Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР - Виктория Трелина

От лиловой помады весь день украшающей Маринкины губы, не осталось и следа. Может быть, стёрла, а может поведение Серёжки ей настолько понравилось. Мне противно это выяснять.

Большая, пустая Плотавская школа

Белый с синими полосами автобус ждёт около магазина. В восемь пятнадцать все должны быть на месте. Я, Королёва, Рустам, Швецова и Виталик занимаем самое козырное место – заднее сиденье. Впереди сидит малышня и учителя. Теперь мы каждое утро будем так ездить. Сегодня – открытие новой школы. Вместе со школой у нас меняется директор, классный руководитель и вся жизнь. Мы теперь старшеклассники, почти выпускники. Может быть, кто-то и правда уйдёт после девятого поступать в какое-нибудь училище. Сейчас все училища стали называться лицеями и колледжами.

– Ну что вы, мартышки, учителей своих новых видели? – спрашивает Виталик. После лета он всех девчонок называет «мартышками».

– Говорят, директор молодой, после института, а его жена – наша новая классуха, – поведала Королёва.

– А ещё физрук будет новый и историк, – вступил в диалог Рустам.

– И географичка, – вставила бывшая шестиклассница, а теперь ученица седьмого класса – Юлька, с впередистоящего сиденья. Она расположилась полубоком к нам, претендуя видимо на место около Швецовой.

– Учитель пения был женат, – запел Виталик, – и вёл роман с географичкой.

У меня по телу пробежал приятный холодок – эту песню летом Димка пел под гитару. Ах, лето, лето. Я, кажется, даже была немножко влюблена в Димку. Интересно, что я почувствую сейчас, когда после долгого перерыва увижу Чернова?

Мы выходим около клуба. Днём, он выглядит маленьким домиком с низкими окнами. «Приглашаем посетить нашу библиотеку», – читаю объявление на входе. Оказывается клуб – простой уютный домик с библиотекой, сценой и доброй заведующей. Почему ночью всё воспринимается иначе? От клуба видна школа, выстроенная в форме буквы «П». На крыльце какие-то фигурки. Я узнаю Неманихину и Муртазаеву, кажется, девчонки ссорятся. Больше никого не видно, несмотря на то, что сегодня первое сентября – шумный, как правило, день. Все затерялись в большом здании, рассчитанном, наверное, на несколько сотен учеников. Наши пятьдесят четыре человека вместе с десятиклассниками в этой школе будут просто не видны. Одиннадцатый класс остался доучиваться в Шумово. Королёва расстроилась, очень уж ей хотелось продолжить свою игру с троицей Юрка-Мишка-Асик. Виталик тоже расстроился, он надеялся поучиться в интернате, познакомиться с новыми девчонками, но школа у нас теперь «полная средняя» и десятый класс решено было оставить в Плоте.

– Не нужна нам утечка мозгов, – пошутила Антонина Митрофановна ещё в автобусе, – зато в следующем году вы станете первыми выпускниками новой школы.

– А у кого там мозги? – грустно вздохнул Виталик, – А выпускники первые вот они сидят (он показал на нас с Королёвой), сваливайте отсюда после девятого, девчонки. Быстрее станете городскими, быстрее замуж выйдете.

– Вот ещё! Замуж! – засмеялась Королёва, – Хомут на себя надевать.

Все засмеялись. Мне стало стыдно за подругу. В последнее время она строит из себя слишком взрослую.

…..

– Дорогие товарищи! Уважаемые господа! – волнуясь, новый директор смешал всё в кучу. Хотя сейчас многие теряются на выступлении, обращение «товарищи» устарело, а «господа» звучит как-то неестественно и смешно. Мой дедушка на митингах, девятого мая, всегда говорит «товарищи», и не стыдится этого. Да и перед большой аудиторией он не волнуется. Потому что у дедушки грандиозный опыт, а у молодого директора опыта нет. Надежда Дмитриевна – прежняя директриса пришла на помощь своему приемнику, и практически всю линейку провела сама.

– Посмотрите, какой симпатичный у нас физрук, – громко шепчет Неманихина, – просто картинка, а не мужик.

Я рассматриваю нового учителя физкультуры и ничего особенного в нём не замечаю. Низенький, коротко стриженный, стоит – хрустит костяшками пальцев. То ли дело – Серёжка Чернов. За лето он вытянулся и похудел. Теперь, пожалуй, он и впрямь выше меня на голову. Он с серьёзным видом слушает торжественные речи учителей, а потом помогает перерезать ленточку, символизирующую открытие школы. Не нужен мне никакой принц-Алёшка, и гитарист-Димка мне ни к чему. Чернов – идеал мужчины, он самый сильный, самый умный, самый-самый красивый парень мира.

