Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене - Владислав Дорофеев

Во имя „соединения материального и нематериального“. А не происходит ли это и в творчестве и в профессии?

Да, всякое развитие ведет к результату. А результат конечен, результат – это смерть. Но ведь ты создаешь нечто, что будет жить уже своей собственной жизнью, твоя духовная работа вылилась в рождение нового объекта в материальном мире, который, неся в себе часть твоей души, начинает влиять на людские умы и судьбы, а значит, изменяет этот мир. Ты создаешь своей смертью жизнь. А не переживаешь ли ты тем самым новое рождение? Завершен некий проект, ставший твоим детищем, плодом земного и мучительного духовного развития. Да, ты вынужден расстаться с ним. Как женщина должна расстаться с ребенком, которого она носила в своем чреве. Она рожает, она отдает его в мир, но ведь она отдает продолжение себя, а, отдав, получает возможность нового зачатия. Так и ты: ты не умер, ты только пережил смерть, ты совершенно опустошен, а, точнее, совершенно чист, ты открыт для нового созидания.

Не бойся результата, результат – есть возможность дальнейшего развития. И больше доверяй материальному миру. Твоя великая сила – в удивительном умении чувствовать и осязать, в способности любить и созидать, творить и изменять этот мир.

Знаешь, милый, я что-то запуталась. Все это родилось во мне вчера ночью, а сегодня я в растерянности. Может я не поняла ничего, и все это полный бред, что я пишу тебе? Скажи мне… Любимый мой, когда ты со мной – во мне расцветает женщина, просто „цветет и пахнет“. И все, что происходит со мной – от этого. Знаешь, в первую неделю после нашего расставания, я не могла носить привычные здесь джинсы, рюкзак, ботинки (привычные не потому, что, как все, а просто здесь, наверное, удобнее так). Я активно чувствовала, что это все „не мое“, что я должна ходить в юбках и платьях. Тогда и другая походка, и другой взгляд, и другое настроение. На самом деле так было всегда, я имею в виду, с декабря 1994 года. Помнишь мое зеленое платьице, в котором я была на концерте органной музыки, и как ты сказал мне потом в баре: „Ты сидишь, как женщина, привыкшая ходить в джинсах“. Я как-то очень быстро забыла об этой привычке.

Да, а мясо, видно, удалось, потому что его кто-то съел, родители даже не попробовали. Таинственная произошла история. Сковорода, накрытая крышкой, стояла на плите. Вечером открыли крышку – а там пусто. Наверное, животные съели, но как же крышка? Тут еще соседка через нас проходила в сад, но не она же?

Вот так. А сегодня – твое письмо. Родной мой, со мной происходит то же самое. Я не знаю, как мне жить, когда мы далеко друг от друга, все-таки далеко. Чудовищная боль на сердце – не видеть, не чувствовать тебя. Я с тобой, милый, и мы все преодолеем. Мне только нужно знать, что ты веришь в меня.

Я люблю тебя!»

«Я не знала своей матери. Неизъяснимый и прекрасный лик ее души запечатлелся теперь во мне навсегда. Как же многолик человек, даже если это самый близкий человек, даже если это – мать?!»

«11 июля 1996 г. Мне попался на глаза сборник эротических и порнографических западных фотографий середины 19 и начала 20 веков. На снимке, вынесенном на обложку, барышня, задницей к зрителю, лежит, голова приподнята на руке, смотрит назад через задницу на зрителя. Естественная и вечная поза. Изменились только обводы тела, а позы, выражения, симфония секса, все осталось прежним, потому что природа греха вечна в рамках человека. Так же вечно стремление запечатлеть время, увидеть, убедиться в том, что это было, и будет стало быть. Как только появилась фотография, так сразу же и запечатлевать принялись самые интимные подробности отношений мужчины и женщины. Любопытно, в 19 веке увлеченно фотографировали женщин-лесбиянок, но нет в этой книге ни одного снимка про голубых.

