Иосип Броз Тито - Евгений Матонин

О переговорах с немцами Тито не мог не сообщить Москве. Ответ пришел сухой и раздраженный, в нем явно чувствовались сталинские интонации: «Нас привело в замешательство то обстоятельство, что вы обмениваетесь с немцами пленными, что посылаете к ним делегации, которые ведут различные переговоры с немцами, а также то, что немецкий посланник выразил пожелание встретиться лично с вами. В чем дело?.. Просим вашего объяснения по этому вопросу». Тито не скрывал своего огорчения. Он попытался еще раз объяснить причину своих поступков и заверял Москву: «Можете быть уверены в том, что наша борьба и впредь окажется незапятнанной»[167].

Этот эпизод биографии «легендарного Маршала» долгие годы попросту замалчивался официальными югославскими историками. Первым о нем публично заговорил сам Тито.

В своем выступлении по случаю 35-летия битвы на Неретве, 12 ноября 1978 года, в местечке Ябланица, он так рассказывал о происшедшем: «У меня возникли трудности в отношениях со Сталиным, которого я информировал через Коминтерн. Я сообщил, что мы с немцами обмениваемся пленными, поскольку, среди прочего, нас изводил голод и люди от истощения падали замертво. Он мне ответил очень грубо, указав, что мы обмениваемся пленными с врагами. А с кем другим обмениваться пленными, если не с врагами? Тогда я Сталину ответил кратко: если не можете нам помочь, оставьте нас в покое, мы как-нибудь сами выкрутимся. Когда в 1944 году я встретился со Сталиным в Москве, он меня довольно остро критиковал за этот ответ. Я на него посмотрел и сказал: товарищ Сталин, если бы вы были на моем месте, то, вероятно, ответили более грубо. Тогда он отшутился… Уверен, мало кто не одобрит то, что мы сделали. Мы спасли сотни наших людей, хороших борцов и активистов»[168].

В этот же день Тито заявил еще и следующее: «Кто может нас сегодня упрекнуть в том, что мы предпринимали шаги, чтобы укрепить наши ряды, разумеется, не прекращая при этом боевых действий. Ни у кого из нас даже мысли не было, что немцы перестанут сражаться против нас. Мы знали только: им нужна передышка, чтобы разработать новый стратегический план, но были уверены, что вновь начнем сражаться друг с другом… Но, как я уже сказал… мы проводили в жизнь стратегический план передислокации частей в направлении Черногории, Санджака и далее Косова, Южной Сербии и Македонии для их пополнения новыми силами»[169].

«Мне показалось, что удар пришелся в самое сердце»

Когда Тито получил донесение о начале нового наступления немцев, он воскликнул: «Мы никогда прежде не были в большей опасности! Нам придется вернуться обратно в Западную Боснию! Другого выхода нет!» «Вот и все наши переговоры», — с горечью заметил Джилас, но Ранкович ответил ему: «Сейчас у нас нет времени, чтобы обсуждать этот вопрос»[170]. Времени у них действительно было мало. 15 мая 1943 года немцы и их союзники начали против партизан операцию «Шварц» («Черный»). Теперь против главных сил Тито — примерно 20 тысяч бойцов — было задействовано, по различным оценкам, 100–120 тысяч солдат и офицеров Германии, Италии, НГХ и четников.

Ожесточенные бои продолжались всю вторую половину мая и начало июня. НОАЮ продвигалась на северо-запад. План Тито состоял в том, чтобы перейти реку Сутьеску, а затем резко повернуть на юг, выскользнув, таким образом, из кольца окружения.

Нужно было двигаться как можно быстрее, но и теперь, как во время перехода к Неретве, скорость движения армии сильно сдерживали обозы с больными и ранеными. Тито выпустил короткий приказ: «Не бросать ни одного раненого!» Он приказал сотрудникам Агитпропа, который возглавлял Джилас, отложить все дела и помогать санитарам в перевозке раненых бойцов. Телег и тем более машин для их перевозки не хватало, да и в горы они поднимались с трудом. Партизаны сажали раненых на лошадей: один вел лошадь, а другой придерживал раненого в седле. Но об этом узнали немцы и перебили всех лошадей в округе. Теперь каждого раненого несли два бойца.

Битва на Сутьеске вошла в историю еще и как самое ожесточенное сражение, в котором пленных не брала ни одна из сторон. Некоторые раненые бойцы кончали жизнь самоубийством. Джилас видел, как одна из партизанок была ранена в бедро и не могла двигаться. Тогда ее муж застрелил ее, а потом застрелился сам.

24 мая Тито получил важные новости: во-первых, англичане собираются прислать к партизанам военную миссию: во-вторых, Москва сообщила, что распущен Коминтерн (решение об этом было принято 15 мая 1943 года). Тито предположил, что это неожиданное решение принималось, видимо, без согласования с компартиями, однако был доволен — Гитлер лишился оснований утверждать, что агенты Коминтерна готовят мировую революцию. «Кроме того, коммунистические партии теперь смогут проявить собственную инициативу», — считал он[171].

Британская военная миссия прибыла в ночь на 28 мая. Англичане стали свидетелями самых ожесточенных боев в долине реки Сутьески 8–13 июня. Партизаны были зажаты со всех сторон и пытались пробиться через кольцо окружения в горы Восточной Боснии. Тогда, по оценкам югославских историков, погибло восемь тысяч бойцов армии Тито.

В бою при Сутьеске была тяжело ранена жена Дедиера Ольга. Через несколько дней она умерла от гангрены. «Было темно, в кронах гигантских елей гудел ветер, — вспоминал Дедиер. — Ножами и голыми руками мы вырыли Ольге могилу — лопат у нас не было. Немцы уже заняли находившуюся на равнине деревню — там можно было бы попросить лопаты. Партизан-подрывник Лазо руками выгребал из могилы землю. „Владо, мы добрались до камня“, — сказал он. Мы опустили мою жену в эту неглубокую могилу, прикрыли ее дерном и сверху завалили камнями. Мы сняли шапки, грянул четырехкратный ружейный салют, и партизан Лазо воскликнул: „Да освятится ее память!“ Затем мы двинулись в темный лес догонять наших товарищей»[172].

9 июня Тито с членами британской миссии и охраной вышли на небольшую лесную поляну. В это время появились немецкие самолеты, полетели бомбы. «Я укрылся за стволом сломанного бука, когда рядом со мной разорвалась бомба и все покрылось мраком, — рассказывал Тито. — Мне показалось на какие-то секунды, что я погиб. Мою собаку — Люкса, прикрывшую мне голову своим телом, разорвало на части… Чуть дальше лежал погибший английский капитан Стюард, и его ноги торчали вверх… Еще дальше Джуро (Джуро Вуйович — ординарец и охранник Тито. — Е. М.)… Среди этого опустошения я вдруг увидел на искореженном дереве небольшую лесную птичку, издававшую жалобные звуки. Взрывом ей перебило ногу и повредило крылья… Это крохотное создание стояло на одной ноге, подергивая крылышком. Эта картина глубоко врезалась мне в память»[173].