Смерть - дорогое удовольствие - Лен Дейтон

– И оставьте дверь открытой, – любезно попросил я.

– И оставьте дверь открытой, – повторил за мной мсье Дэтт.

Гудзон улыбнулся, сунул портфель под руку и крепко прижал к себе, затем взглянул на Марию и Жана-Поля, кивнул и удалился, не произнеся ни слова. Я встал и прошел через комнату к окну, размышляя о том, будет ли сидеть с нами за обедом женщина в белом переднике, но тут увидел щербатый трактор, припаркованный вплотную за машиной Марии. Водитель трактора был на месте. При желании он легко мог помешать нам выехать.

Глава 30

– Читайте величайших мыслителей восемнадцатого века, – говорил мсье Дэтт, – и вы поймете, что до сих пор думают французы о женщинах.

С супом было покончено, и маленькая женщина, теперь одетая в обычную униформу горничной, собирала тарелки.

– Не ставьте тарелки одна на другую, – громко прошептал ей мсье Дэтт. – Они от этого бьются. Сходите дважды. Хорошо обученная горничная никогда не ставит тарелки одна на другую. – Он налил по рюмке белого вина каждому из нас. – Дидро считал, что женщины просто куртизанки, Монтескье говорил, что они просто дети. Для Руссо они существовали как дополнение к мужским удовольствиям, а для Вольтера они вообще не существовали. – Он пододвинул к себе копченую лососину и заточил длинный нож.

Жан-Поль, с пониманием улыбающийся, нервничал больше, чем обычно: гладил накрахмаленную манжету, украдкой поглядывал на часы марки «Картье», даже ощупал кружок лейкопластыря, прикрывающий на подбородке порез от бритья.

Мария сказала:

– Франция – страна, где мужчины командуют, а женщины подчиняются. «Она мне нравится» – величайший комплимент, который женщина может ждать от мужчины, при этом имеется в виду, что она подчиняется. Как может кто-нибудь называть Париж женским городом? Серьезную карьеру здесь могут сделать только проститутки. Потребовались две мировые войны, для того чтобы женщины получили право голоса.

Дэтт кивнул. Двумя взмахами ножа он удалил кости и твердую, сильно прокопченную часть лосося, размазал по рыбине жир и начал нарезать ломтиками; первую порцию он подал Марии. Мария ему улыбнулась. Как морщины на дорогом костюме не портят его, в отличие от дешевого, так и морщинки на лице Марии скорее добавляли ей привлекательности, чем убавляли. Я пристально смотрел на нее, пытаясь лучше ее понять. Была ли она предательницей, или ее эксплуатировали, или и то и другое?

– Все это хорошо для тебя, Мария, – сказал Жан-Поль. – Ты женщина, обладающая состоянием, положением, интеллектом… – Он сделал паузу. – И красотой.

– Я рада, что ты добавил красоту. – Она все еще улыбалась.

Жан-Поль взглянул на мсье Дэтта и на меня.

– Вот вам иллюстрация к моей точке зрения. Даже Мария предпочитает красоту уму. Когда мне было восемнадцать – десять лет назад, – я хотел дать женщинам, которых любил, то, чего хотел для себя: уважение, восхищение, хорошую еду, остроумную, содержательную беседу. Но женщины все это презирают. Страсть, напряжение чувств – вот что им нужно. Все те же банальные слова восхищения, повторяемые вновь и вновь. Им не нужна хорошая еда – у них плохой вкус. Остроумный разговор их раздражает – хуже того, он отвлекает внимание от них самих. Женщинам нужны мужчины, достаточно деспотичные для того, чтобы придать им уверенности, но в то же время не слишком хитрые – такие, которые не могли бы их перехитрить. Женщинам нужны мужчины с многочисленными недостатками, чтобы можно было их прощать. Им нужны мужчины, у которых проблемы с житейскими мелочами. Женщины превосходно разбираются в житейских мелочах. Кроме того, они помнят всякие пустяки. В их жизни не бывает случаев, начиная от конфирмации до восемнадцатого дня рождения, когда они не смогли бы припомнить какую-нибудь мелочь из того, что было на них надето.

Он осуждающе взглянул на Марию.

Мария засмеялась.

– По крайней мере, эта часть твоей тирады верна.

Мсье Дэтт спросил:

– В чем ты была одета в день конфирмации?

– Белый шелк, платье с удлиненной талией, белые шелковые туфельки с незамысловатым верхом и хлопчатобумажные перчатки, которые я терпеть не могла, – выпалила Мария.

– Очень хорошо. – Мсье Дэтт засмеялся. – Однако должен отметить, Жан-Поль, ты слишком суров к женщинам. Возьми эту девушку, Анни, которая работала на меня. У нее было очень основательное образование…

– Конечно, – перебила Мария, – женщины, заканчивающие университет, с таким трудом находят себе работу, что любой человек, достаточно просвещенный, чтобы нанять их, может требовать самой высокой квалификации.

