Дорогой широкой - Святослав Логинов

А другие, медлительные и упрямые, живут так, будто слово дали не сворачивать с выбранного маршрута и никогда не возвращаться пройденной дорогой. Хорошо, если жизнь одарит их простыми мудростями, что родные дороги пройденными не бывают, тысяча километров — не крюк, а к маме заехать — всегда по пути.

Сухонькая фигурка с рябиновой палкой в руке стояла на пригорушке, слепо глядя вслед отъезжающим. Что она может видеть больными глазами в такой дали? Разве что тёмное пятнышко катка… Едет кто-то, а кто — разбери-пойми. И куда едет? Уезжает или в гости надумал?..

Уже и уехавшие не различали позади ничего, кроме грозовой синевы леса, а женщина на прощальном пригорке всё стояла, глядя вслед.

Не забывай, не забывай!

ГЛАВА 10

ДАЛЬНЯЯ ДАЛЬ

Эх, дороги!

Через полчаса начало темнеть, воздух, не испачканный городской гарью, приобрёл прозрачную фиолетовость, небо над головой вызеленело, потом стало меркнуть, и над полосой заката открыла глаз Венера. Звёзд становилось больше, багровый отблеск умирающего дня, не желая бледнеть, истончался, словно впитываясь в землю.

— Церковь стоит, — произнёс Богородица и широко перекрестился.

— Где? — Юра тормознул и принялся оглядываться в поисках несуществующей церкви.

— Вон влево от дороги, на холме.

— Нет тут никакой церкви… — начал было Юра, но осёкся.

За неширокой мокрой ложбиной на холме стояла церковь. Виден был лишь чернеющий на фоне заката купол и крест на нём, немыслимо чётко врезавшийся в пламенеющее небо. Ошибиться было невозможно, но и поверить своим глазам — тоже.

Юра гулко сглотнул слюну.

— Нет тут никакой церкви, — повторил он вопреки очевидному, — и не было никогда.

— Вот же она, — указал Богородица не рукой, а подавшись вперёд всем телом. — Прежде, может, и не было, а теперь поставили.

— Кто?

— Люди, кто же ещё?

— В Охоне есть церковь, старинная, — подсказал Гриша. — Может, это мы её видим?

— Какое — видим?! До Охоны двадцать километров, а церковь там не на холме, её и вплотную не сразу заметишь. А в этой стороне Сидорово верстах в трёх. Но там никакой церкви вовек не бывало.

— А теперь, значит, есть.

— Сам посуди, в Сидорове — и церковь! Кому она там нужна?

— Людям.

— В Сидорове, — словно маленькому принялся объяснять Юра, — три человека живут, да и те на зиму по городам разъезжаются. Прежде ещё бабка Матрёна была, да померла недавно. И что же, трое дачников церковь строить начнуг? Да ни в жизть!

Купол с крестом молчаливо бросал вызов скептическим словам.

— Где двое соберутся во имя моё, — продемонстрировал Богородица знание Священного Писания, — там и я буду третий средь них.

— Ладно, — сказал Юра. — Я хотел к Эваново ехать, на Карелию, через Кордон. Так ближе получается, и дорога там, говорят, лучше. Но можно до города и через Сидорово, Барсаниху и Охону добраться. Лишних десять километров выйдет, но ради такого дела — не жалко. Поехали церковь смотреть.

— Смотреть можно и отсюда. Вон она как хорошо видна.

— Нет уж, поехали! — вся рациональная натура моториста асфальтового катка протестовала против увиденного чуда, и остановить Юрин каток теперь бы не смог никто.

Сворачивать к Сидорову не пришлось. Едва каток сдвинулся с места, хрупкое видение распалось, открыв свою тайну. Округлая вершина большого дерева в ближайшей ложбинке, а на холме — одинокий телеграфный столб с поперечной перекладиной. Представ поодиночке, они сразу обнаружили свою материальную природу. Только в час заката и с одной-единственной точки путник может видеть нерукотворный собор. Для всех остальных чуда не существует.

— Вот видишь, — произнёс Юра почему-то с сожалением. — Я же говорил, что никакой церкви тут нет.

Как всё-таки несправедливо устроен мир! Асфальтовый каток — механизм, во всём сродный асфальту, — но страха ради милицейского не смеет показаться на сколько-либо приличной трассе. И чем мирная машина сумела травмировать нежную душу майора Синюхова?

