Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР - Виктория Трелина

Да-а-а,…а дедушка-то мой на год моложе бабушки…

Мы идём в Плоту мимо спецхоза, мимо автобусной остановки. Какой-то взрослый парень остановил свой мотоцикл прямо у наших ног, при этом, чуть не сбив Оксанку.

– Подвезти, Ксюха? – обратился он к ней, противно подмигивая.

Оксанка захихикала. Мы с девчонками пошли вперёд.

– Ксюш, Ксюш, Ксюша, юбочка из плюша, – донеслось до нас сквозь треск мотора. Мотоцикл светящимся пятном пронёсся мимо нас. В центре пятна развевался Оксанкин коричневый шарф. Как взрослым девчонкам не страшно кататься с пьяными парнями, ведь они и изнасиловать могут.

– Думаешь, она будет против? – цинично усмехнулась Швецова.

Я в очередной раз поразилась грубоватой мудрости малолетней модницы Ирки.

Мы завели неприличный разговор о любовных отношениях между нашими сельскими девицами и их парнями.

– А у твоей Аньки было с Колькой? – вообще я не задаю подобных вопросов, но сейчас любопытство победило.

– Вит, – Маринка посмотрела на меня с упрёком, – естественно, она же замуж выходит.

– Ничего естественного, – я попыталась заткнуть Королёву за пояс своей порядочностью, – это должно быть после свадьбы.

– После свадьбы бывает у таких, как ты, – неожиданно грубо ответила Маринка, – ты даже целоваться ещё не умеешь.

Всегда она бьёт по больному. Я и сама знаю, что отстала от одноклассниц, зачем мне об этом напоминать? Ведь Королёва сама, несмотря на свою популярность, целоваться научилась позже Гараниной и Неманихиной.

– Фу, целоваться ещё – чужие слюни глотать, – скривилась Ирка, – я даже пробовать не хочу. Я поблагодарила Швецову мысленно и успокоилась.

– Никакие слюни не чувствуются, – разъяснила Королёва, – конечно, ничего приятного, но по крайней мере, противно мне точно не было.

Видимо, Маринка поняла, что перегнула палку, пытаясь показаться совсем взрослой и распущенной.

– А у Оксанки было с нашим Виталиком, – сообщила Ирка, – он сам мне рассказывал.

– Они что, встречались? Она же старше, – кажется, я раскрыла рот от удивления. Что они сбесились все что-ли? Что за развращение малолетних. И вообще, как можно спать с кем попало, если ты этого человека не любишь?

– Чтобы трахаться, не обязательно встречаться, – снова сумничала Королёва, – и, причём здесь возраст? На своего Чернова посмотри.

У меня загорелись уши под капором. Мы же никогда не обсуждаем моих чувств к Серёжке, неужели Королёва ещё помнит, что он мне нравится. Зачем она говорит это при Ирке? Сейчас начнётся обсуждение моих вкусов.

– Тебе нравится Чернов? – Ирка начинает смеяться в открытую, – он же с детства за Бондарихой бегает. Ещё прошлым летом, когда около Оксанки улица собиралась, мы с матерью телёнка вели – а Чернов ваш с Ольгой в обнимку стоял.

Так значит, всё началось ещё прошлым летом! Когда я ещё мечтала покататься с Вовкой на горке и подарить ему модный карандаш с резинкой на конце, мой Чернов уже обнимался со взрослыми девушками. Как много я упустила в жизни! Завтра же попрошу Виталика, чтобы тот научил меня целоваться! Сижу тут – в сказки верю, порядочность берегу, так скоро надо мной все смеяться начнут.

Под навесом возле клуба горит свет, на подоконнике и рядом, толпы пацанов в одинаковых чёрных куртках и шапках, натянутых до бровей. Видимо курят, пережидают медляк. Мы подходим ближе. Первый, кого я различаю среди чёрной пацаньей толпы – Вовка Лифанов. Я начинаю улыбаться, собираясь поздороваться, но Вовка отворачивается от меня с безучастным видом. В руке у него сигарета. Что это с ним? Вовка никогда не курил, и всегда здоровался. Или, здесь, в клубе другие порядки?