Нашу новую классную руководительницу зовут Наталья Михайловна. Она, действительно, жена директора. Так же как и Ирочка, Наталья – литератор. Маленькая, большеглазая, падающая в обморок при слове «дурак», классуха сама похожа на тургеневскую девушку. Она мне нравится. Мне кажется, такие женщины привлекательны для сильного пола. Их хочется защищать. Мгновенно я понимаю, на кого хочу учиться. Ведь, моя бабушка тоже учитель русского и литературы. Литература делает женщину более утончённой и романтичной. А в моей жизни так не хватает романтики…

Этика и психология семейной жизни

В девятом классе ввели непонятный предмет «Этику», правильно он называется «этика и психология семейной жизни».

– Что вы там изучаете? – допытываюсь я у Виталика по дороге из школы.

– Да ни фига не изучаем, парты таскаем или снег чистим, – Виталик смеётся, – какой идиот придумал такой предмет? Что в семейной жизни может быть непонятного?

Дальше следует тирада пошлостей. У пацанов семейная жизнь равна сексуальной. Причём, сексом, по их мнению, можно заниматься не только с женой.

– Странно ты рассуждаешь, – я хочу выяснить, почему большинство парней считают измену – нормальным явлением, – если ты любишь жену, зачем изменять? Разве приятно заниматься любовью с нелюбимым человеком?

Виталик всю дорогу идёт в обнимку с Королёвой, Маринка периодически хлопает его по рукам, норовящим сползти ниже талии, или наоборот – подняться выше.

Неожиданно в глазах его вспыхивает шальной огонёк. Он поворачивается к моим девчонкам:

– Подержите-ка ей руки, а я её поцелую.

Ирка с Маринкой с готовностью хватают меня за рукава пуховика, они в восторге от такой идеи. Вот предательницы! Конечно, я не злюсь. Тем более, мне самой интересно, что из этого всего выйдет. Ясное дело, я не подам вида, и буду сопротивляться. Главное делать это не очень активно, чтобы Виталик не передумал. Я начинаю пищать и вырываться. Швецова хохочет и валит меня на обочину в снег. Далеко позади нас домой идут учителя, надеюсь, они не поймут, что происходит.

– Дура, пусти – ору я на подругу, – нет, нет, не хочу-у.

На самом деле я очень хочу первый раз в жизни ощутить на своих губах губы парня. И не важно, что парень не тот, которого я люблю. Чёрт, мне даже самой себе стыдно в этом признаться.

Виталик, смеясь, наваливается на меня сверху, я чувствую, что снег попал мне за шиворот.

Активно верчу головой, размышляя, догадаются ли девчонки удержать мою голову в одном положении. Сама ведь я этого не сделаю, иначе всё станет понятно.

Догадались. Королёва крепко зажимает в тиски мои уши, тем самым лишая меня слуха.

Я чувствую тепло чужих губ на своих замёрзших. Пытаюсь уловить важность момента. Как-никак, это мой первый поцелуй. Запах сигарет от лица парня, влажность тёплых губ. Никаких неприятных ощущений, никаких «слюней». Я бесстыдно замираю, на мгновение, перестав оказывать сопротивление. Думаю, этого никто не заметит. Кажется, Виталик пытается просунуть свой язык мне в рот. О, нет, это уже перебор. Это как-нибудь в другой раз. Я начинаю уворачиваться, брыкаться и хватать целователя за капюшон куртки. Он вскакивает на ноги, смеясь и почему-то краснея.

Я отряхиваюсь, обзывая друзей дураками и дурами.

– Ну как, Вит? Приятно? – хохочет Швецова.

– И ты хочешь? – закатывается Виталик, – девки, держите её.

Я чувствую что-то похожее на ревность: человек, только посвятивший меня в таинство поцелуя, хочет сделать это и с другой девчонкой. Но ничего не поделаешь, моя очередь держать Ирку. Я, делая вид, что очень рада отомстить подруге, гонюсь за ней по дороге. Швецова убегает со всех ног, видимо, её сопротивление искренне.

– Я убью тогда, только подойдите, – орёт Ирка, практически не улыбаясь.

– Да ну её, она дура, – машет рукой Виталик и поднимает из сугроба свой пакет с книгами.

Я иду и боюсь поднять глаза на человека, так легко нарушившего непорочность моих губ. Интересно, ему понравилось? Может быть, он захочет повторить? У меня в носу стоит тонкий сигаретный запах, а на губах тёплая влага поцелуя. Мне не было противно. Мне было приятно. Чертовски приятно. Что это значит? Ведь я люблю совсем другого человека. Кажется, я начинаю понимать природу измен. Боже мой, что я говорю? Дедушка, дедушка, хорошо, что ты этого не видел…