Искатели сокровищ - Алик Затируха

В номере стенгазеты, представленной на смотр-конкурс, Дима, избалованный ранее выигранными у соседей спорами, пошел дальше. В этой стенгазете вообще не было ни одного призыва и здравицы, сочиненных в ЦК КПСС. Все призывы и здравицы сочинил Дима.

«Слава неоднократным победителям капиталистического соревнования – автостроителям «Тойоты»! «Труженики колхозов и совхозов, равняйтесь на передовиков производства сельхозпродукции – фермеров Баварщины и Оклахомщины!» – этих и подобных им конструкций, где фигурировали строители, передовики полей и другие труженики, никто бы и не заметил. Но вот самую страшную Димину ересь ревнивый глаз все-таки обнаружил.

«Слава банкирам Уолл-Стрита – надежному оплоту капитализма!» – такое святотатство отыскавшая его блюстительница нравов не решалась произнести даже шепотом. Она лишь дрожащим мизинцем показала другим членам жюри эту строку.

Бабин побагровел. Создатель этой стенгазеты хорошо знал, что он будет смотреть ее. Значит, она и задумывалась как вызов ему, Бабину: «Ничего не заметишь, парторг, проморгаешь мое хулиганство. Ты, как дикий туземец, обратишь внимание только на яркую броскую обертку каждого призыва и здравицы, а их содержания не увидишь. Все вы, партийные чинуши, мастаки только по верхам глядеть…» И ведь удалось дерзкому шутнику посадить его в глубокую лужу. Вон сколько смущенных свидетелей этого…

«…В Москве и без наших лимитчиков всякой инакомыслящей швали хватает!» – подвел итог своей короткой гневной речи около провинившейся стенгазеты товарищ Бабин.

… – И чем же, Дима, тебе грозит этот товарищеский суд? – спросил я. – Каким может быть приговор?

Дима невесело усмехнулся:

– Как уже сообщили информированные источники, меня лишат временной прописки в Москве и предложат немедленно возвратиться в бандустан постоянного проживания.

Он сел на велосипед и, прощаясь, поднял руку.

– Подожди, Дима, – остановил я его. – А присутствие представителей уфологической общественности на этом суде допускается?

– Он будет проходить в красном уголке нашего общежития. Вход очень даже свободный. А моих ближайших соседей под расписку обязали прийти туда.

– Ты не будешь возражать, если мы выделим на этот процесс группу моральной поддержки?

Дима молча встал с велосипеда и крепко пожал руку каждому члену экспедиции.

…Утром в ней произошла злая перепалка между худруком и комиссаром. Оба считали себя обязанными войти в группу моральной поддержки. Некого было оставить на хозяйстве.

… – Распетушился, салабон! – впервые позволял себе такие резкие выражения Вася. – От тебя там, наверное, будет больше пользы? Тебе там, наверное, не придется хлопать ушами?.. Тоже мне аника-воин нашелся!

– Моня, дружок, успокойся, – просил я. – Мероприятие – явно с политической окраской. Поэтому явка политруков на него – строго обязательна. Вот меня ты можешь заменить. Хочешь отозвать мою кандидатуру?

На это Моня не посягал.

– Все твои запасы моральной поддержки мы с Васей прихватим с собой. Тебе нельзя отвлекаться даже на самые громкие процессы. Твоя стратегическая жизненная задача – делать себе Имя в искусстве. Вот бери кисть и делай. Вася будет вести стенограмму суда и представит тебе ее с подробными комментариями…

– Партизан, не увязывайся за нами, – пришлось приказать охраннику экспедиции, когда мы с Васей направились в Москву. – Таким подозрительным субъектам нечего делать в красных уголках. Вдруг облаешь там «Моральный кодекс строителя коммунизма» – и комиссару придется отвечать за тебя. Оставайся с Моней и будь беспощаден к любому, кто помешает его вдохновению.

…Народу на товарищеский суд, преимущественно проживающих в этом общежитии ЗИЛа лимитчиков, было мобилизовано много. Мы с Васей с трудом нашли себе места в переполненном красном уголке.

Как повелось, председательствовал в суде какой-то работяга, здоровенный мужик с лицом, наскоро вырубленным в какой-то российской деревне одним топором. Он уважительно прислушивался к инструкциям сидящего рядом с ним товарища Бабина, согласно кивая головой.

Диме было предложено сесть на стул, который специально был поставлен так, чтобы подчеркнуть оторванность подсудимого от сидящих сплоченными рядами товарищей. Встретив глазами группу моральной поддержки с полянки имени ХXV съезда, он благодарно улыбнулся.