На втором подоконнике наши девчонки: Неманихина с блестками по всему лицу и волосам, Гаранина в обнимку с Лабыниной и с Катькой из класса Швецовой. Катька «выбилась в люди» в этом году, потому что за лето у неё выросла грудь третьего размера. Рядом с ними ещё несколько девочек, которые выглядят, как прислуга этой четвёрки. Одноклассницы высокомерно кивают нам и тут же отворачиваются, я слышу ядовитый Лёлькин смех и обсуждения чьих-то «старинных» сапог. Невольно смотрю на свои ноги – сапоги у меня хорошие, старомодными их не назовёшь. Правда, без каблука, потому, что носить каблук при моём росте – совершенно не нужно. И чего это девчонки так враждебно настроились. Даже Юлька, которая в школе тише воды, ниже травы, смотрит с презрением из-под надранной на правый бок чёлки. На правый бок зачёсывают свои чубы мальчишки, а для девочки – это позор. Наверное, лжеподружка, Гаранина, специально не рассказала Юльке об этом: не хочет растить конкуренток.

Мы проходим незамеченными в тёплое фойе клуба. Несколько мальчишек из шестого играют в бильярд с Асиком Муртазаевым и с незнакомым усатым парнем. Королёва начинает суетиться, и натянуто смеяться. Мне хочется её одёрнуть, потому что подруга выглядит глупо. Но Асик уже заметил нас и одарил Королёву таким взглядом, что Маринкина глупость стала каплей в море глупой влюблённости почти взрослого дядьки – Асика. Подруга враз приободрилась и освоилась, скинув пуховик и оставив нас с Иркой у зеркала, Маринка, завиляв попой в мини-юбке прошла на улицу, чтобы влиться в более продвинутую компанию девчонок. Я почему-то не могу придумать, куда деть руки. Из зала доносится музыка и смех. Но при мысли о том, что нужно будет танцевать, меня вообще парализует конечности. Как представлю насмешливый взгляд Неманихиной и ехидный шёпот Гараниной. А вдруг я и танцевать не сумею. Ведь этому меня тоже никто не учил. Надо спрятаться куда-нибудь в подсобку и отсидеться до конца. Зачем я сюда пришла? Все такие другие. Почему люди считают, что в клубе нужно общаться как-то иначе, чем в обычной обстановке?

Ирка исчезла внезапно, её оттащила за руку вбежавшая в фойе, присыпанная снежинками, Оксанка под предлогом «посмотреть, не размазались ли глаза?» Я, собрав в кулак остатки смелости, гордо иду в зал, только не в большую дверь, а в обход, по узкому коридору, чтобы потянуть время, и привести в порядок сбившееся дыхание. Навстречу мне с таким же, искусственно горделивым видом, идёт одинокая Анька Губанова.

– Привет, – радостно кричит она, хотя в школе мы особыми подругами никогда не были.

Я понимаю, что Анька в клубе, как и я, впервые.

Весь вечер мы с моей подругой по несчастью занимаемся ерундой. В зал я так и не попала. Зато была за сценой, била барабанной палочкой по гремящим тарелкам, нажимала на белые клавиши ионики, отнимала у шестиклашек бильярдный шарик. Такое времяпрепровождение мне милее, чем обсуждать чьи-то наряды, и неуклюже танцевать, тушуясь под взглядами язвительных девчонок. Тем более, что выделываться мне не перед кем – Чернова в клубе нет. Видимо без Ольги он сюда не ходит. Интересно, где она? Почему не пришла? Ведь Бондариха не пропускает ни одной молодёжной тусовки.