Глухой ночью, когда лишь точки бессонных созвездий прокалывают мрак, братья Неумалихи-ны и примкнувший к ним Богородица выбрались на большую дорогу. Вообще-то, от Карельского Пестова Юре следовало свернуть направо, через Вятку и Лесное спешить к Твери, но мастер, способный починить всё на свете, жил в городе Пестово, и Юра, не рассуждая, свернул налево. Не пешком же Гришке идти, когда старший брат с машиной рядом. Верный данному обещанию не поворачивать по собственным следам, он уже прикидывал в уме, как будет выбираться из неудобной ситуации. Вообще-то, в Москву можно и через Сандово ехать, поезда едут и даже раза два в неделю доходят. Крюк, правда, получается километров сто, не меньше. Впрочем, этих крюков уже была полная ноша и ещё будут. Российские дороги прямо не идут.

На рассвете, как и ожидалось, подъехали к городу. Каток миновал красивый столб с чеканной надписью «Пестово». На некоторый срок население города превысило 15 850 человек.

Город Пестово молодой, иные его жители старше самого города, а вот название древнее и непростое. Народная молва производит название города от медвежонка-пестуна, хотя на самом деле происходит оно от слова «пясть», то есть ладонь, сложенная горсточкой. Когда в одном месте словно в пясточке собралась и добрая пахотная земля, и луга, и хороший боровой лес, да тут же ещё и вода — озеро или речка, — вот такое место и зовут Пестовым. Таких мест на Руси немало, есть поблизости Карельское Пестово, есть Пестово Русское и в Тверской области деревня Пестово имеется, а в Московской области, говорят, стоит посёлок Пестово, с ударением на первом слоге, но тоже наверняка из той же дружной семьи.

К рынку подоспели вовремя: «Металлоремонт» был ещё закрыт, но хозяин, Коля Ключник, бывший саксофонист, известный в этом качестве всему городу, уже отвинчивал болты на железной шторе, готовясь к началу трудового дня.

Юра подогнал каток вплотную к ларьку, заглушил дизель и спрыгнул на землю.

— Доброе утро, — сказал он. — Мы по вашу душу.

Коля оглядел махину катка и, предупреждая вопрос, сказал:

— Болванок для бульдозерных ключей нет. С ними вообще последнее время перебои.

— А у нас не бульдозер, — поправил Юра. — У нас — велосипед.

Коля ещё раз оглядел каток и кивнул:

— Хороший велосипед. Прочный.

— К сожалению, не очень, — вновь поправил Юра, принимая от Гриши пострадавшую гоночную машину.

— Вы мне хотя бы ларёк дали открыть! — взмолился Коля.

— Так вы открывайте, мы подождём, — в голос согласились братья, но мастер уже склонился над велосипедом, разглядывая исковерканное переднее колесо.

Смотрел он долго и внимательно, потом спросил:

— Что я вам плохого сделал, что вы это мне привезли? Вы посмотрите, у него переднее колесо в спираль Мёбиуса скручено! Как вам это вообще удалось?

— Это оно само, — посетовал Гриша. — А нам бы его обратно раскрутить.

— Задача топологически неразрешимая, — произнёс Коля, самой лексикой доказывая, что недаром он считается одним из образованнейших людей на пестовском рынке. — Хотя раз оно так закрутилось, то можно и назад перевернуть. Будем думать.

Думал он долго, и чем дольше думал, тем несчастней становился. Современный гоночный велосипед машина нежная, с какой-нибудь «Украиной» Харьковского велосипедного завода его роднит только название. С тисками и кувалдой к нему лучше не подходить.

— …ну хорошо, — бормотал Коля, — это я, положим, растяну, даже знаю как… а тут как быть? Это тебе не железо, набело не загладишь, значит, сопротивление воздуха и скорость не та… Подвеску бы подвижную поставить, да некуда. С виду велик не велик, а халтурить не велит…

Наконец, Коля поднял голову и, виновато улыбнувшись сквозь усы, признался:

— Не, братцы, как было — не получится. Моцарта слабать, конечно, можно, он даже и ездить станет, но ведь вам нужно по-настоящему. Значит, ставить запасное колесо. Неужто у вас запаски нету?

— Откуда у него на велике запаска? — сказал Юра. — Гоночник, в нём всё лёгкости подчинено. Это у меня на катке запаска есть, а у него нету.

— У тебя, говоришь, есть запаска? — переспросил Коля. Он подошёл к катку, зачем-то померил штангенциркулем толщину обечайки, почесал в затылке и вновь уплыл в глубины инженерной мысли. Можно было разобрать только, как он бормочет: — Вилка узка, таскает по три куска, надо бы развесть, чтоб таскала по шесть.

Пословицы этой Юра прежде не слыхал, мама обычно говаривала: «Ложка узка, таскает по два куска, надо бы пошире, чтоб таскала по четыре». А вилка, значит, в любом формате оказывается на треть производительнее.

— Так! — заключил Ключник. — Помните мою доброту, сделаю всё как следует быть. Запаску с катка снимем и поставим на велосипед. Вилку малость придётся расширить, рулевую тягу тоже усилим, и всё у нас будет как надо.