупредительного выстрела.

Степанцеву так понравилась собственная шутка, что он засмеялся.

– Когда начинаем? – спросил офицер в засаде.

– Пусть из берлоги выберется, – решил Степанцев, понимая, что свидетельница им ни к чему. – Без команды никаких действий не предпринимать, сидеть тихо, не высовываться. Если вдруг Барвин направится в нашу сторону, то его продвижению не препятствовать, себя не обнаруживать. Мы его сами возьмем. Хоп! – Он ударил кулаком по ладони, словно давя комара или муху. – Вспомним боевую молодость, а? – Ухмыляясь, Степанцев подмигнул точно так же ухмыляющемуся Белоброву. – Тряхнем стариной?

– Тряхнем, – поддакнул напарник.

– Может, скрытно сопровождать Барвина? – спросил по телефону офицер в засаде. – Ну, если он на вас попрет, товарищ майор. Так, на всякий случай.

– Никаких всяких случаев быть не может!

Оперативный сотрудник хмыкнул. Видимо, полной уверенности, что все пройдет как по писаному, у него не было.

– А давайте используем эффект неожиданности, – сказал он. – Ворвемся в дом с четырех сторон, положим этого сучьего сына… Виноват, возьмем его тепленьким.

– Лишний шум нам ни к чему, – покачал головой Степанцев. – Зачем пугать мирных жителей? Они, понимаешь, с утра до ночи на трудовой вахте, а мы военные действия у них разворачивать будем?

Не слишком удачно подражая Ельцину, Степанцев тем не менее снова расхохотался. Он был здоровым, сытым, веселым мужчиной, не расположенным к меланхолии, вот и смеялся любой удачной или не самой удачной шутке.

– Тогда такой вариант, – не унимался голос в телефонной трубке. – Допустим, я переодеваюсь в местного жителя. Открыто захожу через калитку во двор, поднимаюсь на крыльцо, стучу в дверь.