Звёзды — холодные игрушки - Сергей Лукьяненко

Да уж, продолжим…

— Хорошо, товарищ генерал.

Вибрация, толчок…

— «Волхв», вы на орбите, — тоскливо сказал Гиллер. — Дальнейшая радиосвязь — со станциями СКОБы. Вы обязаны выполнять все их инструкции. Джампер не включать.

Он помолчал, прежде чем неуверенно добавить привычное пожелание:

— Удачного возвращения…

Наступила тишина. СКОБа то ли не спешила принять контроль, то ли никак не могла настроиться на корабль.

— Можно? — спросил Счетчик. Уже не «снизу». Исчезли верх и низ, исчез грохот двигателей. Мы были на предварительной орбите.

Щелкнул обтекатель, и в лобовых иллюминаторах открылся бело-голубой купол. Земля. Еще не шар, уже не плоскость. Мы вырвались из плена земного притяжения, но планета была еще рядом, еще тянула нас к себе, тормозила, не желая примириться с потерей.

— Андрей Валентинович, как вы? — спросил Данилов.

Старик, привязанный к креслу, неуверенно пошевелился. Спросил:

— Все?

— Еще одна коррекция, — Данилова явно не испугал «Скиф». — Мы на высоте ста сорока километров. Здесь еще есть следы атмосферы.

— Красиво… — тихо сказал Хрумов. Наверное, о Земле, которую он впервые увидел со стороны.

Джамп — дело нешуточное. Теоретически его можно делать хоть с поверхности планеты, беда лишь в том, что тогда вместе с кораблем в гиперпространство уйдет участок планеты. Причем изрядный — с полкилометра диаметром. Планету жалко, она у нас одна. А самая большая неприятность, что в точке джампа останется полный вакуум. Эффект от взрыва, когда пустоту в таком объеме заполняет окружающий воздух — пострашнее водородной бомбы. Неваду, при единственном наземном испытании джампера, тряхнуло так, что землетрясение, разрушившее Лос-Анджелес, показалось американцам мелкой неприятностью. А старт из верхних слоев атмосферы вызывает чудовищной силы ураганы.

— Станция «Гамма» вызывает «Волхв», «Трансаэро». Станция «Гамма»…

Голос был серьезный. Военные шутить не станут. Они застоялись, точнее — зависелись, на своих боевых станциях, отважные повелители лазерных пушек и атомных ракет. Впервые за всю историю «СКОБы» им представился шанс послужить человечеству.

Во всяком случае, так они считают.

— Транспортный челнок «Волхв». Выполняю рейс «Трансаэро» шестьдесят — ноль четыре, — ответил Данилов. — Земля — Джел-17. На связи командир корабля полковник Данилов.

— Доложите обстановку на борту.

— Все системы функционируют нормально, — бодро отрапортовал Данилов. — В процессе старта ЦУП пробовал прервать взлет, однако команды не прошли по неизвестной причине. Выход на предварительную орбиту осуществлен согласно полетному расписанию.

— «Волхв», вам приказано не менять орбиты.

— «Гамма», мы находимся на неустойчивой орбите. Прошу разрешение на проведение коррекции.

— «Волхв», в коррекции орбиты отказано. Включение двигателей будет рассматриваться как прямое нарушение правил безопасности.

— «Гамма», вы нас угробить хотите? — Данилов повернулся к Счетчику и сделал легкий взмах рукой.

— «Волхв», ваша орбита позволит функционировать более трех суток. Оставайтесь на ней и ждите распоряжений.

— Есть, «Гамма».

После короткой паузы невидимый собеседник поинтересовался:

— Данилов, на борту челнока есть посторонние?

— Не понял вас, прием.

— Данилов, по нашей информации на борту челнока двое гражданских лиц. Подтвердите или опровергните.

— «СКОБа», подтверждаю.

Я дернулся в кресле. Он что, сдурел?

— Данилов, это Игорь Устинов, — сказал СКОБист.

— Я тебя узнал, Игус, — отозвался Данилов. — Потому и сказал.

— Правильно сделал. Шурка, не дергайся, хорошо? Ты на прицеле. Будешь выходить на джамп-орбиту — я тебя сожгу. Ты меня знаешь.

— Знаю, — согласился Данилов.

— Ожидайте на связи.

Данилов отключил связь. Посмотрел на меня:

— Петр, это мой… коллега. Я его хорошо знаю.

— Сожжет? — спросил я.

— Да. И не удивляйся, что я признался. Слишком много шума. Не будь они уверены — так не волновались бы. Отпираться означало еще больше их перепугать.

— Петя… — позвал меня Хрумов. Я повернулся к нему.

На джамп-пульте, за которым сидел мой бывший дед, возился Счетчик. Хрумов, запрокинув голову, смотрел на меня.

