Самая срочная служба - Михаил Серегин

– В каком смысле? – переспросил старший лейтенант.

– Ну как – кто герой, а кто наоборот?

– Ну, герой у нас один – это рядовой Простаков.

Стойлохряков одобрительно хмыкнул и поглядел на здоровую физиономию Лехи, которая после нескольких ударов, попавших в цель, распухла еще больше.

– Ну а засранцы были?

Резинкин понял, что ему не суждено сегодня ночевать в казарме с остальными.

«Весь взвод после этой драки явно сплотится, – думал комбат, – теперь будут все друг за друга, считай, в битве побывали...»

Старший лейтенант – вот козел! – зачислил Резинкина в разряд засранцев за неоднократное неподчинение.

«Подумаешь, я там с двумя девчонками потанцевал, че такого-то, – размышлял Витек, укладываясь на голом матрасе. – Три дня в изоляторе, жестоко. После такой битвы продолжать терпеть лишения!»

Теперь окошко у него закрыто решеточкой. А завтра – на работы. Все тело ломит. Остальные, значит, в себя будут приходить, а его на работы.

Стойлохряков быстро отпустил весь взвод отдыхать, правильно оценивая состояние своих подчиненных. Он даже, от доброты душевной, вызвал толстопопую Елизавету для того, чтобы она поколдовала над теми тремя, что лежат в конце строя. Ему было важно знать, что с этими телами ничего не случится, проще говоря, то, что они останутся в живых.

Комбат скомандовал:

– Кобзев, за мной, – и направился в штаб.

Ему необходимо было восстановить все происшедшие за этот вечер события в деталях.

– А че менты? – первым делом спросил подполковник, поднимаясь на второй этаж.

– А че менты? – повторился Кобзев, поспевая сзади. – Их не было никого. Потом только Синицына за нарядом сходила.

– Она че, дура?

Вопрос остался без ответа.

– Почему сразу не было ментов? Вот Шпындрюк, урод тоже. Знает же, в поселке мероприятие проводится – должен был порядок обеспечить. Такое скопление людей. Кстати, сколько там было?

– С нами – около двухсот человек.

Стойлохряков вошел в свой кабинет и увидел на диване неподвижное тело Мудрецкого.

– Лейтенант! – заорал он, не стесняясь, что его могут услышать на окраинах поселка.

Мудрецкий открыл глаза, кое-как собрался в кучу и поднялся.

– Почему пьяный на работе?! – кричал на него Стойлохряков, раздосадованный случившимся побоищем. Теперь неминуемы разборки с местной администрацией, хотя они сами к ним за помощью обратились.

Мысль сделать из солдат героев мелькнула в голове и засела как положительный момент случившегося.

– Я спрашиваю: почему в пьяном виде в моем кабинете?

Мудрецкий моргал, не понимая, за что на него так ополчился комбат.

– Почему не следите за личным составом, товарищ лейтенант?

Правая рука отдала честь при непокрытой голове, потом начала почесывать волосы (не очень удобно спать на диване без подушки), а в это время левая чесала между ног.

– Че такое? – бормотал Мудрецкий, теряя равновесие и делая шаг в сторону. – Вы че, товарищ подполковник, все на хрен забыли, что ли? Взяли, напоили меня, а теперь вы че-то тут начинаете.

Он не удержался и сел на стул.

– Встать! – рявкнул комбат.

Мудрецкий подорвался со своего места, словно стартующая в космос ракета, и вытянулся в струнку. Глядя стеклянными глазами на своего командира, он снова потерял равновесие. На этот раз его повело в другую сторону. Здесь его вовремя поддержал Кобзев.

Мудрецкий оттолкнул его и вытянулся по стойке «смирно». Третья попытка была наиболее удачной. Теперь он мог выслушать наставления комбата.

– Запомните, лейтенант, в армии подчиненные начальникам в жопу не смотрят. Если я вас отчитываю за то, что вы пьяны на службе, это еще не значит, что я вас спрашиваю, кто вас и когда поил.

Лицо Мудрецкого вытянулось, и единственное, на что он был способен, так это на грубость, вышедшую ему через сутки боком:

– Ну ты и говно!

Стойлохряков, который сам не отошел еще от выпитого, тихо посоветовал лейтенанту идти в общагу, а Кобзеву предложил проводить пьяного товарища, напутствуя командира третьего взвода третьей роты пожеланиями:

– Завтра утром от вас письменный отчет о происшедшем в хронологическом порядке.

Резинкин совсем не удивился врученной ему с утра пораньше лопате. Для тех, кто сидит на губе, другого упражнения еще, наверное, долго не придумают, кроме как что-нибудь где-нибудь откопать или что– нибудь куда-нибудь зарыть.