– Слово предоставляется парторгу УЖКХ товарищу Бабину Анатолию Александровичу, – пробасил председатель товарищеского суда.

Бабин строго посмотрел на Диму Иванова и начал свое слово.

– Товарищи! Напомню, почему мы сегодня вынуждены прибегнуть к такому серьезному средству советской воспитательной системы, как товарищеский суд. Идеологическая борьба двух миров, двух полярных мировоззрений не ослабевает. Теряющий с каждым днем свои позиции мир капитала не жалеет сил и затрат на пропагандистскую войну. Нет никаких сомнений в том, что он ее проиграет. Но жертвы этой войны с нашей стороны, увы, есть. Легковерные простаки еще находятся. Я им сочувствую. Но сочувствовать тому, кто подыгрывает нашим идеологическим противникам, я, как коммунист, не имею права!..

Давая аудитории время прочувствовать преамбулу своей речи и быть готовыми вынести подсудимому самый суровый приговор, Анатолий Александрович отпил несколько глотков воды.

– Иванов получил временную прописку в столице нашей родины городе-герое Москве. Получил возможность трудиться на одном из флагманов советской промышленности – орденоносном ЗИЛе. Получил место в его общежитии. Пожалуйста, оправдывай данный тебе аванс называться москвичом – работай, учись, в часы досуга посещай театры, музеи, выставки. А что делал в часы досуга Иванов? Откуда растут ноги его идеологического перерождения? Откуда почерпнул он славословия в честь угнетателей рабочего класса и крестьянской бедноты? Он почерпнул их из мутного фонтана, исторгаемого пресловутым «Голосом Америки» и подвизгивающими ему подголосками. Весь свой досуг Иванов, вероятно, и посвящает их холуйскому прослушиванию…

Парторг УЖКХ ЗИЛа вволюшку поплевал в мутные фонтаны и снова посочувствовал тем работникам флагмана советской промышленности, которые не замечают зловонности этих источников информации. Но сочувствовать и потакать тому, кто способствует отравлению информационным ядом других, он не станет. Коммунист, коренной москвич, он, насколько позволяют ему служебные и партийные права, будет пресекать распространение в столице идеологической заразы.

– …Наше общество, ваше, товарищи, рабочее общество вправе оградить себя от выкормышей западных радиодиверсантов. Сорную траву – с поля вон! – закончил товарищ Бабин свое выступление.

Мы с Васей переглянулись. «Выкормыш западных радиодиверсантов» – это может стать основанием и более серьезных последствий для Димы, чем только лишение московской прописки и депортация в бандустан постоянного проживания.

Выступили один за другим два проживающих в этом общежитии лимитчика, вероятно, ещё накануне проинструктированных в УЖКХ товарищем Бабиным. Но оба не столько обвиняли в чем-то Диму Иванова, сколько убеждали образцовый город в том, что за них-то он может быть спокоен. Всю информацию они черпают только из животворных источников программ «Маяк» и «Время», а о пресловутом «Голосе Америки» и по сей день ничего бы не знали, не ведали, не случись этот суд. Как можно было догадаться по ухмылкам сидящих в красном уголке их товарищей, образцовому городу не следовало принимать эти показания за чистую монету.

Тихим и противоречивым стало короткое выступление коменданта общежития. Подчиненная УЖКХ по административной линии и товарища Бабина – по партийной, она в общем и целом поддерживала сегодняшнюю суровую акцию советской воспитательной системы. Однако где-то в сносках, скобках и примечаниях отметила, что Диме Иванову, вероятно, частенько приходилось отрываться от холуйского прослушивания «Голоса Америки» и что-то в общежитии прибивать, красить, клеить, переставлять, погружать-выгружать, выступать чуть ли не за все его спортивные команды…

А воспитательница Нина заданного товарищем Бабиным обвинительного уклона вовсе не поддержала.

… – Дима Иванов – не просто хороший человек. Он – замечательный человек! – ее голосок дрожал от волнения. – Работящий! Безотказный!.. Кто у меня первый помощник? Дима Иванов – вот кто. Без него я – как без рук…

– Не надо, Нина Ивановна, дифирамбы здесь петь Иванову, – перебил ее Бабин. – Это суд, а не церемония награждения.

Нина как будто не услышала строгого замечания.

– Дима – удивительно добрый человек. Его велосипед только на выставках показывать – а кому он хоть раз отказал дать на нем покататься?.. Малышня из соседних домов визжит от радости, когда видит его. Знают, пока всех их не покатает, не уедет…