– Именно так, – подтвердил мсье Дэтт. – Большинство девушек, которых я использовал в своих исследованиях, имели великолепную подготовку. Более того, цель исследования их глубоко увлекала. Только представьте себе ситуацию, когда требуется вовлечь мужчин-служащих в сексуальные отношения с пациентами. Несмотря на то, что на словах мужчины неразборчивы, когда доходит до дела, они выискивают кучу самых пуританских причин, чтобы этого не делать. Девушки же понимали, что это составляло существенную часть их отношений с пациентами. Одна из девушек была математическим гением и в то же время красавицей. Просто замечательной красавицей.

Жан-Поль спросил:

– Где сейчас этот математический гений? Я бы дорого дал за ее совет. Возможно, мне бы удалось улучшить технику общения с женщинами.

– Тебе бы не удалось, – сказала Мария. Она говорила цинично, не выказывая никаких чувств. – Твоя техника слишком совершенна. Впервые встречая женщин, ты льстишь им. Потом, когда решаешь, что время пришло, начинаешь подрывать их веру в себя, довольно умно и сочувственно отмечая их изъяны – до тех пор, пока они не начинают думать, что ты, должно быть, единственный мужчина, который снизошел до них. Ты разрушаешь женщин эрозией, потому что ненавидишь их.

– Нет, – возразил Жан-Поль. – Я люблю женщин. Я слишком люблю всех женщин, чтобы отвергнуть их, женившись на одной.

Он засмеялся.

– Жан-Поль считает своим долгом быть в распоряжении всех девушек от пятнадцати до пятидесяти, – тихо сказала Мария.

– Тогда ты скоро выйдешь за пределы моей активности, – заметил Жан-Поль.

Свечи догорали, и теперь их свет сквозь соломенного цвета вино золотом сиял на лицах и на потолке.

Мария потягивала вино. Все молчали. Она поставила рюмку на стол и встретилась глазами с Жаном-Полем.

– Мне жаль тебя, Жан-Поль, – сказала она.

Служанка внесла рыбное блюдо и подала каждому sole Dieppoise,[57] соус был густым и посыпан креветками и грибами. С нежным запахом рыбы смешивался запах горячего масла. Служанка удалилась, сознавая, что ее присутствие прервало разговор.

Мария выпила немного вина и, поставив рюмку, посмотрела на Жана-Поля. Тот не улыбался. Когда она заговорила, голос ее был мягким, из него ушла вся горечь.

– Когда я говорю, что мне тебя жаль, Жан-Поль, с твоими бесконечными любовными успехами, ты можешь надо мной смеяться. Но позволь сказать: краткость твоих отношений с женщинами является следствием твоей недостаточной гибкости. Ты не умеешь приспособиться, измениться, улучшиться, наслаждаться каждый день новым. Твои требования постоянны и становятся все уже. Все должны приспосабливаться к тебе, другого пути нет. По этой же причине разрушаются браки, и мой брак в том числе. И наполовину это моя вина: двое людей становятся неизменными в своих привычках, как растения. Антитезой такого чувства является любовь. Я полюбила тебя, Жан-Поль. Любить – значит, впитывать новые идеи, новые чувства, новые запахи, вкусы, новые танцы; кажется, даже вкус воздуха становится другим. Вот почему неверность является таким шоком. Жена, привыкшая к сырой, безжизненной рутине брака, неожиданно освобождается любовью, и муж ее в ужасе от происшедшей перемены, ибо, точно так же, как я сама почувствовала себя на десять лет моложе, мой муж показался мне на десять лет старше.

Жан-Поль спросил:

– А сейчас ты видишь таким меня?

– Именно. Просто смешно, как я некогда беспокоилась из-за того, что ты моложе меня. Сейчас ты вовсе не моложе меня. Ты старомоден. Теперь, когда я больше не люблю тебя, я это вижу. Ты старше двадцати восьми лет, а я молоденькая девочка тридцати двух лет.

– Ты ведьма.

– Мой бедняжка. Не сердись. Подумай о том, что я тебе сказала. Раскрой свою душу. Раскрой свою душу – и ты найдешь то, чего хочешь: как вечно быть молодым человеком.

Жан-Поль посмотрел на нее. Он был не столь сердит, как я ожидал.

– Возможно, я пустой самодовольный дурак, – сказал он. – Но когда я встретил тебя, Мария, я действительно тебя полюбил. Пусть мое состояние длилось не больше недели, но для меня оно было реальностью. Это был единственный раз в моей жизни, когда я поверил, что способен на что-нибудь стоящее. Ты была старше меня, но мне это нравилось. Я хотел, чтобы ты указала мне путь из глупого лабиринта жизни, которую я вел. У тебя высокий интеллект, и ты, думал я, сможешь указать мне, ради чего стоит жить. Но ты подвела меня, Мария. Как и все женщины, ты слабовольна и нерешительна. Ты можешь быть верна лишь на время и лишь тому, кто рядом с тобой. Ты не приняла ни одного правильного решения в своей жизни. Ты никогда по-настоящему не хотела быть сильной и свободной, никогда в жизни не совершила ни одного решительного поступка, в который сама бы по-настоящему верила. Ты марионетка, Мария. И многие кукловоды ссорятся из-за того, чтобы тобою управлять. – Последние его слова были резкими и горькими, и он пристально смотрел на Дэтта.