— Что с тобой, Петя? — тихо спросил он.

— Все в порядке.

— Ты даже не спросил, как я перенес старт.

— Я думаю, ты хорошо подготовлен, — сказал я. — Даже думаю, что ты регулярно тренировался. На всякий случай.

Маша, доставая из кармана какой-то флакончик, неодобрительно посмотрела на меня. Сухо сказала:

— Петр, это не мое дело, но ты не вправе так разговаривать с дедом…

— С дедом? — переспросил я.

Андрей Хрумов дернулся, как от удара. Наши глаза встретились.

— Я все знаю, — подтвердил я.

Маша протянула флакончик деду, тот машинально принял его, не отрывая от меня взгляда.

— Зачем ты это делал? — спросил я. — Зачем лгал?

Счетчик слетел с пульта, ловко приземлился на своем кресле и прошептал:

— Траектория введена…

— Ты мне двадцать пять лет врал! — крикнул я. Данилов непонимающе уставился на нас, набрал воздуха и гаркнул:

— Отставить разборки!

Наверное, сработали какие-то инстинкты курсантских времен. Я замолчал. Дед, так и не проронивший ни слова, подрагивающей рукой поднес флакончик ко рту. Со всхлипом втянул воздух, всасывая лекарство.

— Всем приготовиться к джампу! — приказал полковник. — Потом… доругаетесь.

— Это запрещенная высота! — напомнил я.

— У нас теперь все запрещенное, — зло ответил Данилов. — Двадцатисекундная готовность.

Он снял крышку с джамп-пульта, положил руку на стартовую кнопку.

Равновесие в природе — такая хрупкая вещь. Мы уйдем в прыжок из верхних слоев атмосферы, а где-нибудь над Карибским морем возникнет сокрушительный ураган. Мы станем песчинкой, нарушившей ход отлаженных природных часов. Смертоносной песчинкой.

— Десятисекундная готовность, — объявил Данилов.

Я привык слышать гул набирающего энергию джампера, и полная тишина, повисшая в отсеке, расслабляла.

— Куда мы летим? — спросила Маша, ни к кому не обращаясь. Ответил Счетчик:

— К остаткам красно-фиолетовой эскадры Алари…

За те две или три секунды, что оставались до джампа, я успел перевести цветовую кодировку Алари в более привычные цифры. Четырнадцатый флот?

А почему — к остаткам?

И тут джампер сработал, разрывая мир пополам.

О-о-о…

…Слишком легко…

Приходя себя, в полной темноте, в той болезненной пустоте, что наступает после джампа, я вдруг подумал об этом. Слишком легок он, джамп. Слишком приятен.

Мы не должны были создавать ничего подобного.

Не вправе были!

Он дает нам иллюзию могущества, прыжок сквозь изнанку пространства. Будит надежды, заставляет бросаться в авантюры. А надо тихо и послушно приспосабливаться к Вселенной, к звездам, которым мы не нужны… Человечество — действительно ребенок, это не игра слов, это правда. Мы росли под бездонным небом, под черной бездной, что каждый вечер опрокидывалась над маленькой, плоской как стол Землей. И звезды сияли над нами, заманчивые и недостижимые, чужие драгоценности, заманчивые и недостижимые игрушки. Но мы сумели дотянуться до звезд. Рано, слишком рано. Мы коснулись их, таких манящих и желанных.

И ладони нам обжег звездный лед.

Звезды — холодные игрушки. Нам не удержать их в руках.

Но и отказаться — теперь, веря в свое величие, в свои самые быстрые корабли — не хватит сил…

— Петр… — хрипло позвал из темноты Данилов. Я молчал, я еще был там, где нет ни голосов, ни уставов, ни обязательных после джампа процедур реанимации корабля. В иллюминаторах медленно проступали звезды — сетчатка глаза отходила от шока, начинала видеть.

— Второй пилот!

— Второй пилот на посту… — прошептал я.

— Андрей Валентинович! — я слышал, как Данилов возится, пытаясь открыть ящичек аварийных средств, но у меня самого сил не было вообще.

— Я жив… — с легким удивлением ответил Хрумов. — Это… это так странно…

— Мария!

— На посту… — голос девушки дрожал, но она явно собралась. Молодец, после первого джампа некоторых пощечинами приходится отхаживать…

— Карел?

— Какая мерзость ваш джамп… — прошелестел Счетчик.

Мой бывший дед закашлялся, давя смех. Все-таки ему грели душу мучения чужого.

Данилов наконец-то достал химический фонарик. С хрустом переломил пластиковую трубку. Бледный голубой свет залил кабину.

Наши лица казались мертвенными, полупридушенными. Маша уже высвободилась из ремней, дотянулась до Хрумова, и теперь тревожно вглядывалась в его лицо. Но он перенес джамп неплохо.