Его вывели за пределы части и обозначили фронт работ в виде рытья траншеи пятьдесят сантиметров шириной и метр глубиной для прокладки какого-то очередного кабеля. Караульный – какой-то чувак из первой роты, закуривая сигаретку, выразил надежду, что Резинкин никуда не денется отсюда и сам притопает к обеду.

Витек не стал его разочаровывать и согласился с такой постановкой проблемы. Тем более что у него все так болело, что ему было сейчас не до лопаты и уж тем более – не до бегов. Он прекрасно понимал, что всем было наплевать, сколько он там прокопает сегодня. Главное, что человек наказан. Да, он наказан.

– Я наказан, – сам себе внушал Резинкин, лениво ковыряя лопатой дерн и прикидывая, на какое время можно было бы при желании растянуть выполнение данной работы. Ведь в армии ничто не делается быстро. В армии главное – не выполнить работу, а выполнять ее, растягивая на как можно больший промежуток времени. Главное – быть при деле.

Он ковырялся около часа, затем садился, доставал сигаретку, курил. Потом брался снова за лопату – и так прошел еще час. Вышел снова чувак из первой роты. Поглядел, на месте ли он. Увидев сидящего на травке Резинкина, улыбнулся и пошел обратно на губу.

Когда Резинкин после второго перекура снова стал ковырять канаву, сзади раздалось девичье:

– Здравствуйте.

Он обернулся и увидел стоящую перед ним Женю. Она была еще лучше и еще красивее, чем тогда на дискотеке. У нее действительно были белые волосы, хоть и крашеные, а все равно белые, и такие же, как и у него, голубые глаза. Даже не голубые, а синие.

– Привет, – лопата сама выпала из его рук.

– А я вот тут тебе пирожков принесла, – сообщила Женя.

– Это здорово, – согласился Витек. – А как ты меня нашла?

– А вот так вот, шла в часть, увидела тебя, что ты тут копаешься.

Витек был просто без ума от счастья. Какая уж тут работа!

«Как хорошо, какой умный товарищ подполковник, – хвалил он Стойлохрякова, – что отправил меня на губу».

Сидя и лопая пирожки и расспрашивая Женечку о том, как ей удалось добраться до дома, Витек наслаждался жизнью. Кто бы мог подумать!

Через пятнадцать минут после Женечки к нему пришла еще и Вика, которая приехала специально для того, чтобы его увидеть, из своего Черноболотья, да еще не с пустыми руками, а с полуторалитровой бутылкой пива. Он посадил девчонок рядышком, а сам стал на их глазах с аппетитом поедать пирожки, запивая пивом.

Снова выглянул чувак из первой роты. На этот раз он не улыбался. Резина получил неимоверное наслаждение от того, что у этого придурка челюсть сыграла вниз, а на место не возвращалась. Он с полным, набитым ртом на его глазах поцеловал вначале беленькую в щечку, а потом черненькую в щечку, приобнял обеих и улыбался коммендачу.

Офигев от подобного зрелища, надсмотрщик молча развернулся и исчез. Резина весело рассмеялся ему вслед.

– А кто это был? – начали расспрашивать девчонки.

– Да придурок, – отмахнулся Резинкин, заваливаясь на травку рядом с девичьими ножками в чулочках и закуривая. – Спасибо, красивые, спасибо, хорошие, – балдел он, глядя то на девичьи ножки, то на синее-синее небо.

Глава 6

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

Дело молодое –

морды раскрашивать.

А с подводной лодки

деться некуда.

Нескладно? Зато правда.

Утром следующего дня после побоища комбат Стойлохряков тщательно выбрил лицо, попросил жену отгладить ему рубашечку, сам погладил брючки и явился на службу при полном параде. День был рядовой, обычный день, только по опыту комбат знал, что сегодня ему придется держать ответ перед Шпындрюком. И он не ошибся.

Не прошел еще батальонный развод после завтрака, а «Волга» Протопопа Архиповича уже въехала на территорию части и подкатила к штабу. Оставив майора Холодца разводить людей на занятия, подполковник поспешил повстречать своего собутыльника.

Маленький и пухленький Протопоп Архипович был мрачен и вяло поздоровался с комбатом, даже и не пытаясь своей маленькой пухленькой рученькой как следует отжать огромную лапищу.

Поднимаясь наверх, комбат снарядил дежурного по части за чаем. Батальонное хозяйство небольшое, личным адъютантом не обзаведешься – слишком уж расточительно. Поэтому и приходится дежурному по части лишний раз и чаек комбату приготовить.

В будний день-то подполковник сам себе нальет, но уж когда такое начальство лично жалует, надо все-таки немножко и пыльцы в глаза пустить. Пусть понимает, что он тоже – какая-никакая, а величина. Во всяком случае, в масштабах его Чернодырьевского поселка.