Маринкин Юрка стоит за углом клуба с какой-то девицей в синей длинной куртке. Я видела их, когда мы с Анькой бегали в туалет. Там у туалета курят шестиклассники – малявки, которые мне по локоть. Королёва с Асиком Муртазаевым сидит в самом тёмном углу зала, я вижу их через щель в полуоткрытом дверном проёме. Кажется, Асикова рука лежит на Маринкиной коленке. Мы с Анькой бежим по узкому коридору, почти наперегонки. Школьные забавы намного интереснее зажиманий по углам. Хотя, если бы у меня было с кем зажиматься…

– Добрый вечер, – высокий взрослый парень в норковой шапке перекрывает нам путь.

Я узнаю его, это Сашка Ломов из нашего села. Последний ученик моего дедушки. Я вижу его иногда в магазине, и здороваюсь с ним «на Вы». Конечно, Сашка не совсем дядька, но при самом лучшем раскладе – Ломов старше меня лет на десять.

– Кто это? – смеясь, шепчет мне Анька, ни капли, не стараясь казаться кокетливой девушкой. Дурёха! Ведь с нами знакомится парень. Настоящий взрослый парень обратил на нас внимание. Теперь мне будет, что рассказать Королёвой.

– Александр, – взрослый парень снял перчатку и протянул мне руку.

– Виктория, – в тон ему ответила я. Губанова прыснула в кулак:

– Аня.

– А почему Вы не танцуете? – спросил Александр, язык его заплетался. Что за привычка у парней пить на дискотеках?

– Сейчас пойдём, – как можно более ласково ответила я, напомнив самой себе Королёву.

– Я Вас приглашаю, – Сашка Ломов всё еще не отпускавший мою руку, потащил меня за эту самую руку в зал.

В зале играла медленная нерусская музыка, если, конечно, музыка может быть нерусской. Нерусской бывает песня. Сейчас входит в моду группа «Айсофбейс». Никто не знает, как правильно произносится её название, и слова песен, но все пишут в песенниках: «О, медчибойс, изо мара быбэ, чисбонтэ ноу, о медчибойс, изо маара быбэ, е-е». В общем, под одну менее популярную песню этой невыговариваемой группы мы с Александром Ломовым, высоким дядькой, дедушкиным учеником, танцуем медляк вокруг ёлки. Это мой первый танец. Да, не таким я его представляла. Всё первое должно происходить с любимым человеком, а не со случайным знакомым. Ну, ничего, всё же, ничего, танец – это не поцелуй, не секс. Буду считать это черновым вариантом. Зато в следующий раз – с Черновым мне не придётся переживать – получится ли у меня правильно переставлять ноги. Танцевать, оказывается, совсем нетрудно. Зря я так боялась медляков. Я переступаю ногами, кружась на одном месте. Мои руки расположились чётко на плечах высокого Александра. Вокруг танцуют взрослые парни и девушки, из наших в кругу только Лёлька с каким-то лысым узкоглазым полупарнем-полумужчиной. Через плечо своего партнёра я смотрю на, то и дело открывающуюся, входную дверь зала. Вот в её светящемся проёме появляется чёрный силуэт, который очень напоминает силуэт Сергея Чернова. Почему-то в атмосфере всеобщей взрослости, мне хочется называть Серёжку – Сергеем. Я всматриваюсь в очертания вошедшего парня, но цветомузыка слепит глаза, к тому же, все мальчишки в своих одинаковых куртках-алясках и шапках, надвинутых на глаза, так похожи друг на друга. Я очень хочу, чтобы Сергей увидел, что я танцую со взрослым парнем, чтобы увидел наконец во мне девушку. Да, это он. Подходит ближе. Грустный. Мне не видно его глаз, но я понимаю его настроение по вялой походке и опущенным плечам. Конечно, ведь Ольги нет, а без неё ему невесело. Стоит в проходе между креслами – смотрит куда-то в мою сторону. Я отворачиваюсь – мне нет до него никакого дела.