Еще я прочел удивительную историю. Спасибо Алешковскому. Человек по имени барон Унгерн в годы гражданской войны завоевывает Монголию, устанавливает там свое владычество, правит около года, затем идет в Россию воевать с красными, надеясь на мощнейшую поддержку других белых вождей, а главное, энтузиазм местных жителей, их потенциальную ненависть к красным. Прибалтийский немец, профессиональный военный, дослужившийся до не очень великого чина в царской армии, ставший генералом во время Гражданской войны на Дальнем Востоке. Абсолютный романтик, и как всякий романтик, попадающий в кризисную ситуацию войны, либо мгновенно умирает, либо становится диктатором, террористом, и не считаясь ни с чем, начинает ковать свою идею. Он захватил на год Монголию, был там владыкой. Воюя за святую идею восстановления самодержавия в России, Унгерн стал беспощадным убийцей и палачом по отношению к своим же, а на захваченных территориях бесчинствовал, убивая по настроению и без него. Убивая людей, верил, что берет на себя их грехи, помогает им приблизиться к богу, убивая их до времени. Верил, что убивая, он спасает всех, грешных и праведных. Затем после боев с красными, когда стало ясно, что его никто не поддержал, что жители местные, не присоединяются массово к его идее воссоздания самодержавной страны, он стал отступать. Его войско ему изменило, он бежал, затем его пленяют монголы, которых затем захватывают красные, а вместе с ними и барона. В те годы в красной России, особенно на Дальнем Востоке, барон Унгерн был величиной нарицательной, страшной и роковой. Затем красные устроили показательный процесс, затем, разумеется, казнили. Кстати, общественным обвинителем на процессе был тот самый Ярославский, на дочери которого потом женился тот самый Роман Кармен (кинорежиссер, благодаря которому я познакомился с письмом Сахарова; потому что я работал в домашнем архиве Кармена во время работы над документальным фильмом о Кармене).

История удивительна не только тем, что потенциал белого движения был огромен, и можно было бы, наверное, даже организовать отдельное русское государство где-нибудь в Монголии, на окраине Китая, или даже на нынешнем российском Дальнем Востоке. Идея книжки „Остров Крым“ у Василия Аксенова вполне и очень даже вполне реалистична. Такой „остров Крым“ мог быть всюду, все для этого было у белых. Не было только лидера, не было единства. Кстати, есть прекрасные исторические примеры Тайваня, или Гонконга, когда „белые китайцы“ основали свой нормальный Китай, хотя и маленький.

История удивительна еще и взглядами этого русского немецкого барона, который хотел воссоздать самодержавие в России через воссоздание самодержавия во всех азиатских странах, восстановления из небытия, из прошлого азиатской энергии набега и захвата, создать условия, которые позволили бы вернуть Европу к естественности, от которой еще не отказались в Азии. Идея биологического, естественного хода бытия, бытия, основывающегося на сильном человеке, а не слабом, как это произошло в западной цивилизации. И Азия еще придет к нам в гости без приглашения, точнее, уже пришла: Чечня, мусульманизация значительной части нынешнего населения Германии, Великобритании, США.

Но почему исторически значимые фигуры всегда омерзительны, почему всегда нужно завоевывать, чтобы оставить в истории след. Вероятно потому, что люди признают исключительно силу, но не просьбу. Кстати, в свое время очень убедительно это продемонстрировал еще Никколо Макиавелли: „Вообще надо усвоить, что людей следует или ласкать, или истреблять, так как они мстят за легкие обиды, а за тяжелые мстить не могут; поэтому оскорбление, которое наносится человеку, должно быть таково, чтобы уже не бояться мести… Вообще, кто становится властителем города, привыкшего жить свободно, и не уничтожает его, должен ждать, что его самого уничтожат…“

Прекрасно, скажу я. И добавлю, ничего не изменилось за столетия. Это и ясный, и единственный совет для современных завоевателей, которые ввязываются в войну, которая не является внешне войной, потому что является столкновением не государственных, а наднациональных или только личностных интересов. Исключительно сила, но не просьба – вот нам совет во взаимоотношениях и любых акциях в обществе. Ожесточения не стало меньше.

Кстати, может быть еще один взгляд. Великие завоеватели – это великие убийцы, это проводники божьей воли, они отправляют людей на небеса, они вершат судьбы людей, ускоряют или замедляют прохождение земной жизни. Поэтому люди так не терпят завоевателей, люди не выдерживают напряжения божьей воли на земле. Но ведь это – счастье для человека быть кем-то убитым, тот, кто убил, тот взял на себя все грехи убиенного. Но поскольку наша современная цивилизация – это рай для слабых, то слабые не терпят рядом сильных, слабые наваливаются скопом и уничтожают завоевателей, уничтожают детей божьих, тех, кто дышал волей бога. И поэтому есть стандарт завоевателя – это монстр в облике человека.