Одна птичка начирикала - Злата Иволга

***

— Вы правильно угадали с перьями, ― говорил Третьяк, удобно расположившийся перед благодарными слушателями в любимом кресле Томилы. Она пожертвовала им в обмен на историю убийства. ― Бажена просто взяла стрелу у Ворона так же, как еще раньше утянула кистень у Путяты. Она верно рассудила, что он бросит тень на и так не слишком чистого перед законом кабатчика. ― Третьяк отпил квас и блаженно вздохнул. ― Господарь Тур так и жаждал его крови.

Столичный дознаватель, держащий на скуле у глаза кусок льда, недовольно прищурился.

— Но как вы-то заподозрили Бажену? ― обратился к нему Лют, который окончательно решил сменить гнев на милость и смириться с женихом прекрасной Ярославы.

— Ложь, ― коротко ответил Тур. ― Я вспомнил, Ярослава упоминала о том, что непонятно, правду ли говорит Бажена. Я выяснил, что дела ее плохи, много долгов, дом заложен, и замужество с Вороном полностью спасает ее. Но она упорно отрицала, что хочет за него замуж, даже слишком упорно. И я предположил, что Бажена может лгать не только в этом.

Третьяк задумчиво покивал.

— Почтенному Распуте и вам, Лют, я от имени черноградского следственного отделения выпишу благодарность, ― сказал он. ― Не признай вы в перьях остатки стрелы, и не сообрази уважаемый Распута про кольцо, я бы до сих пор топтался на месте.

— Да если бы я вспомнил, ― махнул рукой Распута. ― Много их ко мне приходило, привороты-то просить и кольца зачаровывать. Вот Лют, значит, молодец, понял, что к чему.

Лют тоже хотел скромно приуменьшить свои заслуги, но ему помешала Томила.

— Я так и не поняла, как убили Чернаву, ― сказала она. ― Лют говорил что-то про стрелы.

— Бажена придумала использовать колдовство для убийства, только весьма необычным способом. Разобрала кистень Путяты и прицепила заговоренное у почтенного Распуты кольцо к цепи. А стрелу Ворона зачаровала на это кольцо. ― Третьяк вздохнул. ― Вот уж поистине противное дело. Бажена давно уже втерлась в доверие несчастной Чернаве и якобы помогала ей вернуть любовь мужа. Чернава и поддалась на уговоры. Ночью в определенное время встать в определенном месте в доме и сказать заветные слова. А сама Бажена точно в это время спокойно высунулась из окна своего дома, натянула лук и выстрелила. Силы там особо не требовалось. Заговоренная стрела полетела прямо к притягивающему ее кольцу, сбила тяжелую головку кистеня, спрятанную в нужном месте заранее, и… В общем, неприятные подробности мы опустим. Стрела вспыхнула и сгорела, и на месте преступления мы обнаружили только непонятные перья и само орудие убийства. Никто не приходил, никто никого не видел. Чисто сработано.

— О, ― коротко сказала Томила. ― Знала бы, никогда не пригласила ее в свой дом. Подумать только ― какая гадкая особа! Но перья-то? Почему они остались?

— Вот здесь наша гадкая особа и попалась, ― улыбнулся Третьяк. ― Насколько я понял из объяснений…эээ… свидетеля господаря Тура, в ту ночь мог идти дождь. А на намокшие перья колдовство, увы, не подействовало.

Все глубокомысленно помолчали.

— Смелый вы человек, господарь, ― сказал Распута. ― С этим вашим, значит, Баяном. Мудрейший чуть окончательно не поседел, когда понял, кого вы привели.

— Кого? ― в один голос спросили Лют и Томила.

— Да змей это был, ― устало ответил Тур. ― Я его уговорил пойти свидетелем после шуток уважаемого Третьяка. Именно змей зачаровал стрелу Бажене. И поэтому ей и пришлось заложить дом, чтобы расплатиться. Она всем рискнула ради замужества с Вороном. Но у меня не было против нее ни единого доказательства, и пришлось рискнуть.

Лют вспомнил золотые глаза незнакомца. Не показалось. Значит, можно бросить квас и выпить еще браги. Он опасливо покосился на Томилу.

— Да вы с ним, как я посмотрю, уже друзья, ― недовольно сказал Третьяк Туру. ― Устроили мне балаган в отделении. Я все спланировал, договорился с мудрейшим и почтенным Распутой, как сделать так, чтобы Бажена от неожиданности сама призналась. А вы на меня драться кинулись. А потом чуть всех не заморозили.

— Вы напали на Ярославу. Могли бы меня поставить в известность о ваших планах.

— Вы со змеем в лесах гуляли, ― съехидничал Третьяк. ― Боярыня была предупреждена. ― Третьяк осторожно потрогал нос.

— А из-за чего сцепились Путята и Ворон? ― спросил Лют.

— Ворон решил, что Путята хочет сбежать под шумок и остановил его. А Путята возьми и дай ему в глаз со словами, что, мол, давно мечтал об этом. Что Ворон гад, и из-за его тупости и непорядочности произошла вся эта история. Ворон в долгу не остался. Думаю, дело тут было в боярыне Ярославе.

Лют открыл рот, но гневный взгляд Томилы отбил охоту говорить.

— В чем-то он прав, ваш злодей Путята, ― сказал за Люта господарь Тур.

— Х-м-м… ― промычал все-таки Лют. ― Интересно, а сам-то Ворон на ком хотел жениться?

— Чего бы он ни хотел, понимал, что Бажену отец ему не простит. Поэтому и тянул с решением, ― ответил Тур. ― Мне еще писать отчет почтенному Булату, ― с тоской прибавил он.

— Да чего уж там, я сам напишу, ― великодушно сказал Третьяк. ― А вы подпись поставите и повезете радовать Булата. Теперь он может с чистой совестью готовить пышную свадьбу.

— Спасибо, ― удивленно сказал Тур и растерянно заморгал. Не ожидал, похоже, такого подарка от черноградского дознавателя.

— У вас же тоже будет свадьба? ― спросила Томила, и Лют все-таки скрипнул зубами. ― Давайте сыграем ее в нашем славном городе. И мудрейший жрец будет очень доволен.

— Томила, наверняка господарь сам захочет решить… ― начал Лют, но брательница уже зацепилась за мысль.

— Соглашайтесь, ― говорила она, видя нерешительно пожимающего плечами Тура. ― Мы поможем вам все организовать. И это будет самый замечательный праздник, который вы только можете себе представить. ― Ее глаза заблестели в предвкушении любимого дела ― готовить пир. ― Весь город соберется. Ваши Ворон с Булатом в столице от зависти кафтаны сжуют.

Лют еще не видел того героя, что устоял бы перед напором Томилы.

— Раз так, то я напишу родственникам… ― пробормотал Тур.

— Только смотрите не развалите город. И музыкантов других позовите, ― скрипуче захихикал Третьяк. ― А то…хе-хе… озеро из берегов выйдет.

— Беда какая, ― с притворным отчаянием закатил глаза Тур. ― Где ж вы всех утопленников хоронить-то будете?